Наоборот, если смешанный человек наследовал от белого предка размеры, устройство головы и ее слабую растительность, а от питекантропа – слабое кровообращение, то голова его зябла и снова получалось неправильное отправление мозга. Это вызывало как гигиеническую меру ношение шапки, с которой европеец в настоящее время никогда не расстается под открытым небом, а у евреев требуется ношение ее даже в храме молитвы.
Кроме того, допустив, что слабая растительность на голове была совершенно нормальным явлением у белого дилювиального человека, мы найдем подтверждение нашей догадки еще и в других фактах действительности. Так, например, известно, что голова наша легче переносит низкую температуру, чем все остальное тело и наоборот, не выносит высокой температуры. Пот, который понижает температуру тела, являясь регулятором против сильного ее повышения, выступает у нас прежде всего на лбу. Вероятно, отсюда же берет свое начало древнее народное гигиеническое правило: «держи голову в холоде, а ноги в тепле».
Но все приведенные нами факты говорят только о причинах слабости волосяного покрова на голове белого дилювиального человека. Что же касается полного отсутствия волос на этой части тела у смешанных рас к нему близких, то его, вероятно, нужно отнести к результатам смешения. Волосяной покров исчезает на голове, надо полагать, потому же, почему и на всем остальном теле.
Если мы обратимся теперь к старческому возрасту белого мужчины, то встретим явление, хотя всем нам очень хорошо известное, но тем не менее остающееся в некоторых отношениях загадочным. Я говорю о седине. Появление седины физиологи объясняют тем, что старые окрашенные волосы постепенно выпадают и заменяются новыми, лишенными красящего вещества, но зато очень богатыми воздухом. Само уничтожение красящего вещества объясняется поглощением клеток или зерен его фагоцитами (белыми кровяными шариками). На этих объяснениях мы обыкновенно и успокаиваемся, считая явление седины совершенно понятным. Мы так свыклись с видимой связью седины со старостью, что считаем эти два явления неразлучными. Но между тем, если присмотреться к делу поближе, то сейчас же являются вопросы неразрешимые при нашем современном знании. Оказывается, например, что различные человеческие расы, различные сословия и оба пола неодинаково относятся к седине. Антропологи говорят нам, что седина составляет чуть ли не исключительную принадлежность белой расы и ищут причину этого в нашей культуре. «Седых голов между европейцами, – говорит Ранке, – встречается всего больше. Седение начинается у нас вообще раньше, чем у других народов. Несомненно, что обесцвечивание волос в старости встречается у темноцветных племен гораздо реже и наступает позже, чем у европейцев». Все-таки среди черных Африки, по словам Фрит-ча и др., не очень редко можно видеть седых, гораздо реже они встречаются среди американских индейцев. По данным Форбса, у индейцев Перу волосы не седеют. Приблизительно тоже говорит по этому поводу и А. фон Гумбольдт: «Путешественники, которые судят лишь по физиономии индейцев, склонны думать, что между ними мало стариков. И, действительно, очень трудно составить понятие о возрасте туземцев, если не просматривать метрических списков… Волосы их никогда не седеют, и гораздо труднее встретить индейца, чем негра, с белыми волосами».
К этому я должен добавить свое собственное наблюдение, что между нашими и, в особенности, польскими крестьянами гораздо реже, чем между интеллигенцией, можно видеть седых стариков. Волосы их иногда до глубокой старости сохраняют свой первоначальный цвет. У кретинов, как было говорено выше, волосы никогда не седеют.
Факты такого рода объясняют обыкновенно тем, что культура разрушает и старит человека скорее, чем следует. Но это объяснение не основано ни на чем ином, кроме совпадения более полной седины с областью распространения культуры, а потому с полным правом его можно заменить другим, а именно, что седение в старости есть такой же антропологический признак современной белой расы, как длинная голова, высокий рост, короткое туловище и проч. Происходит она не от каких-либо внешних факторов, а по закону Геккеля, как воспроизведение в жизни индивидуума истории развития его рода.
Наблюдая даже поверхностно случаи полной или частной преждевременной седины, мы убеждаемся, что она вовсе не является одним из симптомов разрушения тела. Человек, преждевременно поседевший, не отличается от других людей ни в отношении здоровья, ни в отношении половой жизни, а потому седина совершенно неосновательно считается у нас признаком разрушения. В жизни человека она играет такую же роль, как белый цвет шерсти у кошки или собаки. Это ничто иное, как альбинизм, появляющийся у мужчин и, сравнительно реже, у женщин тех рас, которые стоят по крови ближе к белому дилювиальному человеку, как одна из характерных черт этого последнего. Ее появление совпадает с концом зрелого возраста. Если же мы привыкли относить ее к старости, то это потому, что одновременно с ней впервые появляются у человека и другие черты, явно принадлежащие старости.
Что к старческому возрасту у европейца все более и более прибавляется черт белого дилювиального человека, доказывает, между прочим, и тот факт, что «частичный гигантский рост», т.е. чрезмерное расстояние отдельных частей тела, случается обыкновенно «в более поздней поре жизни».
Сверх того, в старости у белого человека обоих полов появляются еще многие другие признаки, которые его белому дилювиальному предку не принадлежат: 1) кожа его лишается жировой подкладки и складывается в морщины, 2) цвет кожи становится красным, желтым или темным. Впрочем, окрашивание кожи, так же, как и морщины, появляется у человека в небольшом количестве еще в зрелом возрасте далеко до старости. Потемнение кожи дает, между прочим, возможность различать по наружности возраст белого человека. Кроме того, в старости замечается 3) уменьшение роста человека. Так, по измерениям Кетле в Бельгии, максимум роста приходится на возраст от 30 до 50 лет, а потом уменьшается следующим образом:
Мужчины Женщины
50 лет 1,686 м 1,580 м
60 лет 1,676 м 1,571 м
70 лет 1,660 м 1,556 м
80 лет 1,636 м 1,570 м
Вместе с тем, 4) ноги у старика сгибаются в коленях, и сам он сгорбливается, нуждаясь в палке для ходьбы. Рассказывают также, 5) что в глубокой старости (после 100 лет) у человека вновь прорезываются зубы и темнеют волосы. Что касается новых зубов, то мне самому приходилось наблюдать их у 120-летнего старика-еврея в Новоградоволынске.
Наконец, 6) в глубокой старости человек «впадает в детство», т.е. теряет память и становится так глуп и наивен, как ребенок. По словам одной болгарской сказки, он переживает в это время «возраст обезьяны», по своему безобразию и потому, что всех смешит своим поведением.
Если теперь припомнить характеристику низших рас и детей, то нетрудно догадаться, что шесть перечисленных признаков принадлежат питекантропу, в которого, таким образом, снова и обращается белый человек второй раз в глубокой старости.
Следовательно, эмбриологическое развитие современного белого мужчины заключается в том, что он два раза приближается к белому дилювиальному человеку: в состоянии зародыша и в зрелом возрасте, и два раза к питекантропу: в раннем детстве и глубокой старости.
26. ЭМБРИОНАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЖЕНЩИНЫ
В старости женщина приближается к мужчине.
Если мы перейдем к истории развития европейской женщины, то увидим, что в то время, когда белый мальчик начинает приобретать вторичные половые признаки, т.е. особенности белого человека, девочка отстает от него и на всю жизнь сохраняет многие черты, общие ей с ребенком и низшими расами.
Рассматривая особенности женщины, доктор Мечников обращает внимание на тот факт, что половая чувственность развивается у нее гораздо позже, чем у мужчин. «В эпоху, – говорит он, – когда специфическая чувствительность женщины достигает своего апогея, половое отправление мужчины начинает уже падать… Следствием этого бывает супружеская неверность. Тот факт, – говорит Мечников, – что нечто, столь фундаментально противоположное природе и ее главной цели, размножению, производится самой природой, является невероятным парадоксом, объяснение которого составляет одну из самых трудных задач». Задача эта является не столь уже трудной, если принять нашу теорию.
Сильная половая чувствительность есть один из антропологических признаков белого дилювиального человека. Белая женщина получает ее позже, чем современный белый мужчина, так же, как и все другие признаки нашего дилювиального предка.
«Около 40 лет или позже, – говорит Топинар, – различия между полами снова начинают стушевываться и в глубокой старости оба пола становятся друг на друга похожими, но тогда уже черты их более мужские». У некоторых молодых женщин, правда довольно редко, пробивается небольшая борода и усы. Но зато под старость, когда у женщины начинаются «старческие изменения», на лице ее, а особенно на подбородке и на нижней губе, появляются толстые щетинистые волосы, и вырастает настоящая, хотя и довольно редкая борода. М.Бартельс описал значительное число таких бородатых женщин.
