Соединение парфянской армии с восставшими резко ухудшило положение римлян в Месопотамии. Они утратили важнейшие города: Нисибис, Эдессу и даже Селевкию, находяшуюся рядом с Ктесифоном и неподалеку от Вавилона, где пребывал Траян. Император принял решительные меры. Против парфян он направил своих лучших полководцев Максима и Лузия Квиета.[508] Парфяне воспользовались разделением римских войск, дали бой Максиму на открытой местности, где их конница получала немалое преимущество, и наголову разгромили его. Сам римский военачальник погиб в бою. Но долго торжествовать победу парфянам не довелось. Лузий Квиет, вне всякого сомнения, лучший из полководцев Траяна, сумел разъединить войска противника и нанести им полное поражение. Вслед за этим он вернул римлянам Нисибис, взял и сжёг упорно сопротивлявшуюся Эдессу. Добились успеха и легаты Эруций Клар и Юлий Александр, овладевшие Селевкией.
Эти неудачи поколебали решимость Парфамаспата сражаться с римлянами. Потеря Нисибиса, Эдессы и Селевкии, гибель Санатрука в бою с Лузием Квиетом заставили его согласиться на тайные ночные переговоры с Траяном. Император предложил Парфамаспату корону царя Парфии при условии клятвы в верности Риму. Парфамаспат дал согласие. В Ктесифоне Траян, собрав на обширной равнине римлян и парфян и поднявшись на высокий помост, сначала превознёс в возвышенной речи свои свершения, а затем возложил царскую диадему на голову Парфамаспата.
В то же время легионы постепенно покидали Месопотамию. Траян даже шёл на уступки парфянам. Когда Вологёз, другой сын Санатрука, выстроив свои войска против наместника Каппадокии и Армении Луция Катилина Севера, вдруг попросил о перемирии, то Траян, отправив к нему послов, не только согласился на мир, но и уступил ему часть Армении.[509]
Напрасным было провозглашение создания трёх новых провинций Империи: Армении, Ассирии и Месопотамии. Напрасно были отчеканены монеты «PARTHIA CAPTA» (Парфия захвачена).[510] Удержать захваченные земли явно не получалось. Дело, прежде всего, во враждебности местного населения. Многочисленные в Месопотамии иудеи ненавидели римлян как разорителей Иерусалима, эллинское и эллинизированное население городов прекрасно чувствовало себя под властью парфян, чья высшая знать сама охотно эллинизировалась.[511] Парфяне и иные иранцы, само собой, были врагами Рима, да и основное местное семитское население — ассирийцы и халдеи — не жаловали римлян. Последней каплей, принудившей Траяна к уходу легионов из Месопотамии, стала неудачная осада им крепости Хатра, находившейся на стыке Северной Месопотамии и Аравии к западу от Евфрата. Крепость была невелика, но её округа являла собой почти безводную пустыню, лишённую и леса, и подножного корма для скота. Потому осада её крупными силами была невозможна.[512] Да и защитники крепости, арабы из племени атренов, сопротивлялись отчаянно. Сам Траян едва избежал раны под стенами Хатры — один из его телохранителей был убит. Осада провалилась. Император двинулся обратно в Сирию. Здоровье его стало резко ухудшаться.
Легионы, оставив Месопотамию, ушли в Армению и Каппадокию. Траян вернулся в Антиохию. После ухода легионов из Месопотамии Парфамаспат недолго царствовал. Хосров вскоре вернул власть Парфии в Двуречье. Преемнику Траяна Адриану же пришлось отказаться не только от утраченной уже Месопотамии, но и от Армении.
Если и были планы у императора на очередную весеннюю кампанию, то они окончательно рухнули после грандиозных восстаний иудеев в Киренаике, Египте и на Кипре. Мятежи вылились в резню греков и римлян. Дион Кассий называет десятки тысяч жертв повстанцев: 20 200 в Киренаике и Египте, 40 200 на Кипре. Известны имена предводителей восстания: в Киренаике — Андрей[513] (Евсевий называет его Лукиасом),[514] на Кипре — некто Артемион. Каковы были причины этих событий?
Есть мнение, что главные причины — социальные.[515] Оно, однако, не выглядит убедительным. В случае превалирования социальных факторов мятежа, он бы не замкнулся на представителях одного народа. Почему восстали одни иудеи? А как же сирийцы, финикияне, греки, ливийцы, египтяне? Безусловен фактор национальный. Иудеи и эллины враждовали уже не одно столетие. Здесь и религиозное непонимание друг друга, и экономическая конкуренция, сложная совместимость греческих полисных традиций с гражданско-храмовой общиной иудеев.[516]
Что касается римлян, то память о кровавой Иудейской войне была, конечно же, свежа. Но в то же время иудеи не имели оснований жаловаться на Траяна и его предшественника Нерву. Их главные обидчики — Калигула, наместники конца правления Нерона, Флавии. А Нерва отменил введённый Веспасианом специальный Fiscus Iudaicis — Иудейский налог. По нему все иудеи должны были вносить в храм Юпитера Капитолийского такую же сумму, как ранее в свой Иерусалимский храм. Траян продолжил политику Нервы.
Так что же могло так всколыхнуть иудейскую диаспору, притом, что сама Иудея оставалась вне мятежей?
Скорее всего, тот самый Лукиас-Андрей объявил себя «мессией», почему Евсевий и называл его «царём». Возможно, его поддержал Артемион на Кипре. Явление «мессии» — серьёзная причина для массового восстания иудеев.[517] Допустимо предположение, что спокойствие Иудеи, каковое во многом обеспечила позиция первосвященников, мятежи не поддержавших, как раз и связана с самозваным «мессианством». Поддержать лжемессию первосвященники категорически не могли. Должно учесть, разумеется, и осторожность иерархов Иерусалима, и наличие в Иудее и близ неё римских войск.
Тяжело больной Траян, чьё здоровье постоянно ухудшалось, успел всё же отдать распоряжения по подавлению восстаний иудеев. В Киренаике и Египте действовал Марций Турбон с флотом, пехотой и конницей.[518] На Кипре подавил мятеж всё тот же Лузий Квиет. В этой войне он отличился более всех. Разгромил племя мардов у озера Ван[519] и парфян на севере Месопотамии, не только на Кипре подавил мятеж, но и его возможные очаги в Иудее. Там в г. Лидде, вопреки первосвященникам, двое александрийцев вели мятежную пропаганду. За всё это Лузий Квиет был назначен наместником Иудеи.[520]
Траян решил вернуться в Италию. В конце июля 117 г. он в сопровождении Плотины покинул Сирию, но флотилия его доплыла с ним только до Селинунта в Киликии. Здесь его самочувствие окончательно ухудшилось. Ещё в начале года император пережил, судя по всему, инсульт, так как был после этого на время частично парализован. Позднее к этому добавилась жестокая диарея. Скорее всего, под стенами Хатры, где была нехватка воды, а в немногочисленных источниках и колодцах она была скверного качества, император мог подхватить инфекционную болезнь, к примеру, дизентерию. Прожив почти 64 года, Траян скончался в начале августа 117 г. Правление его длилось 19 лет, 6 месяцев и 15 дней.[521] Останки Траяна доставили в Рим. Прах его в золотой урне был захоронен в основании Колонны, в честь победы в Дакийских войнах сооружённой. «И такая память сохранилась о нём, что в наше время сенаторы, восхваляя правителей, желают им быть счастливее Августа и лучше Траяна».[522]
Траян не успел оставить распоряжения о преемнике. В результате «со смертью Траяна правителем стал Элий Адриан, без всякой на то воли Траяна, но стараниями Плотины, жены Траяна. Ибо Траян при жизни своей усыновления Адриана не хотел».[523] Плотина уверенно провела свою интригу, пользуясь полной беспомощностью умирающего. Некое подставное лицо слабым голосом вместо Траяна говорило о желании усыновить Адриана, Плотина же подготовила фиктивное письмо от имени императора об усыновлении.[524]
Чем осталось в веках правление Траяна? Эдуард Гиббон, хотя и осудил его воинственность, так охарактеризовал в целом эпоху, фундамент которой был Марком Ульпием основательно заложен: «Если бы кому-нибудь из историков поручено было указать на такой период всеобщей истории, в продолжении которого человечество наслаждалось наибольшим спокойствием и благоденствием, то он без малейшего колебания мог бы указать на промежуток времени между смертью Домициана и возвышением Коммода (96–180 гг.). Беспредельная Римская империя процветала в это время под управлением монархов, руководимых мудростью, добротой и справедливостью».[525]
При всей панегиристичности этих строк великого историка XVIII века нельзя во многом с ним не согласиться. То была самая благополучная и успешная в целом эпоха в истории Римской империи. И тон ей задал Марк Ульпий Траян.
Историки традиционно полагают правление Траяна последним завоевательным порывом в римской истории. Спорить с этим не приходится. Полный провал Парфянского похода был очевиден, и Адриан целенаправленно перешёл к политике обороны рубежей Империи.
