Церковь пугала его своей исключительной живучестью, способностью даже после самых тяжелых и, как казалось, неминуемо смертельных испытаний возрождаться в еще большей мощи, умножив число своих членов, богатство и авторитет. Диоклетиан видел в Церкви как бы «параллельное государство» в Римской империи. И если Империя преодолевала один за другим кризисы, с каждым разом со все большим трудом и с все более заметными потерями, то Церковь после всех испытаний только усиливалась.
Империя же была смыслом жизни Диоклетиана, и в ее укреплении он видел смысл своей судьбы. Следовательно, формально-логическое и рационально-историческое (т. е. обращенное к идеалам и образам прошлого) мышление Диоклетиана заставляло его видеть в Церкви главную внутреннюю угрозу существованию Империи. Гонения на христиан явились результатом более чем двадцатилетних раздумий – только вступив в последнее десятилетие своего правления, ужаснувшись того, сколь глубоко христианство упрочилось даже в легионах, он начал планомерные репрессии. Храмы христиан подлежали разрушению, имущество их конфисковывалось, христианам запрещалось проповедовать и преподавать, их изгоняли со всех должностей, а тех, кто оставался непримирим и публично сопротивлялся, предавали смерти.
Римский папа Кай
Следует однако заметить, что Диоклетиан, видимо, внутренне очень долго сопротивлялся решению о репрессиях христиан. Он пытался найти компромисс с Церковью: предание свидетельствует, например, что римский епископ Кай, занимавший кафедру до 296 года (в течение тринадцати лет), был родственником Диоклетиана. Да и с позиции рационально-государственной опасно было восстанавливать против себя весьма многочисленную группу населения, пытаться разрушить Церковь – быть может самый прочный институт в Империи. Сверх того, именно на последнее десятилетие Ш-го века пришлось много военных конфликтов и, в частности, подавление масштабного восстания в Египте («житнице Империи»). Среди легионеров было много христиан, в том числе и на высоких командных должностях. На императора оказывали мощное давление Максимиан и Галлерий. Именно они были главными ненавистниками христианства. Фактически, именно они, и прежде всего Максимиан, спровоцировали кардинальное изменение в политике Диоклетиана.
Максимиан Марк Валерий, по прозвищу Геркулий (т. е. Геркулес), соправитель Диоклетиана, сильно уступал старшему коллеге по уму и был более известен своей свирепостью. Как утверждает Аврелий Виктор (а ему вторит Евтропий и Лактанций), Максимиан отличался крайней необузданностью нрава, распущенностью, корыстолюбием и тупостью, т. е. являл по своим качествам полную противоположность своему патрону-соправителю. Выражение лица его было неизменно недобрым и хищным. Склонен был Максимиан и к коварству, которое, однако, по причине его недалекости, было всегда «шито белыми нитками». Правда, воином он был умелым и отважным: назвать его стратегом было бы сильным преувеличением, но исполнителем приказов он оказывался безупречным. Именно долгая служба с Диоклетианом (особенно в Галлии) сделала Максимина «человеком Диоклетиана». Конечно, Максимиан был чудовищем, но он был для патрона-соправителя предельно ясен и прогнозируем. И кроме того, отрицательные во множестве качества Максимиана хорошо оттеняли добродетели и ум Диоклетиана: чем более ненавидели первого, тем более ценили второго!
Император Максимиан
Жестокосердие, с которым Максимиан управлялся в своих подконтрольных территориях, было чрезмерным. Диоклетиан пытался ограничить безмерную жестокость и корыстолюбие своего соправителя, ведь в подчинении Максимиана была Италия и Африка, где было много богатых сенаторов и всадников. С его ведома против наиболее состоятельных из них выдвигались обвинения – они арестовывались и чаще всего погибали в застенках, а имущество конфисковывалось и большей частью присваивалось хозяином Италии.
Будучи сам человеком низкого происхождения, Максимиан ненавидел аристократов. Будучи сам безграмотным, он ненавидел людей образованных. Будучи глубоко порочным, лживым и ни во что не верящим, он ненавидел людей достойных и исполненных веры – потому христиане были ему особо ненавистны. Упорство, с каким Максимиан добивался репрессий в отношении христиан, не имело особенного отношения к вере – «второй август» презирал все религии. Больше оно имело отношение к неутолимой ненависти, которую он питал к аристократии: с одной стороны он очень боялся аристократических заговоров, а с другой жаждал личного обогащения через унижение знатных родов.
Так получилось, что христианство в Риме пустило мощные корни именно в среде верхних сословий – многие сенаторы и патрикии [6] были или христианами, или сочувствующими христианам. Добиваясь гонения на христиан, Максимиан добивался, на самом деле, согласия на репрессии против аристократов. В конечном счете – на удовлетворение затаенной страсти возвысившегося плебея унизить тех, кого он считал «счастливчиками по рождению», всех этих потомков Юлиев или Клавдиев, которые даже и теперь не скрывали своей брезгливости в отношении хозяина Италии.
Император Галлерий
Галлерий Гай Валерий Максимиан – фигура более сложная. В течение более чем шестидесятилетней жизни его мировоззрение проделало такие невероятные зигзаги, что отличить юного Галлерия от зрелого, а их обоих – от Галлерия, приближающегося к старости, столь же сложно, как найти сходство между юношей ослепительной красоты (это было еще до знакомства с Диоклетианом) и чудовищной тучности и безобразности стариком (это уже в конце жизни). Грубость и обаяние, добрые и злые качества в нем переплелись с исключительной прихотливостью. Он, как и Максимиан, происходил из самых низов общества – когда-то в детстве ему довелось пасти скот на берегах Дуная. Долго он будет носить неприглядную кличку Арментарий – т. е. «скотовод», «пастух».
Возвышением своим он обязан был прежде всего Максимиану и лишь отчасти – Диоклетиану. Аристократов Галлерий, как и Максимин, ненавидел люто и также люто им завидовал. Даже то, что сам Диоклетиан стал его тестем (Галлерий был женат на Валерии, дочери императора и, между прочим, глубокой христианке) не выправило всех его комплексов. Настойчивая же агитация Галлерия против христиан должна была, скорее всего, спасти репутацию и положение самого Галлерия.
Получив с 293 года в управление Балканы, он и стал ответственным за ведение боевых действий против варваров, за нерушимость римских границ по Дунаю. Вообще-то, Галлерий был отличным воином, но опыта самостоятельного ведения боевых действий, да еще столь масштабных, не имел. И оказавшись «на хозяйстве» (а Диоклетиан в это время отъехал подавлять восстание в Египте) – растерялся. Ряд грубых провалов, связанных не только с прорывом обороны варварами, но и с восстаниями в Дакии и Мезии, легко могли поставить крест на блестящей карьере «балканского цезаря». Известно, что после одного из объяснений с Диоклетианом относительно неудач Галлерий долго бежал за колесницей императора, вымаливая у него прощение. Когда Диоклетиан публично унизил своего «цезаря», это был, конечно, жест политический и был почти равнозначен «черной метке». Необходимо было срочно найти виновника, так сказать «козла отпущения». В качестве такового Галлерий указал на христиан, которые, якобы, отказывались выполнять приказы. Галлерий знал, как болезненно отреагирует Диоклетиан на такое известие –
