Казалось бы, самое время праздновать успех. Но не успел Светоний навести порядок на захваченном острове, как пришли вести, что во вверенной ему провинции творится что-то невообразимое.
Предыстория событий, связанных с войной британской амазонки против римлян, такова (по Тациту). Царь британского племени иценов — Прасутаг, «славившийся огромным богатством», назначил в завещании своими наследниками римского императора и двух дочерей, «рассчитывая, что эта угодливость оградит его царство и достояние от насилий. Но вышло наоборот, и царство стали грабить центурионы, а достояние — рабы прокуратора, как если бы и то и другое было захвачено силой оружия.
Прежде всего, была высечена плетьми жена Прасутага Боудикка и обесчещены дочери; далее, у всех видных иценов отнимается унаследованное от предков имущество (словно вся эта область была подарена римлянам), а с родственниками царя начинают обращаться как с рабами. Возмущенные этими оскорблениями и страшась еще худших, поскольку их земля стала частью провинции, ицены хватаются за оружие и привлекают к восстанию тринобантов, а также всех тех, кто, еще не сломленный порабощением, поклялся на тайных собраниях отвоевать утраченную свободу, питая особую ненависть к ветеранам. И в самом деле, недавно выведенные в колонию Камулодун, они выбрасывали тринобантов из их жилищ, сгоняли с полей, называя пленниками и рабами, причем воины потворствовали своеволию ветеранов и вследствие сходства в образе жизни, и в надежде на то, что им будет дозволено то же».
Особой ненависти британцев удостоился храм обожествленного императора Клавдия, при котором и была основана провинция. Помимо того что бог был совершенно чужд местному населению, жрецы разоряли окрестности «под предлогом издержек на отправление культа». Так римляне своей жадностью и высокомерием обратили друга во врага, а на справедливую месть ветераны соблазнили коренное население собственной беспечностью. «Между тем восставшим казалось делом отнюдь не трудным уничтожить колонию, не имевшую никаких укреплений, ибо наши военачальники об этом не позаботились, думая более о приятном, чем о полезном», — замечает Тацит.
А ведь даже боги предупреждали жителей колонии о грядущих бедствиях; знамения возникали одно другого ужаснее. Мы читаем у Тацита, что статуя богини Виктории «в Камулодуне безо всякой явной причины рухнула со своего места и повернулась в противоположную сторону, как бы отступая перед врагами. И впавшие в исступление женщины стали пророчить близкую гибель: в курии камулодунцев раздавались какие-то непонятные звуки, театр оглашался воплями, и на воде в устье Тамезы явилось изображение поверженной в прах колонии; океан стал красным, как кровь, и на обнаженном отливом дне виднелись очертания человеческих трупов».
Зловещие видения заставили колонию ветеранов искать помощи. Так как Светоний был далеко, они обратились к прокуратору Кату Дециану. Прокуратор должным образом не отреагировал на страхи комулодунцев. Он «прислал не более двухсот человек, и к тому же без надлежащего вооружения; стоял в Камулодуне и малочисленный отряд воинов. Уповая на храм как на неприступную крепость и встречая противодействие в осуществлении разумных мероприятий со стороны тех, кто был тайным сообщником восставших, они не провели вала и рва и не отослали женщин и стариков — с тем, чтобы оставить при себе только боеспособных» (Тацит).
Тем временем восстание ширилось и набирало силу. Британцы «под предводительством женщины царского рода Боудикки (ведь применительно к верховной власти над войском они не делают различия между полами) все как один поднялись против нас, — повествует Тацит. — Истребив рассеянных по заставам воинов и захватив приступом крепости, они ворвались в колонию, видя в ней оплот поработившего их владычества римлян, и, упиваясь яростью и своим торжеством, расправились с побежденными, не упустив ни одной из жестокостей, какие только в ходу у варваров».
Кассий Дион более подробно описывает месть Боудикки за то, что ее исхлестали плетьми, и за насилие над ее дочерьми, за издевательство над ее народом:
«Боудикка повела свое войско против римлян; ибо те остались без предводителя, поскольку Паулин, их военачальник, ушел в поход на остров Мону, рядом с Британией. Это позволило ей опустошить и разграбить два римских города и, как я сказал, учинить неописуемую резню. Те, что были захвачены в плен бриттами, были подвергнуты всем известным видам поруганий. Наихудшее и самое зверское злодеяние, совершенное мятежниками, было следующим. Они подвешивали самых благородных и именитых женщин обнаженными, затем отрезали им груди и пришивали к их ртам, чтобы казалось, будто жертвы поедают их; после этого они насаживали женщин на острые колья, пронзавшие их насквозь во всю длину тела. Все это они совершали, сопровождая жертвоприношениями, пиршеством и развратом во всех своих священных местах, но особенно в роще Андате».
Войско Боудикки сожгло колонию Камулодун дотла. Храм Клавдия, который ветераны считали неприступным, пал после двухдневной осады. Затем «победители-британцы, выйдя навстречу шедшему на выручку Камулодуна легату девятого легиона Петилию Цериалу, рассеяли его легион, перебив всех пехотинцев; сам Цериал с конницей ускользнул в лагерь и укрылся за его укреплениями» (Тацит). Прокуратор Кат Дециан, увидевший, к чему привели его корыстолюбие и задержка с оказанием помощи Камулодуну, в страхе бежал на материк.
Гай Светоний Паулин покинул Мону и, с огромным трудом пробившись сквозь охваченную мятежом страну, достиг Лондиния. Напрасно жители будущего Лондона радовались своему спасению, встречая войско наместника.
Вот что пишет Тацит:
«Здесь, размышляя над тем, не избрать ли его опорою для ведения дальнейших военных действий, он, учтя малочисленность своего войска и пример Петилия, которому дорого обошлась его опрометчивость, решает пожертвовать этим городом ради спасения всего остального. Ни мольбы, ни слезы взывавших к нему о помощи горожан не поколебали его решимости, и он подал сигнал к выступлению, взяв с собой в поход пожелавших ему сопутствовать; те, кого удержали от этого пол или преклонный возраст или привлекательность этого места, были истреблены врагами. Такая же участь постигла и муниципий Веруламий… Известно, что в упомянутых мною местах погибло до семидесяти тысяч римских граждан и союзников. Ведь восставшие не знали ни взятия в плен, ни продажи в рабство, ни каких-либо существующих на войне соглашений, но торопились резать, вешать, жечь, распинать, как бы в предвидении, что их не минует возмездие, и заранее отмщая себя».
Светоний собрал всех, кого можно поставить в строй, и решился дать сражение Боудикке. «В его распоряжении оказались четырнадцатый легион с вексиллариями двадцатого и подразделения вспомогательных войск из размещенных поблизости — всего около десяти тысяч вооруженных» (Тацит). Очень небольшие силы, но у римлян не было иного выхода, кроме как победить. На этот раз им предстояло сражаться не за родину или за добычу, а за собственные жизни. Это придало легионерам Светония мужества, ибо такова основная черта римского характера: в критические моменты не опускать руки, а наоборот, совершать чудеса храбрости и жизнестойкости. Так было во время войны с Ганнибалом, так было под Алезией во время Галльской войны.
Во главе войска стоял великолепный стратег, опытный военачальник Гай Светоний Паулин. Удачно выбранная им позиция и построение римлян частично компенсировали численное превосходство противника.
Тацит пишет:
«Для сражения он избирает местность с узкой тесниною перед нею и с прикрывавшим ее сзади лесом, предварительно уверившись в том, что враг только пред ним на равнине и что она совершенно открыта, и можно не опасаться засад. Итак, легионеров он расставил сомкнутым строем, по обе стороны от них — легковооруженных, а на крайних флангах — конницу в плотных рядах.
‹…›
А у британцев в каждом отряде конных и пеших шло ликование; их было такое множество, как никогда ранее, и они были преисполнены такой самоуверенности, что взяли с собой жен, дабы те присутствовали при их победе, и посадили их на повозки, находившиеся у краев поля.
Боудикка, поместив на колеснице впереди себя дочерей, когда приближалась к тому или иному племени, восклицала, что британцы привыкли воевать под предводительством женщин, но теперь, рожденная от столь прославленных предков, она мстит не за потерянные царство и богатства, но как простая женщина за отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и кликов столь многих тысяч, не то что их натиска и ударов. И если британцы подумают, сколь могучи их вооруженные силы и за что они идут в бой, они убедятся, что в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина; пусть же мужчины не цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве».
