Тем не менее в сельской местности здоровые люди могли найти многочисленные развлечения. Так, например, праздник виноградного урожая сопровождался пьяными и очень веселыми пирами. Конец сбора урожая бурно отмечался обильной едой и возлиянием, выступлением странствующих акробатов, жонглеров и мимов. Даже окончание долгого трудового дня было поводом для удовольствия. Иллюстрация в книге XV века явственно передает атмосферу расслабленности, в которой пребывают люди и животные в ожидании ужина и отдыха. На ней изображены два работника, разгружающие повозку с зерном, и один, распрягающий волов, под пристальным взором хозяина, а охотник забирает у собаки кролика, которого она только что поймала. Судя по спокойным, словно зачарованным сценкам, украшающим мозаичный пол Большого дворца, в VI веке уже понимали, что сельский труд достоин уважения и похвалы. Мозаики с изображением охотников полны идиллической привлекательности в духе Вергилия. В XI веке, когда попытки Романа Лакапина упразднить крупные поместья ни к чему не привели, люди потянулись назад в сельскую местность. Уже в начале XII столетия жизнь за городом была оценена по достоинству. Кекоменос, видный чиновник, живший в Константинополе, переехал за город и наслаждался жизнью, утверждая, что лучший способ достичь счастья — «обрабатывать землю, культивировать зерно, делать вино, растить скот».
Даже члены императорской семьи и крупные сановники, такие как Феодор Метохит, приобретали поместья в разных частях империи; монастыри на горе Афон между 1296-м и 1333 годами покупали виноградники даже в Серре, уплатив за каждый от 1 до 24 номисм. В 1341 году, когда Гвидо де Лузиньян захватил поместья Иоанна Кантакузина в Фессалии и позволил своим людям разграбить их, за считаные часы они увели 500 волов, 2500 кобыл, 200 верблюдов, 300 мулов, 5 тысяч ослов, 50 тысяч свиней, 70 овец, а также увезли большое количество зерна, хранившегося в амбарах, сундуки, набитые золотом и серебром.
Ловля рыбы приносила не только доход, но и удовольствие. Хотя рыбакам, выходившим в море, часто приходилось ночью ловить рыбу при искусственном освещении или днем вытаскивать тяжелые сети, простой сельский житель мог безмятежно сидеть с удочкой в руке у тихого пруда или бегущего ручья, ничего не опасаясь. Однако многие бурные ручьи были так же опасны и коварны, как открытое море. Поэтому и те, кто выходил в море, и те, кто рыбачил у берега, следовали примеру моряков, молясь святому Георгию и святому Фоке.
В сельской местности всегда можно было расставить ловушки на зверя, пустить собаку по следу быстроногого зайца или послать мальчика, который ловко набросит на него корзину. Крестьяне прекрасно умели расставлять сети и капканы, часто использовали деревянные ловушки. Охотой увлекались представители всех сословий. Зажиточные землевладельцы содержали большую свиту охотников из вольных людей и рабов, псарей, следопытов и сокольничих. Преследуя крупную дичь, они выпускали не только собак, но и гепардов, созывая их костяными охотничьими рожками. Жертву убивали копьями, стрелами или с помощью орлов, соколов, кречетов и сапсанов, к ногам которых привязывали колокольчики. Птицы сидели на левой руке сокольничих, на которую надевали перчатку до локтя для защиты. За зайцами часто пускали соколов, но также их преследовали и верхом. Таким же образом охотились на лис, взрослых оленей, газелей и медведей. Куропаток вспугивали собаками и убивали стрелами. Некоторых псов особенно ценили за тонкий нюх; для охоты на крупную дичь предпочитали брать крупные индийские породы. Профессиональный охотник носил короткую тунику и островерхую шапку, имел при себе лук со стрелами, кнут, топорик и сеть. К поясу он прикреплял нож. Крестьяне были экипированы хуже, но многие из них смогли достичь большого мастерства в ловле певчих птиц, на которых всегда был спрос на рынке.
Глава 9
Школы, ученые и музыканты
От классического мира Византия унаследовала глубокое уважение к познанию и особую привязанность к культуре Древней Греции. Снова и снова Греция становилась вдохновляющим началом и оживляла воображение византийцев. В X и XI веках, а также в меньшей степени в XIII веке благодаря ей возродились древний символизм в искусстве и основные принципы аргументации в философии. Однако приблизительно с середины VII столетия уже арабские ученые и математики стимулировали работу многих выдающихся византийских ученых, врачей и изобретателей.
Несмотря на то что многое из созданного византийцами погибло в XV веке, а некоторые рукописи могут оставаться необнаруженными и до сих пор лежать в библиотеках каких-нибудь удаленных монастырей, все же семена, посеянные ими, дали значительные всходы в европейской культуре. Вероятно, самой большой услугой, оказанной Византией, было сохранение большинства произведений древнегреческой классики, которые известны нам. Если бы не византийские копии, многие из них исчезли бы безвозвратно во время уничтожения великой библиотеки в Александрии. Если бы не разрушительные набеги латинян и турок-османов, количество дошедших до нас работ, без сомнения, было бы несравнимо большим. Помимо сохранения наследия прошлого, византийцы оставили нашей цивилизации целый ряд работ, которые без преувеличения можно назвать краеугольными камнями европейской мысли. Значительная их часть — богословские труды, которые оказали огромное влияние на культуры разных славянских народов, исповедующих православие. Столь же важным является богатый источник информации, содержащейся в хрониках, хотя скорее благодаря гению Константина Багрянородного, который, возможно, был вдохновлен «Жизнью Юстиниана» Прокопия и «Жизнью Константина I» Евсевия Кесарийского, а не работами греческих и римских историков, история в конце концов превратилась в дисциплину, которая с XI века описывалась уже в литературном ключе.
Гибель почти всех предметов, относившихся к светской жизни в Византии, к сожалению, привела к тому, что внимание ученых повернулось к религиозным аспектам византийской истории и искусства в ущерб социальным и повседневным тонкостям. В результате сегодня у нас есть в некотором роде однобокое представление о жизни этого государства. Взгляд на образовательные учреждения Византии и высоты, достигнутые в специальных исследованиях, помогают составить картину в истинной перспективе, сфокусировав внимание на светском обществе, а не только на священнослужителях.
Хотя религия являлась главной движущей силой и регулятором жизни в Византии, даже в X веке, когда монастыри добились наивысшего могущества и половина населения, как считается, удалилась от мирских забот, светское образование сохранилось. Несмотря на осуждение церкви, оно оставалось в силе. Поначалу предполагалось, что оно будет существовать отдельно от церкви, но со временем светское образование плотно сплелось с христианской доктриной. Святой Василий ратовал за то, чтобы все дети посещали церковные школы, даже если они не собираются связать свою жизнь со служением Богу, но собор 451 года запретил это. Тем не менее, по всей видимости, на деле все обстояло иначе. Запрет не выполнялся, и на протяжении всей истории Византии священники и монахи часто обучали детей, преподавая Священное Писание. Им разрешалось бить ленивых и нерадивых учеников.
Императоры основали немало школ для сирот. Они работали по тому же учебному плану, что использовался в начальных школах государства, но детей из семей среднего и высшего сословий часто обучали частные преподаватели, которые предпочитали проверенные временем греко-римские методы. К VI веку образование получала значительная часть детей вольных людей, и число это неуклонно росло, хотя и разнилось в зависимости от региона. В XI веке при Алексее Комнине бесплатные школы открылись для всех детей, независимо от их национальности и сословия. Первые уроки в жизни ребенок обычно получал на женской половине дома. В образованных семьях их зачастую давала мать. Так обстояло дело с Михаилом Пселлом: мать научила его грамотно и свободно говорить и красиво писать. Беглая речь и красивый почерк считались очень важными качествами. Каждый ребенок должен был знать Библию наизусть. Слугам в доме Пселлов запрещалось рассказывать детям страшные сказки, чтобы не пугать их. Пселла отдали в школу в пять лет, но он был необычайно умным ребенком. К 14 годам, когда среднестатистическому ученику полагалось хорошо знать только басни Эзопа, он мог наизусть цитировать «Илиаду».
Как и в современной Греции, приблизительно с VIII столетия в ходу было одновременно три формы греческого языка: на просторечном новогреческом говорили необразованные люди, на аттическом диалекте древнегреческого языка писали образованные люди, а более сложную его версию использовали как разговорную. Последний был ближе к классическому греческому, чем к новогреческому, и на нем часто произносились торжественные спичи, что еще больше увеличивало пропасть между письменной и устной формами. Детей, поступивших в школу, сначала обучали грамоте, то есть чтению и письму. За этим следовали более сложные уроки грамматики, синтаксиса и введения в античную литературу. Каждому ученику надлежало ежедневно выучивать наизусть 50 строк из Гомера и читать комментарии к ним. Мальчиков из очень богатых семей обучали частные учителя, которые иногда не ограничивались начальным образованием и продолжали готовить их к поступлению в университет. Тем не менее большинство мальчиков в возрасте 14 лет присоединялись к своим ровесникам в школьных классах. Там они проводили время, осваивая риторику, которая включала в себя отработку произношения и дикции, а также изучение великих ораторов, таких как Демосфен. На последнем году обучения мальчикам преподавали философию, естественные науки и «четыре вида искусства»: арифметику, геометрию, музыку и астрономию.
