Когда окончилась седьмая тысяча лет от сотворения мира, продолжает Иосиф, еретики стали говорить, что вот и семь тысяч лет прошло, и Пасхалия окончилась, а Второго Пришествия Христова нет; книги святых отцов — книги ложные, следует сжечь их. И не только хулили они творения св. отцов, но и апостольское писание. Хулили в особенности творения святого Ефрема Сирина, писавшего о кончине мира. Иноческое житие считали неугодным Богу, основываясь на словах апостола Павла (1 Тим. 4: 1–3), и извращали смысл их. Еретики в посты ели мясо и сквернились и в то же время ходили в церковь и совершали божественную литургию. Они дерзнули другим хулить самую Деву Богородицу и великого Предтечу и т. д. «Толика и такова створиша сатанин первенец Алексей и Денис в великом Новгороде». Далее автор рассказывает о прибытии великого князя Ивана Васильевича в 6988 (1480) году в Новгород и тем нарушает хронологическую последовательность, потому что он только что перед этим рассказал, что Пасхалия и седьмая тысяча окончилась. Противоречия тут, однако, нет, он опередил рассказ о распространении ереси объяснением сущности еретического учения, которого некоторые пункты возникли по исполнении седьмой тысячи. Продолжая рассказывать историю ереси жидовствующих, Иосиф говорит, что великий князь взял с собою в Москву Алексея и Дениса и определил первого протопопом к церкви Успения, второго попом к Архангелу; что они оба, не дерзая в столь великом и многочеловечестем граде высказывать свою ересь, являлись людям под личиною кротости и воздержания; а между тем втайне сеяли скверное семя. В числе первых, прельщенных ими в Москве, Иосиф называет Ивашку Черного, яко же именем тако и делы и сообщника его Игнатия Зубова.
Рассказав вслед за тем о поставлении в архиепископы Геннадия и о ревности его в преследовании еретиков, Иосиф говорит, что многие из них бежали от Геннадия в Москву, где тогда Алексей и Денис уже прельстили архимандрита (не реку архимандрита, но осквернителя) Зосиму, от двора великокняжеского — Федора Курицына и крестовых дьяков Истому да Сверчка, и купца Семена Кленова.
Протопоп Алексей и Федор Курицын «имели дерзновение к державному яко никто же ин, звездозаконию бо прилежаху и многим баснотворением и астрологы и чародейству, и чернокнижию». О земля! О солнце, как ты терпишь: ни одной хулы они не пропустили, чтобы не излить на единородного Сына Божия и на Пречистую его Матерь и на всех святых… Говоря, что это случилось в годы, когда Геронтий был митрополитом, Иосиф дает такой отзыв о самом митрополите: он хотя и христианская мудрствовал, но не пекся об овцах стада Христова, от еретиков погибающих; потому ли что его сдерживала грубость еретиков, или потому, что просто нерадел, или наконец потому, что боялся державного. Затем речь идет о смерти Истомы еретика и протопопа Алексея. Смерть обоих еретиков описывается ужасными красками: скверное сердце адова пса (Истомы), жилище семи духов сгнило и чрево его прогнило. Сатанин сосуд и дьяволов вепрь (Алексей) изверг свою скверную душу в руки сатане. Перед смертью Алексей волхвованием «подойде державнаго». Таким образом, Иосиф снимает с Ивана Васильевича вину за послабление ереси: его подвели волхвованием. Затем следует рассказ о Соборе 1491 года, созванном на еретиков по жалобе Геннадия и по юле державного; перечисление присутствовавших святителей; притворство Зосимы и проклятие еретиков: протопопа Гавриила, Дениса попа Архангельского и других. Еретики посланы были от державного в Новгород, к архиепископу Геннадию. Он за четырнадцать поприщь приказал посадить их на коней, «в седла ючные», хребтом обратив к конским головам, «яко да зрят на запад в заготованный им огнь»; на головы повелел возложить им «шлемы берестяны остры, а еловцы мочальны, яко бесовскыя, и венци соломены с сеном смешаны; а на шлемех мишени писаны чернилами: се есть сатанино воинство». И велел их водить по городу и плевать на них со словами: вот Божии враги и христианские хульники! Потом велел пожечь шлемы на головах их. «Сия сотвори, — продолжает Иосиф, — добрый пастырь, хотя устрашити нечестивыя и безбожныя еретикы», и он сделал это не только для еретиков, но и для прочих, чтобы они уцелели, насмотревшись на этот исполненный ужаса и страха позор. Иосиф выставляет поступок Геннадия с еретиками как подвиг истинного благочестия и к пострадавшим еретикам относится с беспощадной строгостью. Денис поп, после казни и заточения, умер, Иосиф так говорит о его смерти: «Предан бысть всельшемуся в него бесу хульному, и пребысть месячное время козлогласуя, скверный, гласы зверскими и скотии и всяких птиц и гадов и тако зле изверже скверную и еретическую душу свою».
Энергически выражается Иосиф, говоря о Зосиме, осквернившем «великой святительской престол церкви Божия матере, ее же достоит нарещи земное небо, сияющу яко великое солнце посреде русскыя земля… украшену всяческими виды и чудотворными иконами и мощьми святых». Среди гневных нападок на митрополита Иосиф обращается с горьким сетованием к прежним московским святителям, Петру и Алексию. Отлетели — говорит он — от нас громогласные соловьи, хорошо поющие щуры, сладко говорящие ласточки, которые среди сада церковного оглашали слышащих православное учение. Как крылатые орлы, ногтями вырывали они глаза не право смотрящих. Отлетели ко Христу те, которые крыльями своими покрывали множество верных, и нас сирых покинули. Затем Иосиф говорит о Зосиме совершенно то же, что писал Нифонту о его еретических мыслях и о бесчинной жизни.
Далее идет речь о распространении ереси под покровительством Зосимы в Москве, где уцелели от казни и были в силе еретики: Федор Курицын, Сверчок, Кленов и многие другие. Иосиф говорит об осторожности, с какою держали они ересь в тайне, и что людей благоразумных и знающих Писание они не осмеливались приводить в жидовство, «но некыя главизны божественного писания Ветхого же Завета и нового на кривосказующе и баснословия некая и звездозакония учаху… простейших же на жидовство учаху».
И было смущение, продолжает Иосиф, между христианами, какого никогда не случалось с тех пор, как солнце благочестия стало сиять в Русской земле. Иноки, пустынники и мирские люди с горькими слезами молили Бога, да уничтожит пагубную ересь. Зосима воздвигал гонения на обличителей ереси: священников и дьяконов за это лишал сана и притом говорил, что не следует осуждать еретика и отступника; говорил также, что если еретик-святитель кого отлучит и не благословит, то Божий суд согласен будет с судом его.
Но читавшие Божественное Писание знали, что еретиков и отступников следует осуждать, проклинать, предавать лютым казням. Митрополит клеветал державному на своих обличителей, и неповинные претерпели узы и темницу. Тут уже Иосиф начинает говорить о своей книге, как необходимо было написать ее: «Аще невежа и груб есмь, но обаче должно ми есть о сих не нерадити противу моее силы». Он говорит, чтобы не осудили его за то, что он объявил имена еретиков: Алексея, Федора Курицына, попа Дениса и других, потому что так делали и святые отцы, когда они писали против древних еретиков и передавали имена их в роды родов. «Собрах во едино от различных писаний божественных, — оканчивает Иосиф свое предисловие к «Просветителю», — яко да ведящии божественная писания, прочетше, воспомянут себе, неведущии да разумеют. И аще, кому что потребно будет противу еретическим речам и благодатию Божиею обрящет готово без труда в коемждо слове, яже суть». Тут следует исчисление иногда четырех, иногда десяти, в большей же части списков всех Шестнадцати слов и краткое содержание каждого из них; а затем уже начинается самое слово Первое.
До нас не дошло Сказание в первоначальной редакции. Мы имеем его в виде предисловия к Словам, собранным Иосифом воедино, в целую книгу, которой впоследствии дано было название «Просветителя».
Сказание могло быть написано или отдельно, или как предисловие к первым главам «Просветителя»; но во всяком случае задолго до того, как Иосиф стал собирать воедино свои Шестнадцать слов на еретиков Новгородских.
В Сказании и в Послании к Нифонту встречаются места дословно схожие. Язык Сказания и самая история ереси дают нам основание отнести его к 1493–1494 годам, т. е. к тому периоду времени, когда поведение Зосимы огласилось, но удаление его со святительского престола еще не состоялось.
Из Сказания и Послания к Нифонту видно, в каком всеоружии выступил Иосиф на борьбу с еретиками. Нифонту он указывает на подвиг исповедника и советует действовать прямо на паству Зосимы. Зная содержание этого Послания, трудно предположить, чтобы Иосиф ограничился в борьбе с еретиками одними советами действовать против них. Самому же ему действовать была полная возможность. Еретики рассылали грамоты для распространения своего учения и вместе с тем для подорвания авторитета таких противников ереси, как Геннадий. Иосиф понял, что необходимо дать оружие в руки христианам, не имеющим многих книг, или незнающим Божественного Писания, как говорит он в Послании к иноку иконописцу. Пример такой деятельности был перед Иосифом. Он упоминает в предисловии к книге своей на еретиков, что Антиох игумен лавры Саввы освященного и Никон Черной горы, в Антиохии, каждый в свою очередь написали «велику книгу» в опровержение один — персов, другой — турок. «Ныне же не Перси, — продолжает он, — ниже Туркы, но сам диавол и все его воинство ополчившеся на Христову церковь якоже зверие дивии, не плоти человеча вкушаху, ниже крови пиаху, но душа погубляюще, ей же весь мир недостоин». Иосиф мог ранее Послания к Нифонту и сильных нападков на еретиков начать писать против них. Уже в первых трех Словах (первых и по времени написания) он неоднократно называет по имени трех главных еретиков: Алексея, Дениса и Федора Курицына. Зосима не упоминается.
