Оставалось либо остановиться, либо свернуть на другую дорогу.
Заметив впереди ярко-красную рекламу ночного кафе, я резко остановил машину у его дверей. Не выключая мотора, несколько секунд ждал, что станет делать дальше «хвост». Остановится? Проедет мимо?
Черный «мерседес» со свистом промчался дальше. Рыжеволосая девица, сидевшая за рулем (я успел заметить, что, кроме неё, никого в машине не было), высунулась в окно и приветливо помахала мне рукой. «Явно под газом», — с облегчением подумал я.
Я не стал заходить в кафе, а постучав для вида по переднему баллону ботинком и сокрушённо при этом покачав головой, тут же снова сел за руль и отправился дальше…
Еще два часа гонки, и я въехал в Лондон.
Прежде чем лечь спать, я вошёл в свою крохотную ванну и, быстро приготовив проявитель, обработал пленку. Снимки были четкими, нормальной плотности.
Я высушил плёнку и, сняв со стены висевший там китайский свиток, отвернул наконечник его палки и вложил плёнку в пустое пространство. Привернул наконечник на место, повесил свиток на стену.
Разбудил меня не будильник, а телефонный звонок. Но спросонок я долго смотрел на циферблат, не понимая, почему часы вдруг начали трезвонить в шесть, только потом потянулся к телефону.
— Простите, я, наверное, очень рано, — услышал я голос Вильсона. — Вы получили уже посылку из Абердина?
— Пока нет, — ответил я, чувствуя, как остатки сна покидают меня.
Повесил трубку и сразу начал одеваться.
Через десять минут после открытия крупнейшего лондонского универсального магазина «Селфриджес» я уже был там. Походив немного по залам первого этажа и купив какую-то мелочь, я увидел у одного из прилавков (тот, конечно, был заранее определен) Вильсона. Мы обменялись мимолетными взглядами, и Вильсон тотчас прошёл мимо, на ходу незаметно сунув в мой карман крошечный сверток.
Дома я развернул сверток — там была кассета с фотоплёнкой. Пожалев, что успел вылить проявитель, я снова начал готовить раствор, поглядывая на часы — опаздывать на занятия не стоило.
Я обработал плёнку, быстро высушил её и, заправив в увеличитель, прочитал подробную информацию о группе разведчиков из ФРГ, которые несколько дней назад прибыли в Англию.
Это было задание Центра — взять под наблюдение агентов западногерманской разведки, появившихся недавно в Англии. Особый интерес для Центра представлял сотрудник западногерманской разведки — БНД — Хейнрикс. В радиограмме сообщалась его кличка — Хирт («пастух» по-немецки) и то, что он, по-видимому, будет заниматься на каких-то курсах НАТО.
В группе лишь Вильсон обладал связями, которые позволяли быстро справиться с подобным заданием, и я поручил ему заняться «Пастухом» и его коллегами по геленовскому стаду.
Как следовало из сообщения, которое я сейчас просматривал, Хирт оказался сотрудником сугубо засекреченной службы западногерманской разведки, носящей кодовое название «Архив». Её создали тайно от западных держав, и уже в 1955 году по личному указанию Гелена «Архив» приступил к разведывательной работе против союзников ФРГ по НАТО. Учёба Хирта в Англии прикрывала его шпионское задание: восстановить связи с некоторыми старыми агентами третьего рейха в Англии, которые были «законсервированы» после войны. Вильсон докладывал, что пока ещё не сумел выяснить, насколько Хирт преуспел в этом деле. Позже я узнал, что, вернувшись из Англии, Хирт работал в Штокдорфе под Мюнхеном, а затем в штаб-квартире БНД в Пуллахе. В 1958 году он был переведён на другую работу, и его след потерялся. (Можно предположить, что сейчас «Пастух» находится в одной из стран НАТО и по-прежнему «трудится» в «Архиве»).
Вложив плёнку в тот же китайский свиток, я зашагал в университет, чувствуя себя изрядно вымотанным.
«Если сегодня контрольная, я горю», — думал я, открывая массивную дверь в вестибюль. Контрольные устраивали довольно часто. Они заменяли и зачёты, и экзамены. Собственно, экзамен — это и была письменная контрольная работа, где рядом с вопросами заранее была проставлена их «цена» — 5, 10 и даже 20 баллов, в зависимости от трудности вопроса.
Но мне явно везло — контрольной на этот раз не было. Я послушал лекции и, не дожидаясь конца занятий, двинулся домой. Чемодан уже был собран. Я вызвал такси и отправился в аэропорт.
Оформив транзитный полёт с остановкой на несколько часов в Париже, я вылетел из Лондона и через час с небольшим приземлился на аэродроме Орли. Пассажиры направились в здание аэровокзала. Не успели они войти в зал ожидания, как радио, вдруг, прервав сообщение об очередном прилёте, объявило:
— Господин Лонсдейл, прибывший рейсом из Лондона. Вас просят подойти к окну иммиграционного чиновника… Ощущение опасности, спрятанное где-то в глубинах мозга, тут же заявило о себе. «Ловушка, — подумал я. — Плёнка в кармане… Куда её спрятать? Надо уходить».
— Господин Лонсдейл, подойдите, пожалуйста, к иммиграционному чиновнику, — повторило радио.
«Надо уходить!»
Но зал был отделён барьером от остальной части аэропорта. За барьером дежурили полицейские. Пока пассажиры не прошли паспортного и таможенного контроля, в город их не выпустят.
Чтобы выиграть время, я решил сделать вид, что ничего не слышал. Довольно безучастно стоял я у витрины с сувенирами, разглядывая традиционные Эйфелевы башни и Триумфальные арки. В голове у меня вихрем мелькали разные мысли о том, как лучше выйти из этой странной ситуации. Но я тут же отвергал их как неосуществимые или поспешные.
Через минуту диктор снова попросил меня подойти к окошечку, на этот раз «срочно». К этому времени я уже принял решение: если вызовут ещё раз, подойду. Сохраняя внешне полное спокойствие, я заглянул в иммиграционное окошко. Не успел открыть рот, как ко мне подскочила хорошенькая стюардесса.
— Вы мосье Лонсдейл?
— Да, — ответил я. — В чём дело?
— Вы транзитный пассажир, — улыбнулась стюардесса. — Поэтому мы оформим вас вне очереди и доставим в город на автомобиле, а не на автобусе. «Эйр Франс» стремится сделать всё, чтобы даже транзитные пассажиры имели возможность хоть немного познакомиться с Парижем…
Опекаемый жизнерадостной стюардессой, я вне очереди прошёл паспортный и таможенный контроль и через несколько минут уже мчался в Париж в шикарном лимузине. Остальная часть моей поездки прошла без каких-либо осложнений. Спустя два дня весь материал был в Центре.
Сидя за столом в своей крохотной комнате, я смотрел в окно, не видя ни синего вечера, ни зелёных ковров Риджент-Парка, а правая рука моя сама собой тихо отстукивала мелодию какого-то марша.
Узенькая исписанная цифрами ленточка папиросной бумаги, которая всё ещё лежала передо мной на полированной поверхности стола и которую надлежало сейчас же уничтожить, только что сообщила мне, что Центр считает необходимым моё присутствие на дебатах в парламенте по внешней политике правительства Её Величества.
Было время знаменитого «Суэцкого кризиса». Англия навсегда прощалась с Египтом, теряя заодно и Суэцкий канал. Британский лев грозно рычал, стараясь показать всему миру, что не собирается отдавать свою добычу. В воздухе попахивало войной. Оказаться в среде парламентариев в этой обстановке было крайне важно.
Дебаты должны были начаться на другой день. Времени оставалось в обрез.
Но как попасть в парламент?
Я перебрал в уме всех своих более или менее высокопоставленных знакомых и нашёл, что, пожалуй, надёжнее всего обратиться в лигу, к мисс Пауэлл. Несколько дней назад, вернувшись из короткой поездки в Париж, я преподнёс ей флакончик духов «Ша нуар» и блок американских сигарет.
Одинокая, стареющая женщина, воспитание которой, как это часто бывает с обедневшими аристократками, было значительно выше её сегодняшнего общественного положения, мисс Пауэлл безмерно радовалась всякому знаку внимания.
— Говорит Лонсдейл, — сказал я в трубку, услышав энергичный голос сотрудницы лиги.
— Узнаю, Гордон. Рада тебя слышать? Как дела?
— Спасибо, всё хорошо. А ты как, Элизабет?
— Как обычно. Полна оптимизма и положенной по должности энергии, — усмехнувшись, бодро ответила мисс Пауэлл. — Ты о чём-то собираешься меня просить, Гордон?
— Ты попала в самую точку.
— Тогда говори, а то мы скоро закрываем контору…
— Ты не могла бы помочь, — тут я сделал паузу, которая должна была подчеркнуть значительность просьбы, — попасть на дебаты в парламент?
— Только и всего?
— Разве мало?
— Решил стать политиком?
— Ну, знаешь, университет, Африка… Всегда полезно послушать такие вещи из первых уст…
— Когда дебаты?
— Завтра.
— Не вешай трубку, я поговорю по другому телефону. Тут же я услышал, как всемогущая мисс Пауэлл звонит активному деятелю лиги члену парламента сэру Джоселину Люкасу и любезнейшим голосом просит его устроить пригласительный билет на «скамью выдающихся посетителей» одному «чрезвычайно симпатичному канадцу по фамилии Лонсдейл».
