Важным фактором такого смешения была религиозная терпимость римлян. Хотя у них был собственный пантеон, они с легкостью присоединяли чужих богов к своим, вводя многие местные кельтские божества в свои храмы и религиозные церемонии. Их абсолютно не беспокоило появление новых культов, часть которых определенно происходила из Азии и с Востока. Так, примерно посредине Адрианова вала находится хорошо сохранившийся храм Митры {116}.
Без сомнения, подобная религиозная терпимость и всеобъемлющий религиозный синкретизм распространялись и на вновь прибывших сарматов с их почитанием священного меча как воплощения военного божества, который они вонзали в землю, а затем вытаскивали. Божественный меч был настолько могущественным и значимым символом для сарматов, что когда сплоченная масса людей, состоящая из 5500 мужчин, оказалась в этой ситуации религиозной терпимости среди других (римских и британских) воинов, они наверняка с гордостью принесли свои традиции почитания меча на британскую землю. Наряду с устной традицией это представляется мне наиболее правдоподобным объяснением распространения в Британии мотива «меча в камне», который, должно быть, имел место задолго до того, как он появился в легендах об Артуре.
Я упомянул об устной традиции, так как мы достоверно знаем, что скифы и сарматы были носителями богатой мифологии, а их предки были участниками приключений, которые легли в основу этих мифов. Мы также знаем из современных и исторических источников, что наши кельтско-британские родственники и предки были и остаются по сей день непревзойденными рассказчиками и любят послушать хорошую легенду из чьих-либо уст.
Так как сарматы обустроились в новой обстановке и научились общаться со своими новыми женщинами и детьми на местном кельтском диалекте, кажется совершенно естественным, что сказания сарматов о великих волшебных деяниях их героев, предков и богов распространялись среди этого нового смешанного населения. Учитывая, что большинство бриттов были неграмотны, мы можем быть уверенными в том, что пересказ легенд и мифов являлся очень важной частью их жизни. Эта традиция постоянно упоминается в легендах об Артуре, когда король или королева неизменно приказывают возвращающимся в Камелот рыцарям рассказать о своих странствиях и приключениях.
Искусство верховой езды сарматов, как и достоинства их коней, сразу же стали для всех очевидны. Их кони были несколько крупнее и намного лучше лошадей местной породы. Ранее искусство сарматских наездников поразило римлян, теперь же, несомненно, – наряду с их великолепным конским снаряжением, всадническим облачением, доспехами и оружием – привлекло внимание местной британской знати.
Большинство наемников сохраняло свою национальную одежду, доспехи и вооружение, а некоторым разрешалось сохранять и свои боевые штандарты. В действительности римляне были настолько поражены мастерством наемной сарматской конницы, что в III веке во всех собственных кавалерийских подразделениях ввели их штандарт, который они называли «драконом» (draco), а знаменосцев – драконариями (draconarius). Символ дракона стал настолько популярен, что когда император Констанций I {117}, восстановив порядок в Британии, триумфально вступал в Рим, его окружало множество издававших свист пурпурных шелковых драконов с извивающимися на ветру хвостами. Это название, очевидно, прижилось, так как и в сегодняшней британской армии кавалеристов называют драгунами – от слова «драконарий».
Изображение сарматского драконовидного штандарта с колонны Траяна.
Когда сарматы в 175 году прибыли в Британию, бритты увидели не только новую манеру верховой езды, но и познакомились с целым рядом предметов снаряжения, специально приспособленного для нужд всадников – сбруей, костюмом, доспехами и вооружением. Появление всех этих атрибутов в артурианских легендах не может быть простым совпадением.
Наверняка почти все те сарматы, которые были еще живы после окончания своего двадцатипятилетнего срока службы, остались в Британии, а их дети, выросшие в атмосфере военного лагеря, стали, естественно, следующим поколением воинов для римской армии.
Армия должна была быть заинтересована в том, чтобы сарматы обжились на новом месте и воспитали новое поколение, способное унаследовать необыкновенное мастерство верховой езды своих отцов. Для подкрепления этого процесса римляне предусмотрели особый стимул. По окончании срока службы наемники, их жены и дети получали римское гражданство и освобождались от уплаты налогов. Гражданство означало, что их сыновья могли поступать на службу в легионы, с более высоким жалованьем, а после завершения службы – получать значительную денежную сумму или земельные наделы. Это была хитроумная уловка Рима – сделать получение гражданства доступным, даже желанным для своих бывших врагов, и уловка работала! Чтобы затруднить возвращение отставных наемников на родину, римляне просто отказывались оплачивать расходы, связанные с их возвращением в родные края после окончания службы. Сарматы остались в Англии, вырастили новые поколения всадников и передали британцам свои навыки, знания и обычаи.
Рассматривая интеграцию сарматов в римскую Британию, следует отметить два других важных фактора. Прежде всего, сарматы разделяли общую участь с бриттами, так как оба эти народа находились под игом Римской империи. Римские историки, такие как Тацит, хотели уверить нас, что римлянам удалось одурачить подвластных им варваров и заставить их считать привилегией то, что они являются частью их прославленной империи. Однако имеющиеся свидетельства не поддерживают эту точку зрения. На протяжении всего периода существования империи сообщается о «волнениях в Британии», и эти волнения отнюдь не всегда зарождались к северу от Адрианова вала.
В то время, когда сарматы прибыли в Британию, отношение бригантов, населявших земли в районе Адрианова вала, к Риму было весьма противоречиво. И вотадины, бриттское племя, обитавшее к северо-востоку от вала, хотя формально и считалось союзником Рима, предпочитало оставаться вне прямого римского контроля, создав свое «независимое» маленькое государство между римской Британией и пиктской Шотландией. Сарматы, которым было поручено патрулирование «ничейной земли» перед валом, действовали на землях этих независимых бриттов и, без сомнения, общались, а также сражались бок о бок с ними. Если вспомнить, что у континентальных сарматов существовало такое же неоднозначное отношение к римлянам на их далекой родине, надо думать, что они относились с большой симпатией к таким народам, как бриганты и вотадины.
Следует помнить, что, даже будучи побежденными, эти люди продолжали считать себя самыми лучшими воинами из живущих на земле, относившимися к правящей элите своего народа. На протяжении веков они, как и их прародители, считали своим правом, обеспечиваемым ратными подвигами, вступать в союз и родниться с равными себе семьями того народа, с которым тесно соприкасались, будь то другие кочевники, готы, вандалы, галлы или бритты. Они побеждали как в поединках, так и в массовых сражениях, и это ставило их над общей массой, вызывая уважение, может быть даже благоговейный трепет местных бриттских вождей.
В Азии, на Ближнем Востоке и в Восточной Европе – повсюду происходило то же самое: как только какой-нибудь вождь видел, на что способны эти воины, он тут же прилагал энергичные усилия, чтобы привлечь их на свою сторону. Так что по меньшей мере элита сарматов не ассимилировалась с местным крестьянским населением, но смешалась через взаимные браки с теми, кого считала себе ровней – конной аристократией бригантов и вотадинов.
В 1999 году шотландский автор Алистер Моффат убедительно доказал, что вотадины заимствовали сарматское мастерство верховой езды и смешались с сарматами. Вотадины были единственным бриттским племенем, жившим за пределами римских владений, на которое возлагалась задача держать под постоянным контролем пиктов, и которому удавалось сохранять свое военное значение на протяжении всего периода римского завоевания.
Рассмотрев злополучный ненниевский список битв, Моффат составляет свой собственный, основанный на топонимике, перечень битв Артура на земле Шотландии и поблизости от нее. Любопытно, что в ряде случаев его локализация некоторых битв совпадает с предложенной Литтлтоном, хотя в то время они еще не были знакомы с работами друг друга.
Моффат также утверждает, что Артур сражался с пиктами (а не с саксами, как сообщает Ненний), хотя при этом помещает своего Артура в общепринятый период, около 500 года. К сожалению, и в этом случае, не считая топонимических свидетельств (которые к тому же встречаются в неправильном порядке) последовательности этих битв, нет никаких других доказательств, подтверждающих существование этого шотландского Артура периода Темных Веков.
