Убийство Ляпунова обострило вражду между земцами и казаками. Не желая подчиняться Трубецкому и Заруцкому, оказавшимся во главе ополчения, городские и дворянские отряды практически всего Поволжья покинули лагерь и отказались платить налоги на содержание армии. Поляки же, воодушевленные разногласиями в русском стане, попытались отвоевать утраченные позиции. Четвертого августа Я. Сапега, прорвав внешнее кольцо русских войск вокруг осажденного польского гарнизона, въехал в Кремль с обозом продовольствия.
Однако этот успех положения не изменил, осада продолжалась в прежнем режиме. Через два месяца к Москве подошел гетман Ходкевич, но его сил было явно недостаточно, чтобы атаковать русских, и он, постояв несколько дней в бездействии, отступил на зимние квартиры в район города Дмитрова.
А что же шведы? Делагарди после поражения при Клушине (24 июня 1610 г.) с небольшим отрядом своих единомышленников направился в сторону финской границы. Тут он принял команду над экспедиционным шведским корпусом, захватил Ладогу и подступил к Кореле (Кексгольму). Но жители и гарнизон города не хотели пускать его в крепость. Они считали, что договор Карла IX и Василия Шуйского о территориальных уступках выполняться не должен по той простой причине, что шведская сторона не то что не выполнила своих обязательств, а своим переходом на сторону поляков совершила предательство. Осада Корелы продолжалась до марта 1611 года, пока от 3-тысячного гарнизона не осталось чуть более ста защитников. Своим мужеством они заслужили почетную сдачу крепости и право уйти на Русь с оружием и под своими знаменами. В это же время Карл IX попытался присоединить к Швеции Северную Карелию, Кольский полуостров и Соловецкие острова, но, встретив отчаянное сопротивление русских, вынужден был отойти, удовлетворившись обычным для того времени грабежом жителей нескольких деревень. Тем не менее, ощущая слабость Москвы, Делагарди после завоевания Корелы повел свою армию на Новгород. Заняв Хутынский монастырь, он направил запрос городским властям: признают ли они союзнический Выборгский договор 1609 года? Ему ответили, что этот вопрос не в их компетенции и что его может решать только будущий царь московский. Вот к этому-то времени и подоспел ляпуновский посол Бутурлин, который завел разговор о военной помощи и возможности избрания на московский престол шведского принца. Шведы, по своему обыкновению, начали торговаться, требуя денег и новых территориальных уступок, на что Бутурлин имел полномочия от Ляпунова, но не имел согласия новгородских властей. Переговоры затянулись. Желая как можно быстрее получить шведскую помощь против поляков, Бутурлин, как говорят шведские источники, даже советовал Делагарди захватить Новгород, что он 8 июля и попытался сделать, но неудачно. Опять же, как и со Смоленском, судьбу города решило предательство. Некий Иван Шваль, взятый шведами в плен, согласился провести их в город. В ночь на 16 июля он незаметно ввел шведов через Чудинцовские ворота. Защитники опомнились только тогда, когда нападавшие уже вовсю действовали на городских стенах и во дворах. Бутурлин, практически не оказывая сопротивления, покинул город, предоставив возможность небольшой группе людей вписать себя в героическую историю России. Это стрелецкий голова Василий Гаютин, дьяк Анфиноген Голенищев, казачий атаман Тимофей Шаров, Василий Орлов, протопоп Аммос да несколько десятков безымянных новгородцев. Архиепископу Исидору и воеводе Одоевскому, вдруг оказавшимся без ратных людей, ничего не оставалось делать, как вступить в переговоры с Делагарди. А у того уже и проект договора готов. Пришлось подписать. По существу, это была капитуляция. Новгород фактически выводился из состава Московского царства, и его покровителем становился шведский король, без ведома которого город отныне не мог заключать международные договоры. Новгородцы соглашались избрать себе в цари одного из шведских принцев, а до его прибытия повиноваться генералу Делагарди. Ему они обязались помогать приводить к присяге шведскому королю жителей ближайших городов, сообщать обо всех ставших известными антишведских злоумышлениях и объявлять без утайки обо всех доходах и текущем состоянии казны. Новгородцам запрещалось самовольно покидать город и вывозить свое имущество. Для себя же шведы предусмотрели право получать награды в виде имений и поместий, а также содержать свою армию за счет местного населения. Как и в случае с поляками, шведская сторона опустила в договоре вопрос об обязательном принятии королевичем православной веры, что делало договор заранее неприемлемым для Московского царства.
Неизвестно, какое бы продолжение имело подписание этого договора, но именно в это время умирает шведский король Карл IX и погибает Ляпунов. Новый король Густав II Адольф, как и Сигизмунд, уже не соглашается на учреждение новой династии, а потому брата в Новгород не отпускает. Но, желая впоследствии присоединить к своему королевству захваченные русские земли, он до поры до времени сохраняет статус-кво, оставляет там в качестве своего наместника генерала Делагарди, который к тому моменту захватывает и другие русские города, в том числе Иван-город, Орешек, Тихвин. На пять долгих лет Великому Новгороду предстояла унизительная шведская оккупация.
Трудные времена переживал и Псков, где с переменным успехом продолжалось противостояние «лучших» и «меньших» людей, сопровождавшееся массовыми арестами, пытками и кровавыми расправами. Наконец установилось некоторое равновесие под началом дьяка Ивана Луговского, успешно ведавшего как ратными, так и земскими делами. После смерти Тушинского вора Псков оказался как бы самостоятельной республикой. Его жители не последовали ни за москвичами, присягнувшими Владиславу, ни за новгородцами, подпавшими под шведов. Более того, они успешно отбивали набеги разбойничьих шаек Лисовского, несколько лет рыскавших по Псковской земле, а весной 1611 года выстояли и перед литовским гетманом Ходкевичем, шесть недель простоявшим под Печорами. В довершение ко всем этим напастям в марте того же года в Иван-городе объявился очередной Лжедмитрий, некий Сидорка, к которому тут же примкнули расквартированные в городе казаки из числа приверженцев предыдущего самозванца. Псковичи, окруженные со всех сторон, обратились за помощью к Ляпунову, но руководителям первого ополчения было явно не до них.
Итак, после гибели Ляпунова Московское царство оказалось, по существу, разорванным на части: на северо-западе страны хозяйничали шведы; в Смоленской области и в самой Москве — поляки; под Москвой, пользуясь польским «безнарядьем», «безнарядные» же донские казаки изображали из себя защитников православия, что нисколько не мешало им грабить русское население; а по городам и волостям разъезжали дикие шайки «лисовчиков», «сапежинцев» и прочие безымянные банды, состоявшие из польских авантюристов и запорожских «любителей чужого зипуна». Но Русь не пала духом и не пришла в отчаяние. А пример противостояния врагам Отечества вновь показал простой и обездоленный русский народ, сбивавшийся в небольшие отряды так называемых «шишей» для ведения партизанской войны как против иностранных интервентов — поляков и шведов, так и против своих же единоверцев, потерявших человеческий облик и ведущих себя хуже всякого иноземного захватчика. Все Поволжье от Твери до Астрахани, отказавшееся подчиняться казацкому правительству, сосредоточивалось для организованного очищения Русской земли и восстановления законного порядка, освященного многовековыми традициями. Идейным вдохновителем этого движения продолжал оставаться лишенный поляками свободы патриарх Гермоген, которому активно вторил новый троицкий архимандрит Дионисий, рассылавший по областям призывные грамоты православным христианам.
Но в сознании людей жило твердое убеждение, что всякое богоугодное дело, а очищение страны было богоугодным, нужно начинать с самоочищения, с покаяния и поста. И вот, по самоизволению людей, по приговору всей земли Московского государства люди добровольно проводят без пищи и питья три дня с молитвой к Богу о ниспослании им добрых начальников и пастырей. Другими словами, народ был готов к борьбе, не хватало только достойных вождей.
И они объявились. Опять же не из числа аристократии, а из народа, и не в царственных городах, а в провинциальном Нижнем Новгороде. С. М. Соловьев писал: «Когда в октябре 1611 года нижегородцы получили Троицкую грамоту, то старшие люди в городе с духовенством собрались для совета, и Минин сказал: „Святой Сергий явился мне во сне и приказал возбудить уснувших; прочтите грамоты Дионисиевы в соборе, а там что будет угодно Богу“. Зажиточный, но небогатый мясник и купец Кузьма Захаров Минин-Сухоруков, выбранный накануне посадской общиной земским старостой, то есть „начальником судных дел“, был истинным гражданином своего исстрадавшегося Отечества, готовым пожертвовать всем для обретения независимости, мира и порядка, для торжества православия. Именно он стал инициатором и душой второго земского ополчения. „Захотим помочь Московскому государству, — говорил он, — так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать и бить челом — кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником…Мы не искусны в ратном деле, так станем клич кликать по вольных служилых людей“.
