- Но где же она? Где леди Элинор? - прошептал он.
- Позовите ее! - отвечал врач.
- Леди Элинор! Госпожа моя! Королева Смерти! - крикнул Джервис Хелуаиз, сделав несколько нерешительных шагов вперед. - Ее здесь нет! Но что это блестит на столе? Я вижу алмаз, еще недавно украшавший ее грудь! Д вот, - он содрогнулся, - вон висит мантилья, на которой мертвые пальцы вышили убийственный узор... Но где же сама леди Элинор?
Что-то зашевелилось за шелковыми занавесками кровати; раздался тихий стон, и, прислушавшись, Джервис Хелуаиз различил жалобный женский голос, просивший пить. Он даже показался ему знакомым.
- Горло... горло горит... - шептал голос. - Каплю воды!
- Кто ты, ничтожное создание? - промолвил бедный помешанный, приблизясь к кровати и отдергивая занавески. - Это не твой голос. Как похитила ты голос леди Элинор для своих жалких просьб и стенаний? Уж не думаешь ли ты, что моя госпожа наравне с прочими подвластна земным недугам? Ответь, мерзкая куча гнили, как попала ты в ее опочивальню?
- О Джервис Хелуайз! - промолвил голос, и лежавшая в постели судорожно попыталась прикрыть свое обезображенное лицо. - Не смотри на ту, кого ты когда-то любил! Небесное проклятие поразило меня за то, что я гнушалась братьев и сестер своих. Я окутала себя гордостью, как мантильей; я презрела узы родства, дарованные нам природою, - и природа связала меня с людьми новыми, страшными узами, обратив это бренное тело в источник смертоносной заразы. Природа отомстила мне за себя, за тебя и за всех остальных людей: знай же, я - Элинор Рочклиф!
Безумная злоба и долго копившаяся в его сердце горечь от сознания того, что жизнь его погублена безвозвратно, что наградой за любовь ему было жестокое презрение, - все эти чувства вдруг проснулись в груди Джервиса Хелуайза. Он погрозил пальцем несчастной умирающей, и занавески всколыхнулись от дикого хохота, жутким эхом раскатившегося по комнате,
- Еще одна победа леди Элинор! - вскричал он. - Все стали ее жертвами! Кто же заслужил почетное право быть последней жертвой, если не она сама?
Внезапно, словно в его воспаленном мозгу возникла какая-то новая фантазия, он схватил роковую мантилью и бросился прочь из Губернаторского дома.
В тот же вечер через город прошла странная процессия; участники ее несли факелы, и над головами их раскачивалось подобие женской фигуры в роскошно вышитом одеянии. Джервис Хелуайз шел во главе процессии, размахивая зловещим красным флагом. Дойдя до Губернаторского дома, толпа сожгла изображение, и налетевший ветер тут же развеял золу. Говорят, что с того самого часа эпидемия начала стихать, точно от первой вспышки до последней она была соединена таинственными связями с мантильей леди Элинор. О судьбе ее злополучной владелицы ходят на редкость смутные слухи. До сих пор поговаривают о том, что в одной из комнат Губернаторского дома появляется время от времени бледный призрак женщины; она прячется в самых темных углах и прикрывает лицо вышитой мантильей. И если правдива рассказанная выше история, этот призрак не может быть ничем иным, как тенью надменной леди Элинор.
Хозяин таверны, наш новый знакомый - почтенный приверженец монархии - и я сам встретили окончание глубоко захватившей нас повести горячими рукоплесканиями. Представьте себе, любезный читатель, как неизмеримо увеличивается воздействие такого предания, если мы можем, как в настоящем случае, всецело поручиться за то, что рассказчик ни в чем не погрешил против исторической правды. Что касается до меня лично, то я знаю, с какой придирчивой тщательностью мистер Тиффани всегда проверяет достоверность фактов, прежде чем предать их гласности; и потому его история показалась бы мне ничуть не более правдивой, будь он на деле очевидцем жизни и страданий несчастной леди Элинор. Конечно, могут найтись скептики, которые потребуют вещественных доказательств - например, предложат мистеру Тиффани предъявить вышитую мантилью, позабыв о том, что, благодарение богу, она сгорела дотла!
Итак, история была досказана; и тут старый монархист, у которого в веселой компании заметно улучшилось расположение духа, в свою очередь пустился в воспоминания о Губернаторском доме и вызвался, если никто не возражает, пополнить наш запас легенд некоторыми интересными эпизодами. Мистер Тиффани, у которого нет причин опасаться соперников, немедленно попросил его доставить нам это удовольствие; я, со своей стороны, с жаром к нему присоединился; и наш уважаемый гость, весьма польщенный вниманием, уже готов был начать свой рассказ и ожидал только возвращения мистера Томаса Уэйта, который отлучился, чтобы обслужить вновь прибывших. Быть может, читатель - впрочем, это в равной степени зависит от его и нашего желания найдет рассказ моего знакомого в одной из следующих легенд Губернаторского дома.
ЧЕСТОЛЮБИВЫЙ ГОСТЬ
Перевод И. Исакович
Однажды в сентябрьский вечер вокруг очага собрался семейный кружок. Очаг наполнили доверху плавником, выловленным из горных потоков, сухими сосновыми шишками и обломками огромных деревьев, обрушившихся в пропасть. Пламя гудело в трубе и озаряло комнату ярким светом. Лица отца и матери выражали спокойное довольство; дети смеялись. Старшая дочь казалась живым олицетворением Счастья семнадцатилетней юности, а престарелая бабушка, сидевшая с вязанием в самом теплом углу, походила на Счастье состарившееся. Они нашли волшебный "корень счастья" в самом неприютном месте Новой Англии. Семья поселилась в ущелье на перевале Белых холмов, где круглый год дул пронзительный ветер. Зимой этот безжалостно холодный ветер срывал на их доме всю свою нерастраченную ярость, прежде чем обрушиться на долину Сако. Место, где они жили, было холодное и опасное, ибо гора, высившаяся над их головами, была столь крута, что со склонов ее часто срывались камни и пугали их среди ночи.
Как раз в тот момент, когда дочь несколькими незамысловатыми шутками вызвала всеобщее веселье, через перевал подул ветер и, перед тем как перенестись в долину, казалось, остановился у дома и застучал в дверь, завывая и жалуясь. На мгновение все приуныли, хотя в звуках этих и не было ничего необычного. Но вскоре обитатели дома повеселели, поняв, что дверную щеколду приподнял путешественник, чьих шагов они не расслышали за тоскливыми порывами ветра, который возвестил о приближении путника, оплакивал его, когда тот входил в дом, и со стонами удалился от двери.
Хотя эти люди и жили в таком уединенном месте, они, однако, поддерживали ежедневное общение с внешним миром. Романтическая дорога через перевал представляет собой большую артерию, сквозь которую постоянно пульсирует кровь торговли между Мэном, с одной стороны, и Зелеными горами и берегами Св. Лаврентия - с другой. Почтовый дилижанс всегда останавливался перед дверями дома. Прохожий, которому единственным спутником служила его палка, задерживался здесь, чтобы перемолвиться словечком и не оказаться в полной власти одиночества до того, как он пересечет горную расселину или доберется до первого дома в долине. Возница, направлявшийся на портлендский рынок, останавливался здесь переночевать, а если это был холостяк, то он мог позволить себе посидеть часок позже обычного перед отходом ко сну и сорвать на прощанье поцелуй с губ служанки, жительницы гор. Это был один из непритязательных постоялых дворов, где путешественник платит лишь за еду и жилье, но находит еще тот уют и ласку, которым нет цены. Поэтому, когда у дверей послышались шаги, вся семья - бабушка, дети и остальные домочадцы поднялись, как если бы они собрались принять кого-то родного, чья судьба была связана с их собственной судьбой.
Дверь открыл молодой человек. В первый момент лицо его выражало меланхолию, почти отчаяние, как у того, кто в полном одиночестве среди сгущающихся сумерек путешествует по необитаемой и унылой стране, но вскоре оно просветлело, когда он увидел, с каким радушием его принимают. Он почувствовал, как сердце его устремилось навстречу им всем, начиная от старой женщины, которая обтирала своим фартуком стул для него, до младенца, протягивавшего к нему свои ручонки. Достаточно было одного взгляда и улыбки, чтобы между незнакомцем и старшей дочкой установились отношения невинной близости.
- А! Этот огонь - как раз то, что мне нужно, - воскликнул он, - особенно когда вокруг него собралось такое приятное общество! Я просто окоченел от холода - ведь этот перевал - настоящая труба, сквозь которую так и тянет, как из огромных мехов. Всю дорогу от Бартлета в лицо мне дул ужаснейший ветер.
- Так вы держите путь в Вермонт? - спросил хозяин дома, помогая молодому человеку снять с плеч легкий рюкзак.
- Да, я направляюсь в Берлингтон, и даже гораздо дальше, - отвечал он. Я рассчитывал сегодня вечером попасть в Итан Кроуфорд, но на такой дороге пешеход всегда застрянет. Однако это не имеет значения - когда я увидел этот добрый огонь и ваши веселые лица, мне показалось, что огонь зажжен нарочно для меня и что вы ждете моего прибытия. Поэтому я сяду здесь с вами и буду чувствовать себя как дома.
