Ж. Аттали, президент Европейского банка реконструкции и развития, отмечает особое еврейское «чутье», благодаря которому с самого возникновения торговли "еврейские общины селятся вдоль силовых линий денег". "Уже в III в. еврейские общины сильно рассеиваются по миру, обеспечивая торговые связи от севера Германии до юга Марокко, от Италии до Индии и, быть может, даже до Японии и Кореи". И обладая наилучшей информацией — становятся советниками монархов, влиятельными людьми. Возникает "почти абсолютное, но совершенно ненамеренное, тысячелетнее господство евреев в международных финансах", длившееся до XI–XII вв. И в дальнейшем, хотя они больше не являются единственными финансистами, "их власть остается могущественной" [34], - считает Аттали.
Так, в XIX веке …английские Ротшильды устанавливают мировые цены на золото и финансируют большинство европейских правительств" [35]. Как писал в том же XIX веке наш умнейший юдофил В. Соловьев, "иудейство не только пользуется терпимостью, но и успело занять господствующее положение в наиболее передовых нациях", где "финансы и большая часть периодической печати находятся в руках евреев (прямо или косвенно) [36]. А внук раввина Маркс делал из этого факта вывод, что именно евреи — носители капиталистической эксплуатации в мире ("К еврейскому вопросу")… Еще до К. Маркса, повлияв на него, отождествил еврейство с капитализмом один из основоположников сионизма М. Гесс ("О капитале". 1845).
В это же время быстро разлагается гетто. Известная еврейская публицистка X. Арендт описывает, какими социально психологическими сдвигами это сопровождается в эмансипированной части еврейства:
"Превращение Ротшильдов в международных банкиров и их неожиданное возвышение над остальными еврейскими банкирскими домами изменило всю структуру еврейского государственного бизнеса… Это дало новый стимул для объединения евреев как группы, причем международной группы.
Исключительное положение дома Ротшильдов оказалось объединяющим фактором в тот момент, когда религиозно-духовная традиция перестала объединять евреев. Для неевреев имя Ротшильда стадо символом международного характера евреев в мире наций и национальных государств. Никакая пропаганда не могла бы создать символ более удобный, чем создала сама действительность".
"…Еврейский банковский капитал стад международным, объединился посредством перекрестных браков, и возникла настоящая международная каста. Возникновение этой касты, разумеется, не ускользнуло от внимания нееврейских наблюдателей". Члены этой касты управляли еврейской общиной, не принадлежа к ней социально и географически. Но они не принадлежали и к нееврейской общине… Эта изоляция и независимость укрепляли в них ощущение силы и гордости" [37].
X. Арендт, как и с. Лурье, также не придает должного значения религиозному аспекту иудаизма, что делает ее исследование весьма поверхностным. Она, кажется, преувеличивает и степень отхода касты еврейских банкиров от иудейской традиции (Ж. Аттали в книге о Варбургах отмечает противоположное). Но и она не отрицает значения еврейского мессианизма в социальной плоскости, отмечая происходившую его трансформацию:
"Главной особенностью секуляризации евреев оказалось отделение концепции избранности от мессианской идеи. Без мессианской идеи представление об избранности евреев превратилось в фантастическую иллюзию особой интеллигентности, достоинств, здоровья, выживаемости еврейской расы, в представление, что евреи будто бы соль земли.
Именно в процессе секуляризации родился вполне реальный еврейский шовинизм… С этого момента старая религиозная концепция избранности перестает быть сущностью иудаизма и становится сущностью еврейства" [38], - считает X. Apeндт, приводя пример Дизраэли.
И здесь сделаем то же важное замечание, что выше сказано о масонах. Не все еврей, конечно, были банкирами; огромная часть еврейского народа веками влачила в гетто жалкое существование. Не все евреи (в этом прав автор "Страны в мира" [39]) выбирают из Библии цитированные выше места: выход из гетто часто был связан именно с отказом от шовинистического мессианизма; возник даже реформированный иудаизм, утверждающий, что "законы справедливости и правды признаются высшими законами для всех людей, без различия расы и веры, и соблюдение их возможно для всех. Не евреи могут достигнуть столь же совершенной праведности, как и евреи… В современных синагогах слова "Возлюби ближнего своего, как самого себя" относятся ко всем людям" [40].
Но не эти бедные и умеренные слои еврейства бросались в глаза правому лагерю, а активные и влиятельные: финансисты, владельцы средств информации, политики — особенно те представителя возникшего в конце XIX века сионизма, которые наиболее важными местами в Ветхом Завете считали все-таки обетования, подобные приведенным выше… С такими людьми христианское окружение отождествляло цели всего еврейства (впрочем, и о других народах всегда судят по поведению их лидеров и по их священным книгам).
* * *
…Таким образом, в возникновении теории "жидо-масонского заговора" произошло совпадение как описанных свойств масонства и еврейства, так и их интересов на разных уровнях: социальном, политическом, мировоззренческом. Разумеется, не все евреи и не все масоны участвовали в этом. Но в зоне совпадения образовалось активное ядро, которое и послужило прообразом рассматриваемой теории заговора.
Наиболее впечатляюще это символизируют такие еврейские лидеры (упоминаемые в масонских энциклопедиях в числе высокопоставленных "братьев"), как, например, многие Ротшильды; вождь Всемирного Еврейского Союза А. Кремье; еврейские лидеры в Великобритании — барон М. Монтефиоре, в Италии — Э. Натан и другие (многие из них занимали также важные политические посты в странах своего проживания).
Я. Кац в своей книге рассматривает в основном такие слагаемые теории «заговора», как социальные проблемы борьбы за еврейское равноправие. Страх общества перед еврейским мессианизмом отмечен как бы пунктиром, как «предрассудок». Совершенно не отмечает Кац того, о чем говорится в упомянутых работах с. Лурье, А. Кестлера, Ж. Аттали, X. Арендт, К. Маркса, М. Гесса и др. (разумеется, все они тоже допускают много поверхностных суждений и представляют интерес только в частностях). К тому же, концентрируясь на нетипичной ситуации в Германии, Кац оставляет в стороне огромное влияние масонства в других странах, в том числе деятельность "Великого Востока".
Но и то немногое, что Кац отмечает, приводит его к выводу на примере Франции: в процессе секуляризации "в глубоком расколе французского общества евреи и масоны четко и очевидно оказались на одной стороне — в секулярном лагере… Враждебность против евреев в социальном и политическом плане смешивалась со старыми теологическими протестами в христианской традиции, преобладающей в католической Франции по отношению к еврейским надеждам на мировое господство в мессианской эре… Когда число евреев в ложах увеличилось и стадо ясно, что многие из них получили ключевые функции, произошло в некоторой степени наложение обеих групп. Требовалось лишь небольшое умственное усилие, чтобы соединить их — учитывая их социальную близость, вызванную не случайными обстоятельствами, а ставшую выражением их исторического и идеологического подобия" [41].
Как мы видим, еврейский исследователь подтверждает общность социальных, политических и идеологических целей еврейства и масонства. Он прямо связывает проблему эмансипации евреев с необходимостью целенаправленной дехристианизации как общества, так и самого масонства (его освобождения от остатков христианской символики); с этой целью "евреи вели свою битву, внутри масонства всеми средствами убеждения, бывшими в их власти" [42]. Только Кац не называет это «заговором», считая подобную борьбу за дехристианизацию мира "не подрывом существующего порядка" [43], а развитием "прогресса"…
Он даже наивно полагает, что Церковь выступала против масонства лишь из боязни "соперника, который намеревался достичь той же духовной цели другими средствами [44]. То есть Кац странным образом не понимает, что в глазах христиан и «консерваторов» эта «прогрессивная» борьба еврейства и масонства выглядела именно заговором с прямо противоположной духовной целью.
Итак, теория о "жидо-масонском заговоре" имела в Западной Европе широкое хождение уже в XIX веке. И для этого — как ни называть этот союз и как к нему ни относиться — имелись основания. Они-то и оказались отражены, по-видимому, в художественной форме — и в так называемых "Протоколах сионских мудрецов" (в том, что это никакие не «протоколы», сегодня трудно сомневаться [45]), и в романе «Конигсби» (1844) будущего британского премьера Б. Дизраэли, о котором X. Арендт пишет:
