Когда персидские войска достигли границ Герата, шах Аббас, который все еще оставался в Исфахане, прискакал верхом и присоединился к ним, став во главе армии. Талим-хан, в юном рвении, жаждал открытого боя: он немедленно атаковал нас, и тогда шах принял вызов, хотя мы, персы, имели только 100 тысяч человек против 160 тысяч татар. В тот день, однако, удача сопутствовала нам, так как, начав великую битву против нас, татары поняли истинную цену того, как по-иному могут бороться наши командиры и солдаты, если ими командует лично их шах. Татары оказались совершенно не способными отразить наши атаки и повернули назад, спасаясь бегством, потеряв всю славу, которую они приобрели, и в то же самое время потеряв и господство над провинцией Хорасан. В своем беспорядочном бегстве они оставили своего предводителя Талим-хана, который попал к нам в плен и немедленно был казнен по приказу шаха Аббаса. Тогда мы освободили Герат, взяв в плен более 6 тысяч татарских солдат и вдобавок такое же число их женщин. Видя, что все его враги побеждены, шах отдал армии приказ вернуться в столицу Исфахан. Более того, он простил Фархад-хану его трусость и предложил назначить его правителем Герата, но Фархад-хан не изъявил желания принять назначение, так как он чувствовал себя более свободно среди интриг и скандалов двора, чем способным руководить провинцией и носить оружие. Фархад-хан, таким образом, освободил бы себя от этих обязанностей, но разгневанный шах, узнав о его отказе служить и вспомнив недавнее позорное поведение, незамедлительно приказал отрубить ему голову. Правителем Герата тогда был назначен Хусейн-хан Шамлу с гарнизоном в 40 тысяч персидских солдат; и, будучи удовлетворены и счастливы богатой добычей, мы все повернули назад, везя 24 тысячи отрубленных татарских голов и, кроме того, много пленных.
На обратном пути, однако, мы не пошли в Исфахан, так как приближенные и слуги шахского двора оставались с шахом, который пошел прямо в Казвин. Здесь некоторым из придворной знати поручили служить у принца Сефи-мирзы, самого старшего сына и престолонаследника шаха Аббаса; он родился от жены-грузинки, и в то время мальчику было около десяти лет. Было приказано затем сопровождать молодого принца в Исфахан, что мы и сделали, устроив его в подходящий дворец с услугами, соответствующими его рангу. Так прошли в Исфахане два года без каких-либо событий, о которых следовало бы упомянуть, и в конце этого времени пришли вести, что снова от неоднократных набегов турок начались беспорядки на наших северо-западных границах. Шах быстро решил этот вопрос, так как был не прочь разорвать мир с султаном Мухаммедом III, и своевременное прибытие неких англичан утвердило его в этом мнении.
Эти люди прибыли из Шотландии и через Венецию направились в Алеппо и Багдад, выдавая себя за турок. Согласно условиям существующего мирного договора (между Персией и Турцией с их вооруженной охраной), их остановили на границе у реки Чисир, где они делали вид, что путешествуют как турецкие купцы, — и так как они вполне говорили на этом языке, турецкий конвой отпустил их. Затем несколько персидских купцов, проходя мимо, перевели их через реку, а оттуда довели до Казвина, где и стало известно, кто они есть на самом деле. Прибыв из Хорасана, мы нашли этих людей уже ожидающими нас в Казвине, где, однако, шах Аббас не встретился с ними. Позднее им было дозволено пойти в Исфахан, где они были допущены ко двору и где царь дал им аудиенцию (его величество, как было сказано, до сих пор не видел их). И вышло так, что в свое время мы вместе с ними в составе посольства отправились в Испанию, но об этом подробнее будет рассказано в третьей книге нашего сочинения.
Дон Жуан Персидский излагает здесь причину своей поездки в Испанию и другие достопримечательные события, свидетелем которых он стал во время своего путешествия, а также рассказывает о своем обращении в христианскую веру, а позже и об обращении двух других персидских вельмож
в которой рассказывается о прибытии ко двору царя Персии двух португальских монахов, и о двух братьях-англичанах, и о том, как царь решил отправить посольство к восьми христианским правителям
Шах Аббас жил в мире, покое и довольстве, отдыхая в своих поместьях, наслаждаясь победами, одержанными над врагами и покоренными провинциями, когда к персидскому двору прибыли с посольством Мухаммед-ага[246], великий чавуш[247] султана Турции Мухаммеда III[248] в сопровождении свиты из трехсот владетельных особ и знати. Требованием султана было, чтобы шах Аббас послал своего сына Сефи-мирзу в Константинополь ко двору султана — престолонаследнику в то время было двенадцать лет — веселить и развлекать султана. Царь, зная по собственному опыту жестокие нравы османского двора, отвечал послу таким образом: царь в действительности только слуга своего сына, так как в Персии, когда рождается принц-престолонаследник, он номинально становится царем страны, поэтому он скорее сам отправится засвидетельствовать свое уважение его величеству султану и окажет честь его двору; но если будет отослан его сын, даже если он захочет послать его, придворные вельможи никогда не согласятся отправить принца.
Османский посол не был рассержен этим ответом, но рассержен был шах дерзким требованием султана и той коварной хитростью, с которым это требование было послано: видно, что наследника Персии хотят предать смерти, и действительно, османский султан имел обыкновение поступать таким образом.
Итак, шах понял намерение султана Мухаммеда III и тотчас же дал приказ сбрить бороду послу и отослать в качестве подарка султану.
Подобный способ оскорбления считался в обычае между этими принцами, и шах Аббас был вправе сделать это, как бы напомнив султану Мухаммеду III злую шутку, которую сыграли по приказу его отца Мурада III с его бывшим персидским послом. Мне хочется напомнить, что во время торжественной церемонии в Константинополе персидского посла усадили на специально сооруженный помост, который затем развалился в самый разгар церемонии.
Приблизительно в то же самое время ко двору шаха прибыл англичанин (о нем уже мы говорили), назвавшийся сэром Антонием Шерли[249], со свитой из тридцати двух сопровождающих, и они сделали остановку в Казвине. Он объявил себя двоюродным братом шотландского короля Якова, уверяя, что все короли христианского мира признали его и сейчас уполномочили в качестве посла вести переговоры с царем Персии, который должен заключить с ними союз, чтобы вести войну с Турцией, с их общим врагом. Христианские джентльмены пришли вовремя, так как царь Персии сам собирался послать посла с подарками к королю Испании через Португальскую Индию. Сэр Антоний, однако, довел до сведения шаха, что кроме его католического величества короля Испании есть много других христианских королей в Европе и на Западе и есть более сильные монархи, которые с охотой объединятся с ним против Турции: ему следует послать также письма и подарки каждому из этих королей. Сэр Антоний так преуспел в продвижении этого вопроса, преподнося его как срочный, что шах сделал так, как он советовал, и тотчас отдал приказ, чтобы были начаты все приготовления для послов, предполагая, что сэр Антоний будет сам сопровождать персидское посольство. Сэр Антоний охотно согласился на это, благодаря его величество за честь, оказанную ему, и предложил восемь христианских держав, где он и персидское посольство будут уполномочены вести переговоры; и эти монархи следующие: Папа Римский, император Германии, король Испании, король Франции, король Польши, правитель Венеции, королева Англии и король Шотландии.
Все дела были приведены в порядок, сэр Антоний согласился оставить своего младшего брата Роберта[250] с пятнадцатью англичанами в Персии; всем оставшимся шах дал дом с достаточным содержанием в соответствии с рангом, который они имели. В то же самое время сюда прибыли из Ормуза два португальских монаха-путешественника, уроженцы Лиссабона. Один был доминиканец, другой — францисканец[251]; первый называл себя монахом Николао де Моло. Эти люди также одобрили шаха за его идею послать своих представителей к христианским монархам, и его величество одарил их подарками, называя монахов падре и оказывая каждому из них учтивость: они просили шаха жаловать им письма с рекомендацией для их святейшества и другое — для его католического величества короля Испании. Шах тотчас согласился, приказав написать такие письма и отдать им, отдельно от всех других рекомендаций. Направляясь в Персию, сэр Антоний держал свой путь через Грецию [и Османскую империю] и, зная турецкий язык, ему было легко выдавать себя за турка, но вернуться домой этим же путем было просто невозможно. С другой стороны, путь через Индию требовал очень долгого морского путешествия, и в результате именно это и решило, что путь нашего посольства будет пролегать через Татарию и Московию.
