ОБРАТНЫМ КУРСОМ?
Наиболее устойчивыми стали результаты тех реформ периода оккупации, которые отвечали желаниям самих японцев. Демократическая конституция и земельная реформа оставались неприкосновенными. Но американская установка на децентрализацию рассматривалась японцами как расточительная и извращенная. Реформаторы эпохи Мэйдзи считали центры местной власти угрозой для национальной стабильности и причиной отсталости; централизованный контроль воспринимался как гарантия прогресса и стабильности. Когда американцы децентрализи-ровали полицейскую систему, результатом стал административный беспорядок, от которого выигрывала только преступность. С 1950-х годов централизованная система полиции, образования и местных правительств постепенно восстанавливалась. Этот «обратный курс», однако, не означал опасности для фундаментальных достижений периода оккупации. Хотя в парламенте шли шумные дебаты по поводу необходимости пересмотра конституции, ее так и не тронули. А когда в 1958 году правительство попыталось ограничить трудовой радикализм принятием нового законодательства, оно не смогло этого сделать из-за сопротивления парламентской оппозиции, прессы и общественного мнения. Для многих людей новый эгалитаризм ознаменовал в 1959 году и символичный брак наследного принца Акихито: его невеста, Седа Митико, была родом из простой семьи.
Начало в 1950 году корейской войны принесло Японии неожиданные экономические выгоды в форме «специальных поставок» для американских военных сил, нуждавшихся в провизии и обеспечении. В результате к 1952 году доход от этих поставок помогал оплачивать половину японского импорта. Дополнительные деньги поступали и от американских военнослужащих, которые находились в отпуске и желали хорошенько отдохнуть и расслабиться; даже после окончания корейской войны расходы американцев в Японии доходили до $ 500 000 000 в год. С учетом этих обстоятельств, США решили прекратить прямую помощь, достигшую к 1952 году суммы в $ 2 016 000 000. К 1954 году доходы среднестатистических японцев вернулись к уровню середины 1930-х годов — до того, как условия военного времени привели к перекосам и крайне расшатали экономику. Фундаментальные принципы национальной экономической стратегии уже были определены. С учетом недостаточности энергетических и других ресурсов было логично предположить, что Япония, вероятно, нацелится на превращение в то, чем фактически стала ее бывшая колония Тайвань, — в экспортно-ориентированного производителя низкотехнологичных товаров легкой промышленности типа лампочек, столовых приборов и спортивных товаров. Но, еще до формального завершения оккупации, японские власти решили, что единственным способом для семидесятимиллионной нации добиться сопоставимых с Западом стандартов жизни является развитие разнообразных отраслей тяжелой — и, в конечном счете, высокотехнологичной — промышленности, с акцентом на сталелитейную промышленность и химическую отрасль. Надежды возлагались на автомобилестроение и создание международных авиалиний. Америка рассматривалась как не только самый богатый мировой рынок, но и как ключевой источник продвинутых технологий. Макартур пригласил в Японию из США специалиста по производительности, Уильяма Эдвардса Деминга — пионера внедрения статистических методов контроля качества; среди японских инженеров последний быстро нашел преданных сторонников и энтузиастов. (Премия Деминга, учрежденная его последователями, остается одной из самых престижных в Японии промышленных наград.) Для обучения экспертов на основе данных статистической таблицы, показывающей взаимозависимость отраслей промышленности, а именно — сырье каких отраслей используют другие отрасли, был создан Центр национальной производительности, выпускники которого отправлялись затем в другие страны собирать информацию о последних индустриальных достижениях. В 1955 году кабинет министров опубликовал пятилетний план экономической самопомощи, нацеленный на формирование «жизнеспособной экономики», независимой от «специальных поставок», за счет ежегодного роста ВНП на 5%.
ОПРОВЕРГАЯ ОПАСЕНИЯМежду 1955 и 1960 годами экономика росла почти в два раза быстрее, чем надеялись. Многие из поставленных экспортных и модернизационных задач были достигнуты за два года вместо планировавшихся пяти. К 1957 году стандарты жизни были уже на 27% выше по сравнению с 1954 годом. К 1958 году официальные источники смогли объявить о завершении восстановления, хотя и звучали предостережения о том, что дальше рост может оказаться значительно более скромным.
Но дальнейшие события продолжали опровергать подобные опасения. Между 1956 и 1959 годами возникла совершенно новая отрасль промышленности: количество произведенных телевизоров выросло со 165 000 до 3 290 000 штук.
В 1960 году Икэда Хаято, известный финансист, стал премьер-министром и обнародовал план удвоения национального дохода всего за десять лет. Западные комментаторы высмеяли подобную идею. Хаято достиг цели за семь лет. План Хаято, составленный при помощи будущего министра иностранных дел Окита Сабуро, намечал пять основных приоритетов:
1) улучшение инфраструктуры — дорог, портовых сооружений, систем водоснабжения и водоочистки и т. п. Наряду со строительством недорогих домов это должно было стимулировать сталелитейную отрасль и производство стройматериалов, а также подтолкнуть к дальнейшему росту «проблемные зоны» экономики;
2) поощрение тяжелой промышленности, особенно химической отрасли и машиностроения, прогресс которых необходим для целого ряда «вторичных» отраслей с потенциалом роста, типа производства транспортных средств;
3) поддержка экспорта и укрепление связей с развивающимися странами, особенно с богатой ресурсами Юго-Восточной Азией;
4) повышение «человеческого потенциала» Японии благодаря увеличению количества ученых, расходов на исследования и разработки и профессиональное обучение;
5) уменьшение разрыва между модернизированными и традиционными отраслями и между процветающими и менее развитыми регионами.
Шестнадцатого августа 1945 года, на следующий день после заявления императора о капитуляции, «мозговой центр» Японии, называвший себя Комитетом по послевоенным проблемам, собрался в Токио в штаб-квартире Южно-Маньчжурской железнодорожной компании. Секретарем комитета был Окита Сабуро.
ОСТАЛОСЬ В ПРОШЛОМ?Стремительный экономический рост почти неизбежно означал неравномерность экономического развития. Сельский социолог Фукутакэ Тадаси в 1961 году обращал внимание на увеличивающийся разрыв в темпах изменений города и деревни. Действительно, механизация проходила быстро: в 1939 году во всем фермерском секторе использовалось 90 000 единиц электротехники, а через двадцать лет это число составляло уже 2 500 000 единиц. Уровень фермерского потребления между 1951 и 1956 годами вырос более чем на одну пятую, но мелкие фермеры не могли обеспечить адекватными доходами свои семьи, а ведь их количество составляло 41% населения. И если в 1952 году на один заработанный городским рабочим доллар средний фермер располагал суммой в 83 цента, то к 1956 году эта пропорция снизилась до 67 центов и продолжала сокращаться. Фукутакэ зловеще предупреждал о политических последствиях подобного тренда: «Народ не может развивать демократию в собственном обществе, если ему приходится бороться с бедностью». Единственным решением, по мнению социолога, было «сократить хроническое популяционное давление и создать современные отрасли, куда пошли бы те крестьяне, которые заняты сезонной работой... Это необходимо для обеспечения больших возможностей для экономической независимости сельскохозяйственных семей».
Так более или менее и случилось. Сельская местность давала все больше хорошо образованных работников, которые могли включаться в стремительно расширяющиеся новые отрасли, а новым отраслям не надо было переманивать к себе посредством более высоких зарплат людей из «старых». В период активного роста 1960-х годов это обеспечивало критически важный актив, помогая держать издержки под контролем и в то же время не затормаживать выпуск. Вместе с тем продолжавшие заниматься фермерством получали выгоду от щедрых субсидий, поддерживавших высокие цены на рис и другие культуры. На деле им платили налогоплательщики и домохозяйки. Но, оглядываясь на голодные дни после войны, люди полагали, что дело того стоит.
В 1950 году один из двух японцев был занят фермерством, рыболовством или лесоводством; к 1960 году это соотношение составляло один к трем; к 1985 году — один к десяти.
УПРАВЛЯЯ РОСТОМОпубликование плана Хаято не означало, что Япония превратилась к командную экономику в коммунистическом духе. Отношения правительства и промышленности напоминали, скорее, французскую модель косвенного планирования, при которой правительственные технократы вырабатывают «видение» общего направления, куда они хотели бы повести экономику, и используют для «помощи» в реализации такие инструменты как государственные инвестиционные программы, «налоговые каникулы» и протекционистские тарифы. Вместо «командования» власти «предлагали», а промышленность следовала выбранным курсом.
