Об этом мосте ок. 500 года от Р.Х. писал византиец Гесихий, говоря о gephyris, или "шутках на мосту", что почтенным гражданам (мистам), когда они шли через элев-синский мост, приходилось молча выслушивать брань. Сами поношения и невнимание к ним считались отводящими беду. Впрочем, возможно, что слова Гесихия относились к возвратному пути уже "оббженных" мистов и имели в виду брань ради отрезвления, как полагаем и мы. Ибо и на римских триумфах чествуемый полководец в одеждах Диониса вынужден был безропотно выслушивать подобные поношения толпы. За мостом, возле жертвенника Триптолема, еще не дойдя до хороводной площадки, процессия достигает своей цели.
Далее на просторной площадке между Каллихороном, то есть Колодцем Прекрасных Хороводов, и храмом Артемиды открыто, как самостоятельный обряд, происходит пляска океанид. Сопровождавшие ее песнопения, возможно, каждый раз сочиняли заново, хотя содержание их менялось мало. До наших дней сохранился написанный в VII веке до Р.Х. V гомеровский гимн Деметре — особенно удачный образец такого рода песнопений.
У Колодца Прекрасных Хороводов
Оказав почести изображению божественного Иакха у жертвенника Триптолема, иерофант вместе с этим изображением, сопутствуемый жрецами, пересекал площадку для танцев и входил в ворота священного участка, которые тотчас закрывались. Юноши поодаль расседлывали коней, а затем, с новыми факелами, пешей цепочкой окружали хороводную площадку между колодцем Деметры и храмом Артемиды; если цепочка была коротка, ее удлиняли красным канатом. Вокруг толпились мисты. На большом алтаре перед храмом, в северо-западной части площадки (нетрадиционная ориентация для храма и алтаря!), жрецы, первый из которых именовался эпибомий, или "тот, что у алтаря", разводили жаркий костер и бросали в него пеллны — жертвенные лепешки в честь "обеих богинь". Животных жертв здесь уже не приносили. Во время таинств действовало правило Кекропа: не приносить в жертву ничего, что имеет душу.
Открытая площадка для танцев перед священным участком, построенная Писистратом, была больше и красивее всех существовавших до и после нее. По окончании персидских войн священный участок был расширен, а стены его укреплены; однако ради этого площадку урезали на треть. Хороводы сократились. Элевсинцы ежегодно наслаждались этим продолжительным публичным зрелищем, но афинским мистам, которые располагали весьма ограниченным временем, сокращение хороводных обрядов было на руку. К тому же значение танца вообще падало. Когда в VI веке из него родилась драма, он с его безмолвной древней стилистикой стал еще менее понятен. Впрочем, и в новой драме хор обращался к танцу куда чаще, нежели, как правило, полагает наш современник.
Еще и в VII веке перед мистериями, как свидетельствует Аристофан в "Лягушках", молодые неофиты, уроженцы Элев-сина — все в девичьем платье, — непременно участвовали в культовых танцах. Не в пример афинянам, они не совершали долгого утомительного перехода и могли начать в нужное время. В архаической древности, вероятно, порой уже сам танец вызывал желанный "созерцательный образ" — подтверждение тому минойские геммы. В ту пору хорошо подготовленные неофиты составляли хор, а двое жрецов или по крайней мере двое посвященных изображали богов. Но начиная с эпохи Солона (ок. 600 года до Р.Х.) мисты, в большинстве своем уже афиняне, стали зрителями, а танцевать доставалось хору элевсинских неофитов; когда же обряд на священной территории был расширен, к ним присоединились семнаддаги-восемнадцатилетние элевсинские девушки, и танец стал целым представлением. Но в роли богов по-прежнему выступали жрецы или тщательно подготовленные посвященные.
Юноши в девичьем платье или девушки (в идеале "пятьдесят дочерей Океана") плотной цепочкой медленно обходили колодец Деметры, затем размыкали круг и в искрометном танце проворно разбегались по всему пространству площадки. Апулей называет это "пиррическим танцем"154, сюжет которого — суд пастуха Париса о богинях Юноне (Гере), Минерве (Афине) и Венере (Афродите). О близких сюжетах сообщают и бронзовые таблички из до-дорического храма Аполлона в Амиклах. Тамошний миф ведет начало из II тысячелетия, таблички возникли около 500 года до Р.Х. Аполлон изображен рядом с юношей Гиакинфом, своим отражением в подземном Гадесе; далее Персей и Тесей.
Что до сопровождающих танец текстов, то элевсинские поэты имели достаточно широкий выбор тем. Необходимое содержание можно почерпнуть в V гомеровском гимне. Возможно, со времен Солона им и ограничивались; если существовал запас времени, мистерия готовилась постепенно. Тогда сначала в честь Афродиты танцевали Близнецы. Затем богиня производила на свет от пастуха Анхиза сына Энея. Вместе с Артемидой и Афиной она являлась царевичу-пастуху Парису, и в итоге становилось ясно, что здесь приводятся в движение первозданные титанические силы, вот так же, как у Еврипида:
Звездный Зевесов Эфир пусть поведет хоровод!
Всех впереди Селена, богиня Луны, выступает,
И пятьдесят следом за нею дочек Нерея
Кружат в безмерных пучинах глубин вековечных.
Так почитают богиню в венце золотом из колосьев,
Чтут и плющом увенчанную дочь [Персефонею].
У Аристофана в "Лягушках" хор мистов славит Элизий, светлое место в Гадесе, обитель блаженных, а затем и бога, который им предводительствует:
Иакх наш, снизойди к нам, золотых стен обитатель!
Иакх, о Иакх!
К нам приди, на святой луг, на зеленый!
С нами будь рад, в наш вступи ряд!
Пусть венок мирт многоцветных
Пышнокудрый окружит лоб!
Попляши, бог! И ногой в лад бей о землю!
Восхити дерзновенный
И веселый хоровод,
Наших гор сонм, наших плясок богомольных череду,
Песни мистов посвященных!
Раздуй свет искряных смол, поднимай ввысь знойный витень!
Иакх, о Иакх,
Ты, ночных хороводов пламеносец!
Под речитатив певца подробно вытанцовывался миф, связанный с этим местом. До наших дней сохранился гимн из 495 шестиарсисных стихов о страстях и деяниях богини Деметры. Судя по стилю, написан он в VIII или VII веке до Р.Х.
Песнь повествует: у Матери полей есть дочь по имени Персефона, а проще — Кора, "девушка". На Троицу она со своими подругами Артемидой и Афиной играет на цветущем лугу. Оттуда ее похищает Плутон и увозит в свой чертог, в Гадес. Там она делит с ним трон, становится царицей мертвых. Последний вопль ее достиг слуха матери — но больше Деметра ничего не ведает. Девять дней скитается она по земле в поисках дочери. На рассвете десятого дня Геката советует ей расспросить Гелиоса, всевидящего солнечного титана. От него Деметра узнает о похищении и об имени похитителя.
Разгневавшись на богов, допустивших злое дело, Деметра блуждает в мире людей, приняв облик древней старушки. Однажды вечером сидит она у городского колодца в Элевсине, и тут за водою приходят четыре дочери царя Келея ("дятла"). Старуха рассказывает им, что она была похищена с Крита разбойниками и в Южной Аттике сумела от них убежать, а затем, представившись нянькой, расспрашивает девушек о состоятельных городских семействах. Девушки обещают поговорить со своей матерью Метанирой, и вот та приглашает пришелицу няней к новорожденному сыну Демофонту.
Когда старуха входит, Метанира предлагает ей свое кресло, Деметра же предпочитает скамью, на которую служанка Ямба набрасывает овчину. Недвижно и печально смотрит богиня в пространство перед собою, пока Ямба балагурством и солеными шутками не вынуждает ее засмеяться. Царица угощает гостью вином, но старуха просит кикеон, напиток из полея и поджаренной ячной муки.
Нянюшка не дает своему питомцу ни молока, ни иной человечьей еды, однако младенец растет и крепнет. Метанира ночью подглядывает за старухой и видит, как та, словно факел, погружает ребенка в огонь очага. Царица вскрикивает от ужаса. А ведь не помешай она богине, та наделила бы мальчика вечной жизнью и молодостью. Теперь Деметра опускает ребенка на землю у очага и в гневе восклицает: "Жалкие, глупые люди! Ни счастья, идущего в руки, вы не способны предвидеть, ни горя, которое ждет вас! Непоправимое ты неразумьем своим совершила. Клятвой богов я клянусь, водой беспощадного Стикса, — сделать могла бы навек не стареющим я и бессмертным милого сына тебе и почет ему вечный доставить… В непреходящем, однако, почете пребудет навеки: к нам он всходил на колени, и в наших объятиях спал он. Многие годы пройдут, и всегда в эту самую пору будут сыны элевсинцев войну и жестокую свалку против афинян вчинять ежегодно во вечные веки…"155
Всю ночь Метанира и ее дочери в испуге молятся богине. Затем элевсинцы строят на холме священную обитель, Анакторон, Дом владычицы. Деметра во гневе и тоске удаляется в храм. Целый год не дает она взойти семенам, и наконец боги в страхе за все живое посылают Гермеса к Плутону — просить подземного владыку отпустить из мрака на свет похищенную супругу. Плутон отпускает Кору, но прежде дает ей проглотить крохотное зернышко граната.
