Было ли в таком случае празднование Троицына дня настоящим перемирием, во время которого никто не упоминал о взаимных претензиях, или же возможностью поторговаться? Нам об этом ничего не известно, но из-за отсутствия в документах окончательного результата, можно предположить, что в августе 1313 г. не было принято никаких решений.
К тому же после торжеств 3 июня возник новый мотив для разногласий: Эдуард II, которого Филипп Красивый в конце июля 1313 г. неоднократно и очень настойчиво вызывал в Аррас, для того чтобы вместе отправиться в поход против графа Фландрии, если возникнет такая надобность, в итоге не явился.[963] Должно быть, он считал это для себя тяжким обязательством, но его отказ мог повлечь за собой оккупацию Гиени. Следовательно, вполне возможно, что король Англии хотел ввести в заблуждение Людовика д'Эвре и Мариньи во избежание серьезных проблем.
28 августа 1313 г. он попросил Филиппа Красивого отправить в Англию его брата и его камергера, в надежде выгодно использовать их опыт и ум,[964] чтобы как можно удачней уладить свои дела ко времени созыва парламента, назначенного на 23 сентября в Лондоне. Естественно, что ждали их совета по поводу разногласий с баронами, поскольку оба деятеля пользовались репутацией миротворцев, стремящихся ко всеобщему согласию;[965] вместе с тем, каждому из них было направлено письмо, где говорилось о том, что сенешалю отеля, Эдмонду де Молею, поручено изложить им все подробности этих дел, но природа рассматриваемых вопросов не уточнялась. Таким образом Эвре' и Мариньи, до визита сенешаля ничего не знавших, поставили в известность о том, чего от них ждали, перед их отъездом в Англию, при этом вполне возможно, что во время этого визита разговор шел скорее о делах Гиени, чем Англии, поскольку разъяснение английских проблем скорее поручили бы юстициарию или другому должностному лицу с острова. О разговоре сенешаля с Эвре и Мариньи Филиппу Красивому не сообщалось, так как сенешаль должен был всего лишь получить у него разрешение на отбытие дипломатов в Англию, представив ему верительное письмо от Эдуарда II. Четвертое письмо Эдмонд де Молей доставил королю Людовику Наваррскому, щобы получить его согласие.[966]
Речь не шла о том, чтобы ввести в курс дела одного или другого короля; им даже не сообщили, что сенешаль должен будет поговорить именно с Эвре и Мариньи. В итоге Эдуард II сделал вид, что просит своих тестя и шурина прислать ему в помощь двоих, которым он тем временем разъяснил, чего он от них ожидал. Чтобы усилить впечатление того, что от Филиппа Красивого ничего не скрывают, король Англии сообщил ему, что назначил Мариньи ренту в 1000 турских ливров, и попросил предупредить об этом Ангеррана.[967] Сенешаль, конечно же, не стал дожидаться этого сообщения и лично указал камергеру на столь важную подробность: двумя днями ранее, 28 августа, было составлено свидетельство, согласно которому Мариньи назначалась пожизненная рента в 1000 ливров, выплачиваемая в маленьких турских ливрах на праздник Святого Михаила,[968] и документ этот Эдмонд де Молей, естественно, передал лично в руки тому, кому он предназначался.
Отправился ли Мариньи в Англию 23 сентября? В конце августа он должен был находиться в Грозо, рядом с Климентом V, а в начале сентября он отправился в район Парижа, где его можно было встретить в октябре (10-го числа). Поэтому кажется вполне вероятным, что он уехал в Лондон в указанный день. Но без сомнения можно сказать, что он вернулся оттуда в ноябре, и путешествие это мог совершить лишь в сентябре, задержавшись с отъездом по неизвестным нам причинам.
Восемнадцатого ноября в Вестминстере Мариньи получил от Эдуарда II охранное свидетельство для горожан Ипра,[969] а 28-го личное право на доход от сбора пошлин.[970] В промежутке между этими двумя датами он находился при английском дворе вместе с Людовиком д'Эвре, поскольку Маго д'Артуа посылала следить за ними.
Какими проблемами они занимались? Конечно же, баронами и Аквитанией. Но Мариньи более всего заботил вопрос о передаче госпитальерам имущества тамплиеров,[971] поскольку с решением этого вопроса все больше и больше затягивали. Возможно, он уже занимался этим делом во время поездки в Англию, состоявшейся практически сразу после его возвращения из Вьенны, где проходил церковный собор. Об этой поездке свидетельствуют счета из отеля Маго д'Артуа; кроме того, вместе с ним в Лондон ездили Людовик д'Эвре и Жан де Гре.[972] Без всяких сомнений, он отсутствовал довольно долго, поскольку за период с августа по декабрь 1312 г под его руководством не было выпущено ни одного королевского акта.
В ноябре 1313 г., имело это отношение к его сентябрьской поездке или же нет, Ангерран был при дворе Эдуарда II. Двадцать пятого ноября, через неделю после своего приезда, в ответ на прошение представителей ордена госпитальеров[973] и в соответствии с решением понтифика, Эдуард II обнародовал и приказал официально оформить[974] акт передачи имущества ордена тамплиеров госпитальерам, что не должно было нанести никакого вреда ни Короне, ни ее подданным. Свидетелями этого заявления стали восемь человек, в числе которых был и Мариньи.[975] В его присутствии не было явной необходимости. Речь шла о принятии меры из разряда внутренних дел, при заявлении которой не полагалось присутствовать французам; к тому же впоследствии будет замечено, что находившийся тогда в Лондоне Людовик д'Эвре не присутствовал при ее обнародовании. Это становится понятным, если вспомнить, что он отрицательно относился к идее о принятии такого решения, в поддержку которого на церковном соборе из членов Совета высказывались только Карл Валуа и Мариньи. Из того, что Мариньи стал свидетелем заявления 25 ноября, следует, что он сыграл немаловажную роль в переговорах между госпитальерами и Эдуардом II. В своем стремлении добиться этого перевода имущества, о причинах которого мы расскажем чуть позже, Мариньи воспользовался своей поездкой в Англию или получил разрешение съездить туда еще раз, чтобы завершить свой труд. Двадцать седьмого ноября он получил от Эдуарда If охранное свидетельство для горожан Ипра,[976] а двадцать восьмого добился того, что ему и его компаньону Готу Ги были переданы доходы от сбора пошлин в Лондоне.[977] В тот же день, 28 ноября 1313 г., Эдуард ff отдал юстициарию Лондона, Эймару де Балансу, приказ передать имущество тамплиеров прокурорам ордена госпитальеров,[978] а Маго д'Артуа, все в тот же самый день, послала своего слугу Леско в Виссан,[979] чтобы узнать, когда Мариньи и Людовик д'Эвре вернутся из Англии.[980] Задача, которую Мариньи поставил перед собой в Англии, была выполнена.
Тем не менее по ту сторону Ла-Манша Ангерран преследовал свои личные интересы. Он не забывал об этом во время своего первого путешествия и воспользовался своим пребыванием в Лондоне в феврале 1308 г., чтобы встретиться с обладателями владений, расположенных вблизи Плесси, и приобрести у них эти земли. Двадцать девятого февраля 1308 г., через пять дней после коронации Эдуарда II и Изабеллы, Жан и Робер дю Плесси продали Мариньи свои владения в Мениль-Веркливе, Крессенвиле и в их окрестностях. Эту продажу ратифицировал и Эдуард II, поскольку оба брата жили в Англии, и Филипп Красивый, так как земли находились во Франции. Из того, что Мариньи не присутствовал при юридическом оформлении продажи, а послал вместо себя своего представителя, Жиля де Реми,[981] отнюдь не следует, что он лично не занимался вопросами своей недвижимости. Собственно, как мы уже замечали, именно он управлял своим доменом, а также делал его таким, каким хотел его видеть. Вместе с тем нельзя сказать, что оформление этой сделки было каким-либо образом связано с Англией. Лондон в 1308 г. был не более чем местом ее заключения. Но в 1313 и 1314 гг. Мариньи действительно преследовал в Англии личные интересы, не имевшие к Франции никакого отношения.
В том, что Эдуард II назначил Ангеррану ренту, не было ничего необычного. Филипп Красивый был предупрежден об этом, более того, он сам должен был сообщить эту новость Ангеррану: это был обычный способ платы за такого рода услуги. Рента в 1000 турских ливров, по всей видимости, была назначена из казны Англии.[982] Но выплачивалась ли она? Мы так не думаем. Мариньи должен был получить 1000 ливров на праздник Святого Михаила,[983] то есть 29 сентября 1313 г., и столько же в 1314 г.
Помимо того, примерно в мае или июне 1313 г. Ангерран одолжил Эдуарду II во Франции 15 000 ливров. Не имея возможности вернуть эту сумму самостоятельно, 8 июля король поручил своему торговцу, генуэзцу по имени Антонио Пессено,[984] вернуть долг, передавая ему из своих собственных привилегий право на доход от сбора пошлин в порту Лондона. Пессено должен был передать 15 000 ливров Мариньи за неделю до праздника Святого Михаила, поскольку было очень нежелательно, чтобы рента выглядела как возвращение долга Он смог выплатить только 5000 ливров, причем 2679 ливров 13 су 7 денье из этой суммы в сентябре получили действовавшие по доверенности Мариньи Манан Франциски и Тальдус Валорис, компаньоны Барди;[985] Мариньи сообщил об этом Эдуарду II, и король 28 ноября 1313 г., перед отъездом Мариньи, передал ему и Тоту Ги доходы от сбора обычных пошлин на шерсть, кожу и шкуры баранов в Лондонском порту, вплоть до суммы в 10000 ливров, которые он оставался должен Мариньи от одолженных ему 15 000 во Франции, и 3000 фунтов стерлингов, которые Мариньи и Тот Ги одолжили ему помимо того.[986]
