Далее Дэвид Айк рассказывает вещи, в которые, конечно, мы вправе не верить. Так, в мае 1998 г. он будто бы познакомился с двенадцатью различными людьми из разных кругов (от сотрудников швейцарских банков до работников телевидения), которые рассказывали ему одно и то же: они видят, как люди, стоящие у власти, прямо у них на глазах превращаются в рептилий, а потом снова в людей. Сам он объясняет это так:
«Существуют некоторые частотные поля, в которых им оказывается сложнее удерживать человеческую форму. Я думаю, что сознание людей кратковременно переходит на эту энергию время от времени. И тогда люди видят рептилий сквозь их наряд третьего измерения»[349].
Можно как угодно к этому относиться, но «сказание о Мелюзине» получает математически точное объяснение!
Автор комментария к интервью А. Чернов приводит также любопытную информацию и суждения: «Не так давно российское телевидение показало фильм о том, как после Великой Отечественной войны спецслужбы разыскивали палачей из числа перебежчиков к фашистам, "затерявшихся" на Родине после отступления и капитуляции врага. Один из полицаев, на счету которого была не одна сожженная деревня в Смоленском крае, был пойман КГБ аж в 80-х годах. Но вдруг за него стали настойчиво хлопотать Рейган и Тэтчер! Почему? Диктор "поведал": спасали своего агента. При демонстрации фотографии изувера на его лице была отчетливо видна характерная для людей-рептилий, по классификации Айка, тень — точно такая же, как на картинках, представленных в его книге!»
Далее следует весьма нетривиальный и, на первый взгляд, «бредовый вывод»: «То, что мы называем Миром Нового порядка, является планом рептилий. Они хотят создать хаос в мире, включая в свою программу и обычные войны. То есть структуру всемирного правительства, всемирного центрального банка, всемирной валюты, электронной банковской системы, отсутствия наличных денег, население с вживленной микросхемой и всемирную армию, которой является НАТО. Они планируют создать невероятный хаос, используя на весь мир самые сильные техники манипулирования сознанием, которые я называю "проблема-реакция-решение". <…> Вопрос ещё состоит в том, что вибрация нашей планеты всё повышается, и тем, кто может менять свою форму, становится всё труднее оставаться в форме человека. Эти рептилии одержимы поставить свои институты контроля и ввести микросхемы в людей. Они знают, что вибрация планеты достигнет такой скорости, при которой удержать человеческую форму будет просто невозможно, что бы ни предпринималось. Вот тогда мы, наконец, увидим, что нашей планетой управляют рептилии. Они не смогут больше прятаться. Но к этому времени нужно успеть многое, и прежде всего — сформировать всемирную армию (читай — НАТО. — В.К.) и зомбировать людей. Контроль человека над своей жизнью на Земле — исключить!»[350].
Легко видеть, что описание Дэвида Айка почти буквально совпадает со «сказками о Мелюзине», которые всего-навсего оказываются описаниями той же самой реальности.
«Змеиные телеса» неожиданно всплывают в России накануне революционных событий XX в. — в загадочном романе Пимена Карпова «Пламень»[351]. Олицетворением государства и государственной власти в нём выступает «князь мира и тьмы», избранный, неповторимый, единственный «барин Гедеонов, о котором "учёные" "по записям древним где-то доказывали, будто Гедеонов — белая кость, потомок древнего библейского владыки и судьи Гедеона, положившего начало царям земным". Ныне потомок послан в мир творить суд над чёрной костью. И всех — нищих и богатых, владык и рабов — держит он в "железном кольце государств", как зверей в клетке. Всему он начало и конец — так утверждали». В то же время тот же Гедеонов — «от змея». «Матка евонная подкинута была старому барину… а как выросла — с змеем спуталась… От змея и родила Гедеонова-то…»
Очень интересно и важно здесь следующее. Гедеонов держит не государство, а государства, и тем самым прообразует в своём лице — он же, напомним, «князь мира», «единственный», — тайно, помимо правящего Царя, соблюдаемый «мировой порядок». Но в то же время не случайна отсылка Пимена Карпова именно к библейской «Книге Судей» — ведь именно на ней и утвердилась в обозримой христианской истории не монархическая, а именно антимонархическая традиция. Так, совсем недавно, полемизируя со всем кругом идей «православного монархизма», заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского патриархата игумен (тогда ещё иеромонах) Филипп (Рябых) опубликовал программную статью «Православная демократия: быть или не быть?», в которой, в частности, говорится: «Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к генезису той общественно-политической системы, которая, бесспорно, имела механизм согласования воли человеческой и воли Божией — освящённой монархии. Явление освящённой монархии родилось не по инициативе Бога, но в результате импульса, исходившего от людей. Как раз в Основах социальной концепции Русской церкви напоминается об этом. В первой Книге Царств рассказывается о том, что в Древнем Израиле богоустановленным правлением была теократия. Она существовала без институтов государственной власти. Проводником Божией воли были судьи, которые судили и организовывали народ в случае необходимости. Но слабость веры еврейского народа в заботу Бога привела к тому, что он захотел иметь видимое проявление власти в лице царя. "Мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред ним, и вести войны наши" (1 Царств., 8: 20). Таким образом, Библия нам сообщает, что монархия даже не была изобретением богоизбранного народа, но была заимствована им от язычников. В той же первой Книге Царств говорится о Божием разочаровании относительно выбора еврейского народа, отвергшего прямое божественное правление»[352].
На протяжении истории Церкви имела место и иная традиция восприятия государственности, однако к началу XX в. именно эта, республиканская, апеллирующая к Ветхому Завету, возобладала. Её разделяли крупнейшие иерархи Русской церкви — от митрополита Антония (Храповицкий) до архиепископа Андрея (кн. Ухтомского). На ней было основано признание епископатом и священством Февраля — вопреки позднейшей советской (и антисоветской) пропаганде о неразрывной связи до революции Церкви и монархии. Однако, как это следует из историософского романа Пимена Карпова, за «ветхозаветничеством» стояла уже не идея теократии, а идея «железного кольца государств» — «мирового порядка».
Тем не менее тема «змеиного рода» у Карпова, происходившего из старообрядческой крестьянской среды и хорошо знавшего, как он сам утверждал, всё то, о чём пишет, оказывается весьма неоднозначной. Сам «змеиный род» как бы делится на два. Это «деление» происходит через змееборство — важнейший царский подвиг. «Княжеский род, — пишет исследователь С.В. Домников, — род русский — представляется носителям властной традиции небесным семенем, оплодотворявшим землю и проросшим исторической жизнью. <…> В то время как для власти было характерно определение себя в образе подземного, сакрального, в народной традиции складывается иное отношение к власти. Крестьянский богатырь, побеждающий Калина-царя (Змея), а также былинные образы князей-змеевичей (Вольх Всеславич) свидетельствуют о распространённой некогда традиции помещения властных персонажей в область подземного (хтонического) — чуждого земле или даже враждебного ей»[353]. И хотя последующие эпохи, в том числе под воздействием православной веры и рождённого ею учениея о «симфонии властей», смягчают и почти изглаживают мотив древней вражды — о чём свидетельствуют, например, Муромского происхождения «Повесть о Петре и Февронии» и соответствующее ей Житие этих святых князя и княгини (женщины крестьянского рода, олицетворение земли), где отношения власти и земли осмысляются как брачные, чему также способствует уподобленный таинству браковенчания церковный чин венчания на царство и единый до раскола, пронизывающий всех, с самого верха до самого низа, православный быт, глубинное противостояние «белой кости» и «чёрной кости» никуда не девается — оно дремлет, подобное апокалиптической «тишине на время и полвремени» для того, чтобы прорваться в братоубийственной — впрочем, брато- ли убийственной? — брани на уничтожение.
В это время — а в России это прежде всего московский период её истории — Царь (князь) из «змея» сам обращается в «змееборца», что отражается и в московской геральдике. Царь на коне («конный» или «ездец») убивает Змея. При этом «ездец» отождествляется со св. Георгием — греч. «земледелец» («змееделец»!) — или Юрием, что фонетически созвучно имени Рюрик (Ерик «Влесовой книги», написанной, когда бы это ни было сделано, даже если и в поздние времена, не с княжеских, а с народных — и жреческих — позиций). Но, убивая змея, отождествляя себя с земледельцем, Рюрикович, «народный монарх» тем самым символически убивает своего первопредка, династического князя «змеиной», «фиолетовой» крови.
