Грохольский пытался таким образом показать бескорыстность владельцев латифундий, но в то же время подчеркивал пользу от такого рода шляхты: она принимала солдат на постой, из нее можно было набрать стражу для охраны приднестровского пограничья; она могла занимать отдельные должности в судах первой инстанции (в следующей главе мы убедимся, что этот факт обеспокоил царские власти) или быть возными. Поскольку это были лично свободные люди, их дети могли ходить в школу, некоторым из них удавалось стать юристами, священниками или управляющими. Нами еще будет затронута тема школы как средства продвижения по социальной лестнице.
По утверждению графа Грохольского, чиншевая шляхта никогда не подвергалась телесным наказаниям, следовательно, пользовалась «теми преимуществами и правами, какие предоставлены дворянскому сословию, не участвуя только в дворянских выборах как беспоместные». Достойная удивления по своей смелости защита убогой шляхты в 1829 г. губернатором, прекрасно знавшим, что обращается к комиссии, созданной для уничтожения того, что им защищается, полна воодушевления. Признавая отсутствие возможности установить численность этой шляхты, губернатор предлагал, чтобы вместо приведения устаревших данных провести силами уездных комиссий новую перепись и, наконец, получить точные данные о подтвержденной местными собраниями численности шляхты, которая либо не располагала документами, либо не представила их для проверки. Губернатор не отрицал возможности отнесения отдельных шляхтичей, не представивших документов, к мещанскому или крестьянскому сословию, но при условии сохранения их свобод. Как достойный представитель крупных землевладельцев, он выступал за то, чтобы возложить контроль за чиншевой шляхтой на помещиков, которые выдавали бы свидетельства о месте жительства или выезде, в других же случаях поставить ее в зависимость от уездных предводителей дворянства, единственных возможных арбитров в ее конфликтах с владельцами имений.
В основе прежнего порядка, по крайней мере теоретически, наивысшей ценностью начиная с XVI в. лежала свобода, позволившая некоторым, согласно правам, предоставленным императором (реформирование в конце XVIII в. системы школьного образования и его развитие после разделов на протяжении 30 лет), получить образование. Именно эта идея привела губернатора к выводу, подобному выводу волынского коллеги: «следует оставить шляхту сию при ее преимуществах». Заступничество за шляхту графа-губернатора имело продолжение – в будущем он окажет помощь польским повстанцам, за что его отстранят от должности и сошлют под надзор полиции в Бендеры254.
Остается лишь удивляться, что приведенные нами примеры вынужденного единения царских чиновников и польских крупных землевладельцев были найдены в документах, долгие годы пролежавших на полках архива в Петербурге и по разным причинам недоступных исследователям. Важно подчеркнуть, что эти данные были полностью вычеркнуты из исторического сознания.
Это тридцатилетие попыток столь же активных, как и неэффективных, по решению шляхетского вопроса, но одновременно невероятно ярко представляющих умонастроения участников данного процесса, подготовило своего рода западню, в которую было уготовано попасться шляхте в 1830 – 1840-е гг. Правда, стоит отметить, что хоть она и была удачно расставлена, но оказалась недейственной вплоть до 1914 г. Русское дворянство, несмотря на то что в его составе было множество мелких помещиков, было далеко от понимания совсем беспоместной польской шляхты. Именно поэтому эти два отличных друг от друга вида одного и того же сословия не могли сблизиться между собой: возможен был лишь полный отказ в существовании чиншевой польской шляхте.
Теперь же обратимся к судьбе тех, с кем Россия связывала свои политические надежды.
Глава 3
ПОЛЬСКИЕ ПОМЕЩИКИ ПОД ОКОМ ПЕТЕРБУРГА
Хотелось бы, не претендуя на описание всех сторон жизни польских землевладельцев на Украине, рассмотреть то, что уцелело от их внутренней самоорганизации – знаменитой шляхетской вольности, являвшейся одной из форм демократии в предыдущие столетия. Вместе с тем крайне важным является изучение методов и результатов царского контроля над этой группой, что дает возможность определения уровня эффективности работы царской администрации и степени солидарности и единства, существовавшей внутри самой империи. В первой главе уже оговаривалось то, какой фикцией стали демократия и шляхетское братство в период Четырехлетнего сейма. Кроме того, частично было показано, что само понятие дворянства, основанное в русском понимании на владении поместьем, не слишком отличалось от понимания сути шляхетства реформаторской группой «патриотов» Речи Посполитой в 1791 г. Как могли польские помещики смириться с потерей права решающего голоса и законодательной власти на сеймиках и с фактом ликвидации сейма? Неужели достаточной компенсацией стало несколько царских указов (речь идет об указе от 27 сентября 1793 г., гарантировавшем неприкосновенность имений, и указах от 20 октября и 14 декабря 1794 г., согласно которым польским землевладельцам предоставлялись такие же привилегии, как и русским дворянам, включая власть над крепостными)? В новых условиях сеймики стали именоваться сперва шляхетскими, а затем дворянскими собраниями. Привело ли изменение названия к изменению значения этой организации? Было ли суждено этим собраниям превратиться в исполнительные органы царской административной системы? Достаточно ли было польским землевладельцам того, что екатерининская Жалованная грамота 1785 г. сохраняла за собраниями судебные полномочия, а за шляхтой – традиционные титулы, засвидетельствованные в гербовниках?
В этой главе основное внимание будет уделено двум тесно связанным между собой аспектам шляхетской жизни, а именно выборам, имевшим принципиальное значение для внутренней иерархии шляхты, прежде всего в судебных органах власти, и деятельности собраний, определявших весь круг возможного проявления активности шляхты. Анализ того, каким образом происходившие изменения комментировались, воспринимались, направлялись как заинтересованной стороной, так и различными властными органами, даст нам возможность оценить позицию царского правительства и предложить новый взгляд на историю постепенного закручивания гаек центральной властью в изучаемых губерниях, где всё – за исключением веры крестьян – было ей чуждо.
В основу деятельности польских сеймиков легло стремление сохранить преемственность судебной системы, т.е. прежде всего сохранение существовавших порядков в деревне, в т.ч. барщины. Российским властям не составило труда назначить военного губернатора в Киеве и разместить армию для устрашения поляков. Куда сложнее было обеспечить порядок и покой: и хотя в губернские правления трех губернских городов – Киев, Каменец-Подольский и Житомир – назначали по большей части чиновников из центра, однако на местах с этой задачей могли справиться лишь польские органы власти, существовавшие здесь долгие столетия. Необходимо помнить, что на Украине сеймики собирались регулярно со времени принятия в 1566 г. Второго Литовского статута. События же недавнего прошлого (конца XVIII в.) показали, насколько важной была способность быстро подавлять крестьянские бунты. Как раз в канун второго раздела Польши Комиссия гражданского и военного порядка, созданная Великим сеймом 23 февраля 1789 г., доказала эффективность шляхетских институтов власти в условиях ослабленной военной мощи Речи Посполитой. На Волыни начались крестьянские волнения, получившие название Волынской тревоги 1789 г., причиной которых стало ошибочное понимание реформаторских намерений Четырехлетнего сейма. Сына Ивана Гонты, одного из руководителей Колиивщины – восстания гайдамаков 1768 г., заподозрили в том, что он по примеру отца устроит резню шляхты и евреев. Шляхта восстановила порядок в Луцке, в результате чего было вынесено 30 смертных приговоров, а также арестовано несколько сотен бунтовщиков, хотя оснований для столь сурового решения было намного меньше, чем в 1768 г.
От сеймиков к первым шляхетским собраниям
Во время военных операций под руководством М.Н. Кречетникова и Т.И. Тутолмина царское войско могло выступать как защитник крестьян, однако после смерти Екатерины II Павел I пришел к выводу, что сохранению гарантированных польской шляхте его матерью привилегий должно сопутствовать возобновление местной судебно-административной системы как части упомянутых привилегий. Отныне император должен был давать губернаторам разрешение на созыв губернских шляхетских собраний, которые, в свою очередь, могли избирать судей сроком на три года. Содержание двух указов, изданных по этому поводу 6 февраля 1797 г.255, и способ их выполнения свидетельствуют, что толкование российского законодательства (Жалованная грамота дворянству 1785 г.) и польского права (Литовский статут 1566 г.) давало основания для различных интерпретаций.
