За эту поездку ей крепко досталось от Зинаиды Петровны. Ну и пусть! Она тоже с инженером допоздна катается и со старшим Степановым любезничает...
- Кто там кричит? - кутаясь в длинный, зеленого цвета восточный халат, спросила у Даши Печенегова.
- Какой-то пьяный господин пришел, с Олимпиадой Захарьевной разговаривает...
- Зачем пустили? Что здесь, кабак, что ли? - проворчала Зинаида Петровна.
- Он никого и не спрашивал. Я хотела остановить, так он на меня раскричался и прямо в гостиную ввалился.
Шурша шелком; Печенегова вошла в гостиную.
Невеста, уронив голову на край стола, комкая белое подвенечное платье, рыдала. Доменов что-то говорил ей. Заметив Зинаиду Петровну, он приподнялся и поклонился.
- Что здесь творится? Вы как сюда попали, милостивый государь? - с трудом сдерживаясь, нараспев проговорила Печенегова.
- Не с хозяйкой ли сего дома имею честь говорить? - спросил Доменов и назвал свою фамилию.
- Как вы сюда попали, господин Доменов? Вы себя недостойно ведете! возмутилась Печенегова. - Олимпиада Захаровна, что с вами?
Невеста, перекатывая голову на столе, зарыдала еще горше. Печенегова позвала Дашу, а та еще какую-то девушку. Олимпиаду увели в другую комнату.
- Видите, что вы наделали? - укоряюще сказала Печенегова.
- Добра ей желаю, Зинаида Петровна...
Доменов без лишних слов с присущей ему грубой прямотой посвятил хозяйку в суть дела и этим привел ее в полное смятение.
- Где же сейчас Дмитрий Александрович? - спросила она.
- А его господин пристав вызвал, - ответил Доменов, уверенный, что пристав все сделает именно так, как они условились.
И на самом деле Ветошкин уже битый час, как голодный волк, терзал несчастного жениха.
После обеда с Доменовым Мардарий Ветошкин решил было прилечь отдохнуть, а потом уже вызвать Митьку в станичное управление. Но, как говорится, на ловца и зверь бежит... Веселый, празднично разодетый Митька прискакал на взмыленном рысаке приглашать Туркова на девичник и попал прямо в пасть Мардарию Ветошкину.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Только вчера ночью, лаская Митю, Олимпиада, словно чуяло ее сердце, говорила ему: "Наверное, не дождусь того часу, когда венцы наденут да крест дадут поцеловать на веки вечные... Все сердце изболелось..." - "С чего ему болеть-то?" - лениво, как сытый кот, мурлыкал жених. "Все мне завидуют, живую проглотить готовы. А Ариша, как увидит, губы скривит и отворачивается. И по станице всюду разносит, что юбчонки-то у меня все залатанные, новой рубахи даже своей нет... По-всякому срамит. Приданого-то, говорит, вошь на аркане да блоха на цепи". - "Ты не слушай бабьи сказки". - "Эх, кабы мне девушкой за тебя выйти... Господи, почему это так все случается?"
Сидя перед приставом, Митька со страхом вспоминал опасения Олимпиады. Он чувствовал, что это делается из черной зависти. Шутка сказать, Сибирью грозит. Пробовал ругаться с приставом, золото сулил, но тот был жесток и хитер.
- У меня же завтра свадьба! - упрашивал Митька.
- Не могу-с. Закон! - изрыгал из клыкастого рта Ветошкин и что-то с зловещим видом писал мелким убористым почерком.
- Крест-то на тебе есть? - стуча себя в грудь кулаком, вопрошал Степанов.
- Так точно, золотой имеем-с... Подарок Авдея Иннокентьевича...
- Пусть сдохнет твой Авдей!
- Напрасно бранитесь. Господин Доменов могли бы вам помочь...
- И помогу! - распахнув дверь, помахивая своей шляпой, крикнул Доменов. По излюбленной привычке, он немного постоял у дверей, послушал разговор, предварительно кинув удивленным сидельцам зазвеневший по столу золотой, и только после этого вошел в кабинет.
- Здравствуй, женишок! Грызет он тебя поманеньку? Это, брат, такой Архимед, все звезды на небе пересчитал, все законы съел и ни разу не подавился... А из тебя он всю кровь по капельке выцедит, ему только попадись! - Так приветствовал Доменов растерявшегося Митьку. После этого он прошелся по кабинету из угла в угол, потрепал Митьку по плечу и заглянул в бумагу Ветошкина. - Ты, ангел, значит, допрыгался? Моя Марфа тебе поклон шлет, - продолжал Доменов, присаживаясь к столу. - Ты сходи-ка, навести ее по старому знакомству.
- Не пущает господин пристав, в этапную запереть грозится... Да рази я знал всякие такие законы! - вытирая рукавом малиновой рубахи потное лицо, взмолился Митька.
- Ну, вот теперь знать будешь, почем гусиные лапки... Потопаешь по сибирской дальней, а там, глядишь, и самого заставят золотце добывать... Угодишь на Ленские прииски к Кешке Белозерову, там тебя научат разным законам. У него там половина каторжных работает. Значит, не отпускает? Ах, изверг! Я же тебе говорю, с ним шутки плохи. Отпустил бы ты его, Мардарий Герасимыч, к моей дочери. Они знакомство имели амурное... Ух ты мне стрикулист! - Авдей Иннокентьевич погрозил Митьке тяжелым кулаком. - У самого невеста была, а Марфе голову вскружил, семь ночей после тебя не спала. На вдове, прохвост подлецович, задумал жениться, как будто девок мало. Подержанный товар ни один купец не покупает... Это нам, грешным, сошло бы... Чего зенки-то опустил? Стыдно?.. На меня гляди!
Митька, не поднимая головы, молча выслушивал брань и скабрезности Доменова. Сердце стучало, к горлу подступала тошнота. Хотелось пить, но воды не было. А Доменов продолжал подносить ему пилюли, одна горче другой.
- Подумай, сколько ты сразу наделал? Мою дочь оскорбил. Ежели бы я тогда не вошел, ты бы ее, голубушку, как былинку смял... Вон какая дубина вырос! Да ежели я захочу, подам сейчас Мардарию еще одну бумагу, распишу тебя, ангела, и кандалы велю надеть... Ну да ладно, я человек не злопамятный. На поруки тебя возьму. Отдашь его мне, Мардарий Герасимыч?
- Да можно покамест... - пожимая плечами, согласился пристав. Только залог надо внести. По этой статье...
- Оставь свою казуистику! Сколько нужно, столько и внесу.
- Спасибо, Авдей Иннокентьевич, - сдерживая слезы, пробормотал Митька.
- Только беру тебя, ангелочек мой, с одним условием. Перво-наперво, напиши письмо и откажись от своей вдовушки... Это одно баловство.
- Да как же это? Да мы ить... - задыхаясь, шептал Митька. Удар был настолько сильным, что у Митьки пошли перед глазами круги. Правду наворожила Олимпиада.
- Она годами старше тебя, дурак! Разве тебе такая нужна жена? Выкинь ее из головы! Я уже говорил с матерью и братом твоим, Иваном. Ты их не хотел слушать, так меня послушай. Не мое ты чадо... Я бы тебе показал, как золотом торговать.
- Да как же так? - ворочая помутневшими зрачками, говорил Митька. Липушка-то...
- О ней мы сами позаботимся... Ты о себе подумай.
- Не-ет! Этого я не желаю! - попробовал протестовать Митька.
- Ах, не желаешь? Ну, тогда пиши письмо, чтобы тебе сухари сушили, решительно заявил Авдей Иннокентьевич. Он и сам в эту минуту верил, что мог бы закатать этого упрямца на несколько лет. Ветошкин ходил перед ним на цыпочках, ибо Авдей Иннокентьевич знал все его большие и малые прегрешения, а за верную службу щедро платил.
Митька часто моргал глазами. Вяло опустив красные, в веснушках руки, глуховатым голосом проговорил:
- Писать, писать... Я и пишу-то плохо...
Дрожащими пальцами он вытащил из золотого портсигара папиросу и долго чиркал спичку. Парня окончательно сломили.
- Мардарий Герасимыч за тебя напишет, а ты только распишешься, успокоил его Доменов.
Ветошкин, поскрипев кожаной портупеей, откинул за край стула шашку и принялся писать. Строчил он утомительно долго. Письмо было длинное, начиналось оно так:
"Милостивая государыня, Олимпиада Захаровна!
По малолетству своему и малому разумению я чуть на вас не женился и родителям своим причинил немало горя. Из-за вас я проступок совершил, за который по всем строгостям закона должен понести соответственное наказание. Сейчас нахожусь у его благородия пристава, господина Ветошкина. По своей чувствительной и сердечной доброте господин Ветошкин принял во внимание мою молодость..."
- Прибавь: и глупость! - вмешался Доменов, стоявший позади и строго следивший за каждой выведенной на бумаге буквой. - Себя-то не очень расписывай. Твою ангельскую доброту и без того все знают. Пиши попроще, без этих премудростей, чтобы понятно было, как и что, без околичностей. Скажи, что свадьбы не будет и я его на поруки беру, понял?
- Вы бы лучше не перебивали, господин Доменов. А то я весь стиль исковеркать могу, - покручивая желтенькие, словно спаленные, усики, недовольно проговорил Ветошкин. - Я уже написал: "по малому разумению"... Зачем же еще лишние и унизительные слова вставлять?
- Ладно, ладно, не спорить. Кончай скорее. У нас сегодня столько еще дела... - Поглядывая на Митьку, добавил: - А ты, голубь, не вешай нос! Утрясется великолепнейшим манером. И женихом будешь и женатым намаешься!
Когда письмо было закончено, Доменов еще раз прочитал его и сунул в карман.
- Кто же его доставит? - уныло спросил Митька.
- Почтальона найдем. Не сомневайся. Только шалить не вздумай! Ежели задумаешь еще раз побежать к ней, от меня пощады не будет. Ты у меня, ангел мой, вот где...
