Земля по северной стороне Лубянской площади, напротив Никольской башни, в 1870 - 1880-е годы принадлежала также одному из московских оригиналов - богатому тамбовскому помещику Николаю Семеновичу Мосолову. Человек одинокий, он жил один в огромной квартире главного корпуса, а флигеля и дворовые строения сдавались под различные заведения. Одно занимало Варшавское страховое общество, другое - фотография Мебиуса, тут же был трактир, гастрономический магазин. В верхних этажах находились меблированные комнаты, занятые постоянными жильцами из бывших тамбовских помещиков, проживавших остатки "выкупных", полученных при освобождении крестьян. Старики помещики и не оставившие их такие же дряхлые крепостные слуги представляли собой странные и абсолютно чуждые новым временам типы. Гиляровский вспоминает тамбовскую коннозаводчицу Языкову, глубокую старуху, с ее собачками и двумя дряхлыми "дворовыми девками", отставного кавалерийского подполковника, целые дни лежавшего на диване с трубкой и рассылавшего старым друзьям письма с просьбами о вспомоществовании... Совсем прожившихся стариков помещиков Мосолов содержал на свой счет.
Сам Мосолов был известным коллекционером и гравером-офортистом. Он учился в Петербургской Академии художеств, в Дрездене и Париже, с 1871 года имел звание академика. Страстный поклонник голландского искусства ХVII века, он собирал офорты и рисунки голландских мастеров этого времени. Его обширная коллекция включала в себя работы Рембрандта, Адриана ван Остаде и многих других художников и по своей полноте и качеству листов считалась одной из первых в Европе. В настоящее время большая часть коллекции Н.С.Мосолова находится в Московском музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина.
Собственные работы Мосолова как офортиста высоко ценились знатоками, отмечались наградами на отечественных и зарубежных выставках. Он гравировал живописные произведения и рисунки Рубенса, Рафаэля, Рембрандта, Мурильо, Веронезе, а также русских художников - своих современников В.В.Верещагина, Н.Н.Ге, В.Е.Маковского и других.
"Его тургеневскую фигуру, - пишет о Мосолове Гиляровский, - помнят старые москвичи, но редко кто удостаивался бывать у него. Целые дни он проводил в своем доме за работой, а иногда отдыхал с трубкой на длиннейшем черешневом чубуке у окна, выходившего во двор, где помещался в восьмидесятых годах гастрономический магазин Генералова".
В 1890-е годы Мосолов продал свое владение страховому обществу "Россия", которое выстроило в 1897-1899 годах на его месте пятиэтажное доходное здание по проекту архитектора А.В.Иванова, пользовавшегося заслуженной известностью. Работы этого архитектора нравились публике. Его проект доходного дома в Петербурге на Адмиралтейской набережной был даже "высочайше" царем Александром III отмечен как "образец хорошего вкуса".
Архитектура дома страхового общества "Россия" на Лубянской площади принадлежит к тому расплывчато-неопределенному стилю, который называют эклектикой. Но можно совершенно определенно сказать, что здание получилось и фундаментальное, что, безусловно, должно было вызывать доверие к его владельцу - страховому обществу, и красивое, крышу его украшали башенки, центральную - с часами - венчали две стилизованные женские фигуры, символизировавшие, как утверждает молва, справедливость и утешение.
Главным фасадом дом выходил на Лубянскую площадь, боковыми - на Большую и Малую Лубянки, а во дворе стояло еще одно здание, также принадлежавшее страховому обществу, которое арендовала Варвара Васильевна Азбукина, вдова коллежского асессора, под меблированные комнаты "Империалъ".
Первые этажи дома "России" занимали магазины и конторы, в верхних этажах были жилые квартиры.
Рядом с этим домом стоял еще один дом страхового общества, построенный в том же стиле и фактически являющийся его флигелем, только отделенным от него проездом.
Строения страхового общества "Россия" занимали практически всю северную часть Лубянской площади, и лишь двухэтажный домишко в четыре окошка имел другого владельца: он принадлежал причту церкви Гребневской Божией Матери, но в 1907 году и он был куплен страховым обществом.
По своему местоположению Лубянская площадь оказалась перекрестком основных московских маршрутов: здесь сходились и пересекались пути из одного окраинного района Москвы в другой: от Крестовской заставы, Таганки, через Театральную, Моховую, Каменный мост - в Замоскворечье и другие части города. Путеводитель 1917 года отмечал: "Площадь эта является узлом, в котором сплетаются, расходясь отсюда во все стороны, важнейшие городские пути. Через эту площадь проходят линии почти всех трамваев". В 1880-е годы трамваев еще не было, ездили на лошадях, но узел перепутий существовал, и поэтому Лубянская площадь стала сборным местом различного гужевого транспорта.
Кроме своего центрального положения, Лубянская площадь привлекала извозчиков и возможностью напоить здесь лошадь. В 1830 году на площади был поставлен водоразборный бассейн Мытищинского водопровода, в 1835 году украшенный аллегорической композицией известного скульптора И.Н.Витали "Четыре реки". Эта композиция представляет собой группу из четырех юношей, поддерживающих над головами тяжелую, большую чашу, из которой сверкающими потоками изливалась вода в нижний бассейн. Юноши символизировали главнейшие реки России: Волгу, Днепр, Дон и Неву. В настоящее время этот фонтан перенесен и установлен перед зданием Президиума Академии наук - бывшего Александрийского дворца в Нескучном саду - замечательного архитектурного памятника московского ампира 1820-х годов.
"Рядом с домом Мосолова, на земле, принадлежавшей Консистории, был простонародный трактир "Углич", - пишет в своих воспоминаниях о Лубянской площади В.А.Гиляровский. - Трактир извозчичий, хотя у него не было двора, где обыкновенно кормятся лошади, пока их владельцы пьют чай. Но в то время в Москве была "простота", которую вывел в половине девяностых годов обер-полицмейстер Власовский.
А до него Лубянская площадь заменяла собой и извозчичий двор: между домом Мосолова и фонтаном - биржа извозчичьих карет, между фонтаном и домом Шипова - биржа ломовых, а вдоль всего тротуара от Мясницкой до Большой Лубянки - сплошная вереница легковых извозчиков, толкущихся около лошадей. В те времена не требовалось, чтобы извозчики обязательно сидели на козлах. Лошади стоят с надетыми торбами, разнузданные, и кормятся.
На мостовой вдоль линии тротуара - объедки сена и потоки нечистот.
Лошади кормятся без призора, стаи голубей и воробьев мечутся под ногами, а извозчики в трактире чай пьют. Извозчик, выйдя из трактира, черпает прямо из бассейна грязным ведром воду и поит лошадь, а вокруг бассейна - вереница водовозов с бочками...
Подъезжают по восемь бочек сразу, становятся вокруг бассейна и ведерными черпаками на длинных ручках черпают из бассейна воду и наливают бочки, и вся площадь гудит ругательствами с раннего утра до поздней ночи..."
В конце 1890 - начале 1900-х годов Лубянская площадь приобрела тот вид, который она сохраняла в течение трех десятков лет, до 1934 года, и который запечатлен на многих фотографиях. По северной ее стороне возвышались дома "России", с южной - стена Китай-города, из-за которой поднимались здания Калязинского подворья и Московского купеческого общества, построенные в стиле промышленного модерна. С востока площадь ограничивал Шипов дом и Политехнический музей, с запада - двухэтажные дома с магазинами. Такой она встретила 1917 год, в который никаких памятных революционных событий и боев на ней не происходило.
Несмотря на все изменения, площадь всегда оставалась традиционно торговой - с магазинами, лавочками, с торговлей вразнос.
В 1919-1920 годах на Лубянской площади возник новый, последний в ее истории, рынок, но по славе, количеству рассказов и преданий, оставшихся в памяти москвичей, не уступающий прежним рынкам, о которых шла речь ранее. Этот рынок - знаменитый Книжный развал у Китайгородской стены.
Начинался он с того, что мелкие книжные торговцы облюбовали себе новое место для торговли с внешней стороны Китайгородской стены от Никольских ворот до Ильинских, напротив Политехнического музея. Сначала торговали на расстеленных на земле рогожах и мешках, затем стали появляться ящики, складные столики-прилавки, стоячие фанерные щиты на подпорках, служившие витринами, и, наконец, наиболее солидные торговцы стали ставить киоски-палатки.
Место для книжного развала было выбрано не случайно, именно здесь находилось большее, чем в каком-либо другом районе Москвы, количество потенциальных покупателей книжной продукции. Известный московский букинист Л.А.Глезер, начинавший свою деятельность на развале у Китайгородской стены, оставил любопытные воспоминания. От многочисленных воспоминаний покупателей, которые, как правило, описывают внешний вид развала и свою радость по поводу приобретения той или иной редкой и ценной книги, они отличаются тем, что рассказывают о книжном развале изнутри.
