Хорошей французской типографии в Петербурге не было. И здесь Чарторыйский подсказал выход – по его рекомендации Александр I приказал выписать из Брауншвейга (Германия) целую типографию со всеми машинами, шестью наборщиками и ее владельцем Алексисом Плюшаром, прижившимся в Брауншвейге французом. Выбор оказался как нельзя более удачным для обеих сторон – очень скоро Плюшар наладил образцовое типографское дело (настолько образцовое, что в 1808 г. власти передали ему в управление и вторую типографию – сенатскую), а власти, в свою очередь, не мешали ему «работать налево». Через несколько лет «левая» работа стала для Плюшара основной – ведь он специализировался на дорогих подарочных альбомах в отличном полиграфическом исполнении на французском языке». Выполнял Плюшар заказы и царской семьи. После 1815 г. он откроет при типографии книжную лавку и литературное кафе (по типу парижского «Cafe de paix» на площади Оперы), куда станут приходить будущий декабрист Рылеев, князь Вяземский, Кюхельбекер и Пушкин.
Увы, Потоцкому недолго удалось постоять у руля русской антинаполеоновской пропаганды – всего пять месяцев. В начале июля 1807 г. он неожиданно получает из Тильзита от своего куратора Будберга странное письмо: «Упразднить в наших периодических изданиях все, что направлено против французского правительства». Конечно, Потоцкий уже знал, что 14 июня 1807 г. при Фридлянде русская армия потерпела поражение. Но такое случалось и раньше – вспомним Аустерлиц 1805 г. И в страшном сне главному редактору «Journal du Nord» не могло присниться, что после еще одного, как считали в дворянской России, «частного» поражения Александра I пойдет не только на мир, но и союз с Наполеоном, тем более что как мы отмечали выше союзный договор в Тильзите был секретным и скрыт от общественного мнения как Франции, так и России.
Характерно, что и Наполеон направил из Тильзита 3 июля 1807 г. секретное предписание Фуше. «Следите, чтобы в печати ни прямо, ни косвенно не говорилось глупостей о России».
Фуше скрупулезно выполнил приказ «куратора», а вот Потоцкий ослушался. Он не только не задержал уже набранный июньский номер «Journal du Nord», но и выпустил его в продажу, за что сразу получил нагоняй от Будберга. И было за что – в только что вышедшем 24 номере русского официоза сравнивался текст французской конституции X года (4 августа 1802 г.), вводившей пожизненное консульство для Бонапарта, с текстом принятой на о. Таити 17 февраля 1807 г. аналогичный конституции, по которой бывшие рабы бывшей французской колонии вводили на своем острове режим бонапартизма. Как обычно, Потоцкий написал к материалу ядовитый комментарий относительной «белой» и «черной» тирании.
Когда же тильзитские переговоры закончились и их русские участники вернулись в Петербург, Потоцкий понял, что теперь от него требуется не ругать, а хвалить Наполеона. Но он не был послушным «газетным чиновником» типа Николая Греча, который тотчас развернулся на 180° и в своем новом журнале «Гений времени» (начал выходить в 1807 г.) стал публиковать статьи о «великом муже Наполеоне», ведущем Францию «к невиданной степени величия и силы».
В июле 1807 г. Потоцкий демонстративно подал в отставку и больше в петербургских «пропагандистских играх» участия не принимал.
* * *
Сам «Journal du Nord» остался – теперь его главным редактором стал Д. Н. Блудов.
Блудову в определенной мере удалось сохранить в 1807–1811 гг. «стиль Потоцкого»: его газета не стала рупором «союзной» тильзитской «дружбы» Показателем стали материалы об Испании, которые в «Journal du Nord» публиковал и комментировал будущий официальный историограф войны 1812 г. Д. П. Бутурлин (информация об антимонархическом восстании 17–23 марта 1808 г. в Мадриде и занятие его войсками Мюрата; «Таблица роста количества французских войск с 1808 по 1810 г. в Испании» и др. – все публикации с явно антинаполеоновскими комментариями Бутурлина).
Интерес к испанским инсургентам уже в 1808 г, на второй год тильзитского «союза» двух императоров, весьма показателен: дворянскому общественному мнению в России («Journal du Nord» читали, разумеется, не крепостные крестьяне) как бы давался сигнал – царь не сдался, он против «тирана» и за «народ», в конкретном случае – за испанский.
С началом войны 1812 г. испанская тема зазвучала уже в полную силу, вплоть до публикации текста русско-испанского союзного договора, заключенного 8/20 июля 1812 г. в Великих Луках.
С приближением «грозы 12-го года» семейство иноязычных изданий увеличивается – с начала 1811 г. в Москве начинают выходить «Московские ведомости» на немецком языке. Как и «Journal du Nord», его немецкий собрат уже в 1811 г. в изобилии перепечатывает откровенно антинаполеоновские статьи (например, текста правительственного доклада Наполеону в конце 1811 г. о неспокойной обстановке внутри Франции и необходимости создания «внутренней армии» – полицейских соединений, что и было сделано французским императором весной 1812 г.).
И все же следует признать, что предвоенный опыт антинаполеоновской русской пропаганды 1808–1811 гг. был малоэффективным. 98 % населения эти газеты на иностранных языках читать не могло, да и в глухие медвежьи углы «Journal du Nord» или «Moscovishe Zeitung» к мелкопоместным дворянам гоголевского типа не доходили. И прав был будущий декабрист А. Н. Муравьев, когда позднее вспоминал «Дух патриотизма без всяких особых правительственных воззваний сам собою воспылал».
В определенной степени такая малоэффективность объяснялась слабой литературной талантливостью «газетных чиновников», чаще всего подменявших серьезный анализ набором ругательств по адресу Наполеона, особенно, сразу после вторжения «Великой армии» в Россию. По существу, кроме Яна Потоцкого, Дмитрия Блудова латышского просветителя Г. Меркеля и, частично, Дмитрия Бутурлина в русской официозной контрпропаганде до войны не было талантливых публицистов.
И не случайно Александр I лично вмешался в «подбор кадров», пытаясь привлечь в свое «ведомство Фуше» перед самой войной таких корифеев литературы и публицистики, как писательница Жермена де Сталь и ярого консервативного публициста иезуита-католика и идейного врага Революции Жозефа де Мэстра (оба в это время находились в эмиграции в России). Мадам де Сталь от сомнительной чести стать «казенной публицисткой» уклонилась, а вот де Местр (за 20 тыс. руб., почти в два раза больше, чем годовой бюджет «Journal du Nord») согласился.
5 марта 1812 г. состоялась важная встреча царя с публицистом. Речь шла об издании специальной газеты на польском и французском языках, ориентированной на Польшу. Задача была поставлена Александром I. Наполеон перед вторжением в Россию хочет разыграть «польскую карту», суля полякам не куцую автономию в рамках Саксонского Королевства (герцогство Варшавское с 1806 г.), а полную независимость с воссоединением вокруг Варшавы всех польских земель, отторгнутых в результате разделов XVIII в.
Де Мэстр согласился, и даже подготовил в мае 1812 г. проект царского манифеста о «восстановлении Польши» (создание Царства Польского в рамках Российской империи, что и будет осуществлено Александром I уже после разгрома империи Наполеона, в 1815–1830 гг.).
Царь отпустил деньги на новую газету и даже пригласил в нее 12 июня 1812 г. главного редактора, очередного «поляка на русской службе» (в 1810–1815 гг. члена Правительствующего Сената Российской империи) известного композитора (знаменитый полонез «Прощание с Родиной» 1794 г.) графа Михаила Огиньского (1765–1833 гг.).
Но вся операция сорвалась за десять дней до вторжения «Великой армии» – Наполеон упредил царя, объявив о «независимости» Польши, а 26 июня 1812 г. (уже когда французы вместе с поляками перешли западную русскую границу) варшавский сейм декларировал «дружбу» с Наполеоном.
* * *
Не следует думать, что Наполеон покорно сносил все выпады русской официальной пропаганды в 1806–1807 гг. Это только 3 июля 1807 г., когда в Тильзите станет реальной не только перспектива мира, но и союза с Александром I, Наполеон прикажет Фуше не говорить «глупостей о России».
А накануне войны такие «глупости» публично говорились «газетными чиновниками» с обеих сторон.
К их числу со стороны наполеоновской пропаганды относится широкое использование так называемого «Завещания Петра Великого», дважды, в 1807 и 1812 гг., в тысячах экземпляров распространявшегося среди солдат и офицеров наполеоновской армии, а также среди местного населения.
История этого завещания вот уже три века вызывает бурные дискуссии среди историков.
Подавляющее большинство русский историков всегда считали его фальшивкой, сочиненной недругами России для оправдания своей агрессии против нее. В подтверждение они ссылаются на факты использования этой фальшивки каждый раз, когда Россия либо конфликтовала, либо воевала с Западом.
Действительно, перепечатки «Завещания» на разных европейских языках появлялись каждый раз, когда назревал конфликт – в 1807 и 1812 гг. при войне с Францией, в 1863 г. – во время польского восстания, в 1914 и 1941 гг. – при войнах с Германией.
