Второе: государство, предоставляющее другому кредит, должно быть уверено, что имущество и права его граждан будут ограждены.
Третье условие, особенно детально разработанное, гласило:
«Действительные гарантии безопасности не могут быть восстановлены до тех пор, пока правительства всех государств, желающих воспользоваться иностранным кредитом, не заявят вполне определённо, что они признают все государственные долги и обязательства, заключённые или могущие быть заключёнными или гарантированными государством, муниципалитетами или какими-либо другими общественными организациями, а также обязательство восстановить всё принадлежавшее иностранцам имущество или компенсировать их за убытки, причинённые им конфискацией или секвестром, их имущества, и систему законодательства и суда, которая беспристрастно ограждала бы права и обязательства, вытекающие из коммерческих и другого рода договоров, и обеспечивала бы их принудительную силу».
Далее следовало требование организовать финансово-денежное обращение, обеспечивающее ведение торговли. Пункт пятый говорил о воздержании от пропаганды направленной к низвержению существующего порядка. Шестой пункт призывал все страны принять на себя взаимное обязательство воздерживатъся от нападения на своих соседей.
Тот же шестой пункт содержал указания на условия признания Советской России: «Если в целях обеспечения условий, необходимых для развития торговли в России, российское правительство потребует официального признания, то союзные державы будут готовы согласиться на такое признание, но лишь в том случае, если русское правительство согласится с выше приведёнными условиями».
Каннская резолюция предлагала, чтобы в будущей конференции приняли участие премьер-министры приглашаемых стран. Конференцию имелось в виду созвать в Генуе.
На следующий день, 7 января, итальянское правительство по поручению Верховного совета передало в Москву через советскую торговую делегацию в Италии сообщение о принятой резолюции.
«Итальянское правительство согласно с великобританским правительством, — гласил этот документ, — считает, что личное участие в этой конференции Ленина значительно облегчило бы разрешение вопроса об экономическом равновесии Европы. Королевское Министерство иностранных дел просит российскую торговую делегацию самым срочным образом сообщить в Москву о желании королевского правительства, чтобы Ленин не преминул принять участие в конференции.
Необходимо передать ответ в Канны к будущему понедельнику».
8 января советское правительство ответило, что с удовлетворением принимает приглашение на европейскую конференцию, созываемую в марте. Наркоминдел добавлял, что советская делегация будет избрана на чрезвычайной сессии ВЦИК, который снабдит делегацию самыми широкими полномочиями. Что касается Ленина, то советский ответ гласил: «Даже в том случае, если бы председатель СHK Ленин, вследствие перегруженности работой, в особенности в связи с голодом, был лишён возможности покинуть Россию, тем не менее состав делегации, равно как и размеры предоставленных ей полномочий, придадут ей такой же авторитет, какой она имела бы, если бы в ней участвовал гражданин Ленин. Таким образом, ни в коем случае со стороны России не будет каких-либо препятствий к быстрому ходу работ конференции».
В Канны была приглашена и Германия. Немцы решили продолжить свою игру: рвать Версальский договор по кусочкам, используя разногласия между союзниками. Чтобы скрыть истинные намерения своей делегации, германское правительство сквозь пальцы смотрело на травлю Ратенау в фашистской прессе. Там писали, что в Каннах Германию ждёт новый ультиматум. «Я даже благодарен этой прессе за то, что она сообщала подобные вещи», — признавался Ратенау, отчитываясь позже на секретном заседании в Берлине.
Переговоры с Германией велись в «обнадёживающем тоне», как писал позже Ллойд Джордж. Речь шла о значительном облегчении репарационных платежей. Ратенау говорил, что Англия и Италия обещали совершенно определённо, что вскоре после Генуи будет аннулирована обязательная уплата каждые 10 дней по 31 миллиону марок репараций. «Я прошу вас, — уговаривал Ратенау своих слушателей на секретном совещании в Берлине, — не говорить о Версальском договоре, от которого отпадает кусочек за кусочком. Если мы будем иметь такой вид, что достигли успехов, то самые яростные из наших противников станут цепляться за букву договора… Только когда в договоре будут пробиты большие бреши… мы сможем сказать: «теперь это постыдное деяние также превращено в клочок бумаги»».
Казалось бы, германская дипломатия приближалась к осуществлению своего замысла. Но радость её была преждевременной.
Капиталистическая пресса подняла невообразимый шум вокруг предстоящей Генуэзской конференции. Её называли вторым Парижским конгрессом 1919 г., но в более широком масштабе. Ллойд Джордж заявлял, что это крупнейшая конференция из всех когда-либо имевших место. Скоро, однако, в этом хоре стали звучать и скептические ноты. Всеведущие журналисты чуть-чуть приподняли завесу над Каннами. Рассказывали, что на Каннской конференции премьер-министр Франции Бриан требовал для Франции гарантий против пересмотра каких-либо договоров, хотя и признал, что предложения Ллойд Джорджа в общем его удовлетворяют. Говорили, что в зеркальных залах морского клуба в Каннах между Ллойд Джорджем и Брианом уже достигнуто соглашение о Турции. Поэтому будто бы в списке приглашённых на Генуэзскую конференцию и не было Турции. Во всяком случае в Париже было объявлено о скором созыве конференции по ближневосточному вопросу.
Особенно много толков было о переговорах с Германией. Выяснилось, что в сенатской комиссии в Париже Пуанкаре произнёс резкую речь против Бриана. Пошли тревожные толки, что Бриан слишком во многом уступает Ллойд Джорджу, особенно же в вопросах эвакуации левого берега Рейна и германских репараций. Парижская «Matin» сообщала, будто бы французский президент Мильеран послал Бриану телеграмму, упрекая его за каннскую резолюцию. 12 января «Journal des Dibats» писал:
«В Каннах считают безапелляционной принятую 6 января резолюцию относительно Генуэзской конференции. Мы открыто признаём её прискорбной и неприемлемой. Мы снова протестуем против всякого признания советского правительства, прежде чем оно действительно не изменит существующего в России режима».
Парижские газеты заговорили о поражении французской дипломатии. «Итак, Ленин приглашён сидеть рядом с Брианом!» — негодовали журналисты.
В то же время и итальянская делегация в Каннах заявила протест против переговоров о заключении англо-французского пакта без участия Италии. 11 января Ллойд Джордж адресовал итальянцам меморандум, заверявший, что «проектируемый пакт не имеет целью исключить Италию из совещания главных союзников или ослабить их тесное согласие с нею… Исключительная заинтересованность Англии в безопасности восточных границ Франции от германского нападения с неумолимой очевидностью доказана войной. В 1914 г. германское нашествие едва не охватило портов Ламанша и было отражено во Франции и во Фландрии на линии, очень близкой от английских берегов. Залпы германских пушек слышны были в Англии ежедневно в течение четырёх лет. Англия знает очень хорошо, что если бы Германии удалось во время будущей войны установить свою артиллерию на французском побережье, снаряды её достигали бы Лондона».
В заключение Ллойд Джордж напоминал, что 28 июня 1919 г. Англией вместе с США было подписано соглашение, обещавшее Франции их помощь в случае нападения Германии. Меморандум заявлял, что «честь» обязывает Англию превратить это обещание в обязательство.
Англо-французский пакт, обеспокоивший не только Италию, но и США, подписан не был. Бриан был внезапно вызван в Париж. Его обвиняли в том, что он шёл в Канны, а попал в Каноссу.
12 января Бриан выступил в Палате с отчётом о конференции в Каннах. Национальный блок Палаты 230 голосами выразил Бриану недоверие. Правительство ушло в отставку. Во главе нового кабинета стал Пуанкаре, прозванный в своё время «Пуанкаре-война».
Французский кризис отозвался по всей Европе. Пал кабинет в Польше. Ушло в отставку министерство Шобера в Австрии; та же судьба постигла и правительство Гунариса в Греции; итальянское правительство Бономи должно было уступить место новому кабинету. Зашатался и кабинет Ллойд Джорджа, против которого начались выступления в Парламенте. Только угроза прихода к власти лейбористов, обозначившаяся на дополнительных выборах, заставила Чемберлена выступить от имени консерваторов в защиту Ллойд Джорджа и за сохранение прежней коалиции.
Маневрирование Франции. Все изощрялись в догадках, какова будет Маневрирование политика нового премьера Франции. Французские газеты открыто писали о провале Генуи или во всяком случае о длительной отсрочке предположенной конференции. Английские газеты, напротив, утверждали, что Пуанкаре окажется перед неизбежностью или вернуться к политике Бриана или изолировать Францию. Неопределённость скоро рассеялась: новый премьер Франции открыто перешёл в наступление. 6 февраля Пуанкаре отправил в Лондон меморандум по поводу Генуэзской конференции. В отношении пакта о безопасности он решительно настаивал на расширении его обязательств в духе программы французского национального блока. Тем самым «западноевропейская часть» каннских проектов обрекалась на затяжные переговоры. «Сделанное Великобританией предложение заключить договор о гарантиях для Франции, — писал Ллойд Джордж, — было отвергнуто с презрением; нам сказали очень грубо, что это бесполезно при отсутствии военной конвенции» (т. е. военного союза).
