Увы, подтвердить документально службу деда Вити в Чапаевской дивизии нам так и не удалось. Весь дивизионный архив, как и сама дивизия навсегда остались в Севастополе. Хотели, было найти свидетелей, но не нашлось и их. Остались свидетели в земле от Мекензевых гор до мыса Херсонес. И все же, провожая деда Витю в его последний путь, собравшиеся помянули его, как защитника Севастополя, исполнив просьбу старого солдата.
В дни обороны города в нем был писатель Евгений Петров, тот самый — автор и создатель бессмертного Остапа Бендера. Потрясенный увиденным, он написал: «87 лет назад каждый месяц обороны был приравнен к году, то теперь к году должен быть приравнен каждый день. Сила и густота огня, который обрушивает на Севастополь неприятель, превосходит все, что знала до сих пор военная история… Города почти нет. Нет больше Севастополя с его акациями и каштанами, чистенькими тенистыми улицами, парками, небольшими светлыми домиками с железными балкончиками. Он разрушен. Но есть другой, главный Севастополь — город адмирала Нахимова и матроса Кошки, хирурга Пирогова и матросской дочери Даши. Сейчас этот город моряков и красноармейцев, из которых просто невозможно кого-либо выделить, поскольку все они герои…»
Мир застыл ошеломленный новым подвигом Священного города. Американская «Нью-Йорк Таймс»: «Оборона Севастополя… была великолепным событием в мировой истории. Теперь мы понимаем, что после Севастополя Москва и Сталинград не могли пасть и что сила русского народа, в конечном счете, добьется победы. Оборона Севастополя — это достижение духа советского народа, духа, проявившегося в горячей ненависти к врагу и в страстной любви к самому маленькому камню, лежавшему на русской земле…»
Английская «Таймс»: «Мы отдаем должное блестящему вкладу в общее дело, сделанному Севастополем. Севастополь стал синонимом безграничного мужества, его оборона безжалостно смешала германские планы. В течение длительного времени Севастополь возвышался как меч, острие которого было направлено против захватчиков».
Даже фашистская печать, вынуждена была, сквозь зубы, признать подвиг Священного города: «Германская армия натолкнулась под Севастополем на героический отпор. Город оказался неприступной крепостью, осада которой не предусматривалась».
Летом 1997 года я посетил самое печальное и трагическое место севастопольской земли — мыс Херсонес. Именно там разыгрались когда-то последние акты обороны. Мыс Херсонес — последний отчаянный рубеж обороны Севастополя, за которым было уже только море. Мой старший товарищ, участник обороны Севастополя моряк и поэт Григорий Поженян написал о страшных и героических последних днях обороны проникновенные строки:
…А он горел, и отступала мгла
От Херсонеса и до равелина.
И тень его пожаров над Берлином
Уже тогда пророчеством легла.
…Был уже вечер, и наша машина долго петляла по размытой дождем дороге. Вместе с друзьями и детьми мы ехали на знаменитую 35-ю батарею. Я не был на мысе уже много лет и ожидал увидеть там что угодно, но увиденное все же потрясло меня. Первым попавшим нам на глаза памятником был огромный металлический крест… в память погибшим немцам! Готическая надпись значила, что является этот крест памятником примирения!!? Не знаю, может быть, и вправду пришло время иных оценок каких-то событий минувшего, но только не прощения захватчикам, да еще столь вызывающе кощунственно воздвигнутого на костях убитых ими людей…
Потрясло меня и иное. Немецкий крест, несмотря на только что прошедшие обильные дожди сиял прямо-таки вызывающей чистотой. Может кто-то, отрабатывая получаемые деньги, специально вымывал его. Стоящий же в какой-то сотне метров дальше небольшой монумент защитникам героической 35-й батареи буквально утонул в грязи. Не довольствуясь этим, какие-то неизвестные подонки забросали комьями грязи доску с именами павших. Найдя какие-то ветки, мы с сыновьями долго, как могли, выковыривали грязь. Меня душила обида за тех, кто когда-то лег здесь на последнем рубеже и горькое чувство бессилия изменить что-то в дне сегодняшнем…
Но вот и сам зловещий мыс Херсонес. Голые, безжизненные берега-обрывы. Вокруг нет ни единого куста, ибо природа, кажется, забыла об этом месте. Когда-то здешняя Голубая бухта славилась удивительной прозрачностью воды. Ныне сюда выведена городская канализация, и фонтан нечистот буквально бьет из ржавой трубы в море. В тот день на близлежащем полигоне черноморской морской пехоты шла отработка артиллерийских стрельб. Снаряды с ревом уносились в морскую даль и падали, вздымая фонтаны брызг. Далеко внизу под обрывом гудел прибой, и набегающие волны то и дело накрывали прибрежные камни, торчащие из воды, как клыки гигантских чудовищ.
Мыс Херсонес — проклятое место. Только в нашем веке он дважды становился последней точкой битвы за Севастополь. И если в сорок втором здесь погибали последние из наших защитников, то спустя два года свою чашу испили здесь и захватчики… Сколько бы раз я не бывал на Херсонесском мысу, но всегда чувствую там себя беспокойно и тревожно. Где-то здесь затаилась смерть, и ее незримое присутствие ощущаешь всегда…
Июль 1942 года стал временем уничтожения последних защитников Севастополя. Май 1944 года стал временем возмездия, которое было неминуемо и которое наступило…
О значении, которое враг придавал Севастополю, говорит такой факт: во главе армии, которой, по замыслу Гитлера, предстояло оборонять город от наступающей Красной Армии, был поставлен генерал-инженер, крупнейший немецкий специалист в области фортификации и крепостей! За всю Вторую мировую войну это был единственный случай! Время для подготовки Севастополя к обороне у опытнейшего Э. Енеке было и он его не упустил! В апреле 1944 года генерал докладывал в Берлин, что Севастополь неприступен!
Солдатам читали его приказ: «Фюрер, приказав оборонять крепость Севастополь, тем самым поставил большую и серьезную задачу… Здесь нет пути назад. Перед нами победа, позади нас — смерть. Мы останемся здесь до тех пор, пока фюрер приказывает нам сражаться на этом решающем участке гигантской мировой борьбы».
Но уже 18 апреля былая самоуверенность Енеке была сильно поколеблена. В этот день части Советской армии вышли на подступы к Священному городу. Была взята Балаклава — древнейший пригород Севастополя. А дальше произошло почти невероятное. Генерал инженер Енеке запаниковал. В своих телеграммах на имя Гитлера он умоляет о немедленной эвакуации, твердя одно и то же: «Севастополь нам не удержать. На этой земле мы обречены на смерть». Что же случилось с опытнейшим немецким воякой, прошедшим две мировые войны? Какой страшный знак судьбы явил ему Священный город? Но, прекрасно понимая, что ему грозит за такое поведение, Енеке все же решается на него. Быть может, далеко не глупый командующий 17-й армией понял, что обречена именно эта, 17-я армия, дерзнувшая два года назад посягнуть на русскую святыню. Пришедшая сюда со смертью, она обязана была здесь погибнуть и сама. Спасти ее, по мнению Енеке (а генерал сам участвовал в штурме Севастополя), не могли ни укрепления, ни опыт ветеранов (этого лучшего соединения вермахта) — все они были уже приговорены к смерти самим провидением, а потому генерал и умолял Гитлера разрешить им бежать с этой проклявшей их земли.
Однако, то что понял немецкий генерал так и не понял немецкий фюрер. Енеке был отозван, разжалован и был отдан под суд военного трибунала. Вместо него был назначен генерал Альмандингер.
В день своего назначения он так же написал решительный приказ: «…Защищать каждую пядь севастопольского плацдарма. Его значение вы понимаете… Я требую, чтобы все оборонялись в полном смысле этого слова, чтобы никто не отходил, удерживал бы каждую траншею, каждую воронку, каждый окоп…»
Вокруг Севастополя были возведены два мощнейших оборонительных рубежа, четыре укрепленные полосы, сотни дотов и минных полей. Тысяча восемьсот орудий, сто самолетов. В окопах сидела целая армия, да какая — 17-я, лучшая из лучших, почти полностью состоявшая из отборных гренадерских полков, укомплектованных ветеранами, видевшими Париж, Варшаву и Кавказ!
Весной 1944 года у стен русской святыни эта армия была разгромлена и полностью уничтожена в придачу с румынским корпусом. Остатки ее были сброшены под скалы Херсонесского мыса, а там добиты и пленены. С детства помню картину в музее Черноморского флота: мечущиеся по берегу фигуры фашистов, в безумии срывающие с себя ордена и погоны. Название картины было предельно лаконичным: «Возмездие».
Наши войска взяли Севастополь в ходе непрерывного трехдневного штурма. Врагам понадобился почти год, нам — три дня! Чудо? Случайность? Нет! Закономерность! Священный город не желал терпеть фашистскую сволочь в своих стенах. Может, именно поэтому севастопольская земля горела у захватчиков в буквальном смысле? Город исторгнул всю нечисть. Но штурм Севастополя не был легок, и священная земля еще не раз щедро омылась кровью российской.
