Тот же Аммиан Марцеллин рассказывает буквально гарун-аль-рашидовскую историю про римского принца Цезаря Галла:
«В сопровождении нескольких товарищей, носивших под платьем оружие, он шатался по вечерам по харчевням и людным перепутьям и, вполне владея греческим языком, расспрашивал каждого, что он думает о Цезаре. И он смело проделывал это в городе, где ночное освещение улиц почти равнялось дневному свету».
Понятно: в прекрасно освещенном по ночам Древнем Риме каждый мог понимать только древнегреческую речь. Но это еще не все! Родной нашей, привычной до судорог истории известно, что этим древним языком вполне владели не только посетители ночных харчевен Древнего Рима, но и средневековые византийцы XIII–XV веков. Они применяли его в частной переписке:
«Писанные по рецептам риторики, враждебной собственным именам, конкретным деталям и техническим терминам, – пишет историк Р. Ленертц, – византийские письма дают нам образ эпохи в деформирующем зеркале классической античности. Трибалы заселяют Сербию, мизийцы – Болгарию, а персы, владея Малой Азией, угрожают свободе эллинов. Во всей этой обширной корреспонденции лишь несколько иностранных слов (таких, как кардинал) могли бы сбить с толку современника Перикла».
Наверное, средневековые византийцы это нарочно делали. Переписывались между собой так, чтобы сбить с толку древнего грека Перикла, а заодно историка ХХ века Ленертца. Но Ленертц их козни разгадал, и Перикла в обиду не даст!
О, сколько вопросов порождает история – казалось бы, до блеска облизанная за четыре столетия, прошедших после Скалигера!
Куда делся древнегреческий фольклор: сказки, песни, предания и легенды (не о богах и героях – это литературные мифы, а о простых людях)? Каким образом греческие сказки попали в арабский сборник «1001 ночь»? Почему история Древнего Рима полностью отсутствует в византийских хрониках, излагающих мировую историю от Адама? Почему памятник Ромулу и Рему был установлен в Константинополе? Почему не сохранился древнеримский фольклор, а в итальянском средневековом фольклоре, напротив, масса античных реминесценций?… И не только в фольклоре, но и в литературе!
В XVI веке Андроник Транквилл Парфений, он же Франо Андриевич (1490–1571), пишет классической латынью «Молитву ко всеблагому, всемогущему Богу против турок, общих врагов христиан». Бог, согласно Андронику, обитает на Олимпе. Выделенные в тексте слова объясняются ниже:
Боже всевышний, творец мирозданья, владыка Олимпа,
Чистых и светлых жилищ, во веки веков нерушимых,
Ты, колебатель земли, повелитель глубин небосвода,
Отче, воззри ты на нас и на бедствия страшные наши,
Коими племя твое и народ твой повержены в трепет
Яростным, диким врагом, грабителем хищным, который
Истинной веры не чтит, и который законы святые
Все попирает пятой и глумится над ними безбожно.
Мало ему предавать пожару жестокому села, -
Рушит он стены, дома дотла разоряет, богатства
Грабит без удержу все, что великим трудом и раченьем
Собраны. Силы небес! Бесцельно мольбы и обеты
Вас утруждают; людей стенанья и слезы напрасны:
Те на глазах у отцов, а эти в отеческом доме
Пали убитыми; нет их трупам бледным готовых
Холмов могильных и нет желанного им погребенья.
Где непоруганный храм? И чего, наконец, святотатцев
Не осквернила рука нечестивая? Слов не хватает
Выразить это, и скорбь изливается в стонах и воплях.
Вспомнить ужасно: твоим священным именем церкви
Полные прежде, когда народ христианской молитвы
Благочестиво тебе изливал, фимиам воскуряя,
Стали конюшней теперь, теперь египетских систров
Гнусный их звон огласил, теперь там оргии правят,
Мерзкого змея Кераста с его отвратительным свистом
Чтит нечестивцев толпа, и помощи кроткая Веста
Девам святым не дает, похищенным всюду, которых
Вопли и жалобный стон раздаются немолчно и полнят
Своды пещер, где они напрасно просят у бога
Помощи, косы свои распустив и стыдом пренебрегши.
Что ж о несчастных сказать, которые после пожаров,
После свирепой резни уцелели на горшую участь,
Хлещет бичом по глазам десница смерти ужасной.
Тысячи казней страшны, но гораздо ужаснее смерти
Жизнь человека, коль можно назвать это жизнью: лишенье
Лучшего блага людей – свободы, какая дороже
Золота, всех лидийских богатств, несравненно прекрасней
Скифских смарагдов! А тут еще безразборный и тяжкий
Безостановочный труд: иных ко мрачным чертогам
Тартара, в область Стигийский и в бездны Плутона
Неутолимая страсть и жестокая жажда наживы
Гонят в недра земли спускаться глубоко, откуда
В небе Гекату они и блеск лучезарного Феба
Тщатся напрасно узреть, лишенные всякого света;
Тело у них в грязи, худоба истощает, мертвеют
Лица, болезни их ждут и раньше времени старость.
Этого поля копать заставляют, тяжелой колодкой
Ноги ему заковав, и работает он непрестанно
В пору дождливых Гиад, в леденящий холод зимою;
Должен он спать на земле, затверделой от жутких морозов,
В жалких лохмотьях, снося нестерпимый голод и жажду.
Мезия пала потом, Иллирию грабят благую,
Марсову область за ней, обезумев, Далмацию, точно
Злобный ликийский волк, разоряют, твердыни Куретов
Враг разрушает в холмах; и вас, Паннонские реки,
Плохо спасает вода: никогда не снимая доспехов,
Гонит коней боевых неистовый враг в исступленье,
Точно Менада стремясь, возбужденная Вакховым тирсом.
И не иначе огонь пожирает желтую ниву,
Вихрем Борея гоним, со свистом несущимся в поле,
Чем этот дикий народ бушует во всех поселеньях,
Все наше войско и мощь час за часом во прах попирая.
Силы его все растут, мечи он, омытые кровью,
Точит о камень, стремясь достигнуть в диком набеге
До Гесперийских брегов, куда устремляются вечно
Быстрый Ибер и водою вспененной вливается в море,
Где и, покрытый руном оливковых рощ, к Океану
Бетис бежит. Победить он с помощью Марса желает
Даже британцев и край предельный – далекую Фулу.
Этот чудовищный род, порожденный Землей с Энкеладом,
Жаждой объят, и его стремлениям нету границы.
Всею землей овладев в своей необузданной страсти,
Будет он (страшно сказать) пытаться достичь небосвода,
Горы одна на другую вздымать и стараться с престола
Свергнуть тебя, владыку людей и родителя вышних,
Всех, обитающих в небе, великих святых ниспровергнуть
И, дерзновенной пятой их столкнув, из обителей выгнать.
А вот и комментарии, выполненные под ответственной редакцией одного из лучших отечественных латинистов, Ю. Ф. Шульца:
«Систр – трещотка, род кастаньет; употреблялась в Египте для богослужений в честь Изиды и для военных сигналов. Кераст – рогатый змей с о-ва Кипра (миф.). Веста – богиня домашнего очага и чистоты семейной жизни у римлян. Здесь имеется в виду Богородица… Скифские смарагды (изумруды) считались наилучшими из всех, а Скифия, особенно Рифейские (Уральские) горы, славились минеральными богатствами. Геката – здесь – Луна… Твердыня куретов – о-в Кипр, где, по мифу, жрецы (куреты) скрыли от Урана младенца Зевса. В XVI в. – владение венецианцев. В 1571 г. захвачен турками».
Следующий эпизод из приведенного стихотворения XVI века:
До Гесперийских брегов, куда устремляются вечно
Быстрый Ибер и водою вспененной вливается в море,
Где и, покрытый руном оливковых рощ, к Океану
Бетис бежит. Победить он с помощью Марса желает
Даже британцев и край предельный – далекую Фулу -
– комментируется так: турки желают достичь «западных берегов океана, где обитали Геспериды, хранители золотых яблок. Здесь – берега Португалии. Ибер – р. Эбро. Бетис – р. Гвадалквивир. Фула (или Туле) – полубаснословная страна на крайнем Севере Европы».
Если свести концы с концами, можно прийти к мысли, что одной из противостоящих сторон в Пунических войнах III–II веков до н. э. были турки. По синусоиде это линии № 7 и 8, как раз XV–XVI века и война, описываемая латинянином Андроником Транквиллом.
Перечислим еще немного странностей.
Лоренцо Валла в XV веке, анализируя культурную ситуацию в современной ему Италии, совсем не упоминает ни Данте, ни Петрарки, ни Боккаччо, заложивших основы итальянской культуры. Никколо Макиавелли в XVI веке в своих обстоятельных исследованиях по управлению государством («Государь» и «Рассуждение о первой декаде Тита Ливия») ни разу не упоминает Августа, хотя менее значительные правители удостаиваются пристального внимания. Сам Скалигер в списке правителей Рима, написанном в XVI веке, называет Юлия Цезаря – Гаем Юлием Ромейским.
Средневековые авторы не знают имен тех, кого должны бы знать, а древние зачастую упоминают то, чего не могли знать. Географ Страбон якобы в I веке не описывает ни Помпеи, ни Стабию, ни Геркуланум, хотя при его жизни они еще должны были существовать. Зато вот что он сообщает о Равенне:
