Указав далее, что весь духовный чин княжества Моравии, будут ли то славяне или иноземцы, обязан подчинением архиепископу Мефодию и что непокорные и непослушные подвергаются отлучению от Церкви и даже изгнанию из пределов княжества, письмо папы, наконец, выражает заключение Римского престола по поводу славянского языка.
«Мы одобряем славянские письмена, изобретенные Константином Философом, на которых правильно воздаются хвалы Богу, и разрешаем повествовать и изъяснять на этом языке чудесные деяния Господа нашего И. Христа, ибо не на трех только, но на всех языках писание повелевает воздавать хвалу Богу. И нисколько не противно истинной вере и правому учению петь обедни на том же славянском языке или читать Евангелие или чтение из Ветхого и Нового Завета в хорошем переводе и вообще отправлять обычные дневные службы, ибо тот, кто создал три языка — еврейский, греческий и латинский, — создал и все прочие языки в честь свою и славу. Впрочем, повелеваем во всех церквах земли твоей ради вящей торжественности читать св. Евангелие сначала на латинском, потом уже в славянском переводе для тех, кто не в состоянии понимать латинского текста, как это и делается уже в некоторых церквах. Если же тебе и твоим вельможам предпочтительней слушать литургию на латинском языке, то мы даем это разрешение».
Приведенный акт составляет один из важнейших моментов в суждении о деятельности Мефодия. Для непредубежденного читателя легко видеть, что это письмо вообще внушено чувствами расположения к архиепископу Мефодию. Уж если кто мог бы подделать этот акт, так тот, cui prodest, т. е. в чью пользу он составлен. Но письмо сохранилось только на латинском языке, в славянских материалах для жизни свв. братьев, где бы так важно было его использовать, его нет. Следует при этом заметить, что одна черта в нем, именно посвящение Викинга, сделанное едва ли с ведома Мефодия и во всяком случае далеко не в интересах мира и согласия в архиепископии, никоим образом не могла быть внесена славянским фальсификатором. Устраняя сомнения в подлинности приведенного письма, мы должны, однако, обратить внимание на некоторые черты, обличающие в нем значительную неискренность и двоедушие. Ясное дело, что против Мефодия было выставлено крупное обвинение в догматическом смысле. Об этом говорится в письме папы, это же было причиной раздора епископа Мефодия с немецким духовенством в 869–870 гг., окончившегося заключением его под стражу. Догматический вопрос — это учение о происхождении Св. Духа и от Сына (Filioque). В первый раз он начинает заявлять о себе в сношениях между Восточной и Западной Церковью в деле Фотия, который выдвинул это догматическое обвинение против латинской Церкви в своей энциклике и вместе с тем заявил, что проповедники, посланные папой Николаем I в Болгарию, читали уже Символ веры с прибавкой. Не входя здесь в подробности постепенного возникновения этого учения в Церкви, мы не можем, однако, не остановиться на той стороне вопроса, которая касается непосредственно св. Мефодия. Уже не один раз поднимался в Риме голос, что Мефодий не правоверен, и каждый раз обвиняемый представлял объяснения, которые удовлетворяли Римский престол. В настоящем случае Мефодий подвергался допросу на суде римских епископов, но сделанные им при этом показания и объяснения привели к заключению, что обвинения против него не были справедливы. Как объяснять этот вопрос в применении к Мефодию, получившему посвящение от папы и действовавшему не в области Константинопольского патриархата, — напротив, как будто совсем забытого в Константинополе? Едва ли можно в данном случае отправляться из весьма мало обоснованного мнения о принадлежности свв. братьев к одной из политических партий (21), враждовавших тогда в Константинополе, фотианцев и игнатианцев. В своей архипастырской деятельности Мефодий ничем не мог выразить своих политических симпатий, имевших практическое применение в патриархате, а не в Риме или Велеграде. Итак, принимая во внимание условия, в которых воспитался Мефодий, нельзя ни минуты сомневаться, что он исповедовал Символ веры без прибавки, что в этом заключалась главная причина козней и наговоров на него князю Свято-полку и что на этом главным образом опирались доносы на него в Рим. По отношению к принятой папой роли в деле Паннонского архиепископа следует принять в соображение, что решение прямо поставленного вопроса о догматическом исповедании, которого держался Мефодий, допускало возможность именно так отнестись к нему, как отнеслись в Риме в 880 г.
Из предшественников Иоанна VIII папа Лев III (795–816) энергично восставал против внесения Filioque в никейский Символ. При том же папе в Иерусалиме возник спор между греками и западными монахами из-за прибавки к Символу, причем греки называли франков самыми страшными еретиками, а последние могли бы смело отвечать, что тогда и папа еретик. Иоанн VIII в переписке с Фотием принимает несколько неопределенное положение к вопросу о Filioque, именно, он порицает изменение в Символе (22). Находя достаточно оснований отнестись благожелательно к патриарху Фотию и восстановить мир между Римской Церковью и патриархатом, Иоанн VIII имел полное право признать данное на Соборе показание Мефодия и его исповедание веры согласным с апостольским и евангельским преданием и соответственным с учением Римской Церкви, так как, по-видимому, не было поставлено категорического вопроса о происхождении Св. Духа. Признавая в этом смысле ортодоксию Мефодия, папа, однако, дал некоторое удовлетворение и недоброжелателям его, посвятив, едва ли с согласия его, епископом немца Викинга для области Нитры, входившей в Моравскую епархию. Так как папе было хорошо известно внутреннее состояние моравской паствы, в которой были две враждебные партии — славянская и немецкая — и так как в Риме нисколько не сомневались в симпатиях князя Святополка к немецко-латинской партии и в холодности к Мефодию, то в назначении Викинга нельзя не усматривать желания подкрепить именно враждебную Мефодию партию и внести в страну повод к новым раздорам и смутам. Таким образом, со времени возвращения в Моравию архиепископ Мефодий начал испытывать новые испытания. Немецкая партия, во главе которой стоял теперь епископ Викинг, получив доступ ко двору и пользуясь влиянием на Святополка, старалась всячески рассорить его с Мефодием и снова возбудить к нему недоверие. Пущена была даже в обращение грубая клевета, что переданное Мефодием князю послание папы есть подложный акт, что Викингу даны из Рима секретные поручения и что, наконец, Мефодий не признан архиепископом. Для разъяснения всех этих недоразумений Мефодий должен был снова обратиться к папе. От 23 марта 881 г. папа отвечал на жалобы Мефодия следующим письмом. Выразив ему похвалу за ревность к православной вере и заботы о распространении ее, папа продолжает:
«Как мы соболезновали тебе, узнав из твоего письма о разных неприятностях, тебя постигших, можешь судить из того, что, когда ты изложил перед нами учение св. Римской Церкви, мы признали его вполне истинным и засвидетельствовали о том нашим посланием князю Святополку, которое, как ты знаешь, было к нему отправлено, а другого письма к нему мы не писали и ни ему, ни тому епископу ни явно, ни тайно не делали никаких поручений; тем менее можно думать, что мы взяли клятву от этого епископа, когда между нами не было даже легкого разговора по этому делу. Итак, пусть прекратится всякое сомнение в этом смысле… Не предавайся слишком унынию за все искушения, но лучше радуйся за все, по апостолу. Но если бы ты пришел снова к нам и выразил те огорчения, какие навлек на тебя названный епископ, мы, разобравши дело, дали бы ему законное решение, и он потерпел бы должное наказание за свое упорство» [47].
Приведенное письмо, как последний подлинный и датированный акт, относящийся к Мефодию, заключает в себе как для католических, так и православных исследователей и мыслителей самые твердые основания для их выводов. Поэтому позволим себе возвратиться к нему. Из него главным образом можно почерпать надежные и бесспорные данные по отношению к мероприятиям Римского престола насчет установления мира и спокойствия в Моравско-паннонской архиепископии; из него только, за утратой обращения св. Мефодия к папе Иоанну в 880 г., можно делать заключения о тяжком положении, в какое был поставлен Мефодий вследствие подлогов и гнусной клеветы, какую позволил себе вновь назначенный помощник его Викинг. Подлога Викинга нельзя ни скрыть, ни оправдать — в этом отношении нет разногласия в школах, разделяющих писателей [48]. Мы должны лишь настаивать на той мысли, что едва ли Викинг, монах бенедиктинского ордена из Рейхенау, мог быть удачно выбран в качестве помощника Мефодия и весьма сомнительно, чтобы этот последний, если бы спросили его мнения, не остановился выбором на действительных учениках своих, которым и суждено было впоследствии продолжать его дело. Ближайшие события и показали, что присоединением Викинга немецкая партия при Римском престоле успела создать в Моравии вторую Церковь, антимефодиевскую, и что эта последняя нашла защиту и покровительство при дворе князя Святополка, первого резко выраженного антинационалиста в истории славян. Дошло или нет до Святополка подлинное письмо папы, в котором давалось полное удовлетворение архиепископу Мефодию и торжественно признавалось его православие, об этом можно делать лишь догадки; но Викингу достаточно было того, на что делается намек в письме папы. Чтобы унизить авторитет Мефодия, он пустил слух, что ему сделаны секретные поручения и что он клятвенно обязался следить за Мефодием и наблюдать за тем, как он исповедует свои верования. Интрига, тем более могущая повредить Мефодию и лишить его твердости и необходимого авторитета, что в конце концов он сам естественно начинал подозревать папу в неискренности с ним. Хотя в ответе своем папа открыто заявляет, что никаких секретных переговоров с Викингом не было и что особенных поручений ему не было дано, но вместе с тем весьма знаменательно выражение neque aliae literae nostrae ad cum directae sunt, т. е. что к Святополку я не посылал никакого другого письма. Оно важно в том смысле, что показывает реальное существование подобного письма и ставит вне всякого сомнения учиненный епископом Викингом подлог. Нет сомнения, что при доброй воле и благорасположении папа Иоанн не только мог, но и должен бы был приказать расследовать дело о подлоге и, во всяком случае, отозвать Викинга, присутствие которого возбуждало в Моравии смуту и раздоры. Об этих внутренних отношениях в стране прекрасная страничка сохранилась в жизнеописании Мефодия, где в таких выражениях указывается движение враждебной Мефодию партии (иопаторская ересь).
