Следует упомянуть, что «Особый штаб Ф» в рассматриваемый период на основе указаний ОКВ имел агентурные связи почти во всех странах Ближнего и Среднего Востока. Разведывательные сводки, поступавшие в «штаб Ф», обрабатывались службами под общим руководством полковника фон Нидермайера. При этом генерал Гробба обменивался с ним сведениями о «ценности внедренных агентов и связников», предупреждая «относительно людей, вызывавших сомнения». В конце сентября 1941 года снабжение «Особого штаба Ф» шпионскими сведениями перешло в ведение абвера и Министерства иностранных дел[69].
Одной из немаловажных задач «Особого штаба Ф» была «подготовка арабов, враждебно настроенных по отношению к Англии». Включив этот пункт в инструкции для «Особого штаба Ф», нацисты предусматривали доставку в лагерь на мысе Сунион новых групп подходящих арабов, особенно сторонников Фаузи Каукджи. В пропагандистских целях организовывались передачи на арабском языке через радиостанцию в Афинах, которая была в ведении управления военной радиопропаганды.
При «Особом штабе Ф» находился офицер отдела пропаганды вермахта, отрабатывавший «все вопросы, связанные с пропагандой по Среднему Востоку согласно директивам Верховного главного командования вермахта (отдела пропаганды ОКВ)». По отдельным вопросам арабской пропаганды этот офицер обязан был «держать связь с уполномоченным Министерства иностранных дел в Афинах». В пункте 3 инструкции было сказано: «В вопросах контрразведки, относящихся к Среднему Востоку, управление разведки и контрразведки работает в тесном сотрудничестве с особым штабом и дает ему все полученные разведкой данные… Пожелания в отношении контрразведки высказывает „Особый штаб Ф“… (непосредственно) управлению разведки и контрразведки за рубежом. Служебная инстанция в Афинах подчиняется генералу Фельми»[70].
Германская агентура и арабское освободительное движение
В прямом контакте с «Особым штабом Ф» в вопросах агентурной разведки в странах Арабского Востока и одурманивания арабов, особенно молодежи и студентов, находилось Министерство иностранных дел нацистской Германии. Министерство поддерживало тесную связь с лидерами арабских националистов, главами мусульманского духовенства и другими националистически настроенными деятелями.
Свою деятельность нацисты демагогически прикрывали лозунгом об «использовании арабского национально-освободительного движения». В этой связи обратимся к упоминавшейся уже директиве ОКВ№ 32 от 11 июня 1941 года, в которой было сказано: «Положение англичан на Среднем Востоке при проведении крупных немецких операций станет тем затруднительнее, чем больше они будут в нужное время скованы очагами волнений и восстаниями». Гробба получил непосредственно от Риббентропа особое задание «обхаживать» Фаузи Каукджи. В связи с необходимостью иметь при «Особом штабе Ф» связного от Министерства иностранных дел, Гробба предложил кандидатуру доктора Гранова, который знал арабский язык и в 1932–1934 годах работал советником германского посольства в Багдаде.
К концу 1941 года в Министерстве иностранных дел немало должностей занимали разведчики и контрразведчики. В частности, одним из них был статс-секретарь Кеплер, осуществлявший пропаганду на Индию, формирование «Индийского легиона» из пленных, захваченных немцами в Северной Африке, посланник фон Хантиг, в чьи функции входили «пантуранистский вопрос, руководство экс-хедивом Египта, связь с иракскими националистами». В задачи особого политического отдела по делам Ближнего Востока МИДа входило «суммирование и оценка ближневосточных дел и проблем при руководителе политического отдела». Этими вопросами занимался генеральный референт советник Мельхерс в сотрудничестве с советником Шлобнесом. Для обработки и обобщения материалов по Ближнему Востоку в начале 1942 года при министерстве был создан «арабский комитет», председателем которого, как уже указывалось выше, стал Гробба.
Еще 28 ноября 1941 года в Берлине состоялась встреча Гитлера с великим муфтием Палестины аль-Хусейни. Стремясь добиться согласия на провозглашение Третьим рейхом декларации, которая гарантировала бы независимость арабских стран, муфтий предложил сформировать «Арабский легион» и включить его в состав германских вооруженных сил для совместной борьбы против Англии. При этом он просил Гитлера признать его, муфтия, политическим лидером всего арабского мира. Гитлер в ответ заявил, что войска вермахта ведут тяжелые бои за выход на Северный Кавказ и что пока Германия не захватит этот рубеж, о декларации не может быть и речи. Свое заявление Гитлер заключил следующими словами: «В противном случае преждевременная декларация сделает французскую колониальную империю союзницей де Голля и Англии и отвлечет германские войска с главного Восточного фронта в Западную Европу»[71].
К идее создания «Арабского легиона» Гитлер отнесся с интересом, ибо использование иностранных националистических воинских формирований отвечало задачам, указанным в директиве ОКВ № 32.
Аль-Хусейни в беседе с Гробба предложил для укомплектования «Арабского легиона» следующие категории населения: а) палестинских арабов, попавших в плен к немецким войскам; б) арабских офицеров из Сирии, Палестины и Ирака, нуждавшихся в нелегальном переходе из Турции в Германию; в) военнопленных арабов из французской Северной Африки, находившихся на территории оккупированной Франции; г) арабов — выходцев из Северной Африки, проживавших во Франции; д) связанных с муфтием «надежных» арабов из Марокко. Военное руководство нацистской Германии к идее использования в составе «Арабского легиона» североафриканских арабов отнеслось отрицательно и по рекомендации Гробба ограничилось лишь иракскими, сирийскими и палестинскими студентами, обучающимися в учебных заведениях стран Европы, порабощенных германским режимом. Гробба рекомендовал направить будущий «Арабский легион» на мыс Сунион и подчинить его генералу Фельми. Дело в том, что высшее военно-политическое руководство Германии не было заинтересовано в культивировании арабского национализма в североафриканских странах, учитывая отношения на данном этапе с вишистской Францией, Италией и Испанией[72]. Одну из главных причин этого «следует видеть в том, что планирование нападения на Советский Союз не позволяло усилить военные действия где-либо в другом месте», а следовательно, и не было необходимости разворачивать вербовку арабских националистов из испанского и французского Марокко, Алжира, Туниса и Ливии, а также полузависимого от англичан Египта.
Из сказанного следует, что директива ОКВ № 32 представляла собой последнюю попытку перспективного военного планирования в рамках общей концепции.
Определить свои позиции в разразившейся войне народам колониальных и зависимых стран, где национально-освободительное движение являлось одним из важнейших факторов общественного развития, оказалось значительно сложнее, чем народам Европы. Именно те страны, которые выступали против держав «оси» (Германия, Италия, Япония. — Примеч. авт.), были для народов Ближнего Востока и Индии давними заклятыми врагами, поработителями. Вопрос, на чью сторону встать, следовало решать немедленно, ибо пожар войны уже подступал к этим территориям. Во многих из них наступила растерянность. Этим тотчас воспользовалось военно-политическое руководство стран нацистского блока[73].
В конце 1941 года в странах Арабского Востока еще продолжалась национально-освободительная борьба против английского колониального господства, которой нацисты стремились воспользоваться в своих целях. Следует сказать, что, значительно расширив свое политическое, экономическое и военное проникновение в страны Ближнего и Среднего Востока с началом Второй мировой войны, германский рейх нашел себе здесь опору в лице реакционных кланов, стоявших во главе прогнивших феодальных режимов. «Фашистские державы пытались использовать устойчивые антибританские и антифранцузские настроения в этих странах в своих целях. Спекулируя на стремлении угнетенных народов к национальной независимости, фашистская пропаганда представляла Гитлера и Муссолини „освободителями“ народов Востока, сторонниками арабского единства»[74]. В этой связи напомню, что в начале декабря 1941 года в Берлин прибыл бывший премьер-министр Ирака Рашид Али аль-Гайлани, который был принят Риббентропом. Аль-Гайлани выразил согласие на сотрудничество с нацистами и просил Риббентропа о провозглашении «декларации независимости» арабских стран под эгидой Германии и об официальном признании его премьер-министром Ирака. Миссия аль-Гайлани в Берлин по своему содержанию явилась повторением недавнего визита муфтия аль-Хусейни. Так же как и муфтию, аль-Гайлани было отказано в его просьбе, однако впоследствии, преодолев колебания, Риббентроп 22 декабря все же подписал и вручил ему письмо, в котором заверял о готовности как можно скорее «обсудить условия будущего сотрудничества между Ираком и нацистской Германией»[75]. Разумеется, под понятием «сотрудничество» подразумевалось полное подчинение Третьему рейху всего арабского мира. Но пока эти «сокровенные чаяния» нацистов для аль-Гайлани, так же как и для муфтия аль-Хусейни, Фаузи Каукджи и других лидеров арабского национализма, были тайной. Германские и итальянские фашисты, изображая из себя «друзей ислама», стремились поставить себе на службу религиозный фанатизм и национальную рознь[76]. Заметим, что муфтию нацисты оказали большее предпочтение, нежели бывшему премьеру Ирака. Аль-Хусейни был принят лично Гитлером, а аль-Гайлани не был «осчастливлен» германским «фюрером», которому в тот период уже было не до арабских проблем.
