Но и для Василия приезд невесты «из-за моря от немец» стал праздником. Она за три года превратилась в настоящую красавицу. Митрополит Киприан перекрестил ее по православному обряду. Свадьба была пышная, Василий хотел, чтобы вся Москва разделила его счастье. Впрочем, молодая государыня проявила себя вовсе не скромненькой куколкой, какой выглядела поначалу. Характер у нее был властный, жесткий. Проявилась и недюжинная деловая хватка. Она лично занялась хозяйством в вотчинах мужа и в подаренных ей селах. Давала распоряжения, проверяла отчеты старост.
Василий советовался с женой и по политическим делам. Он по-прежнему считал альянс с Литвой наилучшей перспективой, Софья укрепляла его в этой мысли. Их поддержал митрополит Киприан. Он много лет прожил в Литве, знал ее гораздо лучше, чем Русь. А предполагаемый союз отдавал под его начало паству обеих стран. В результате сформировалась «тройка», решавшая все ключевые вопросы. Старые бояре Дмитрия Донского утрачивали свое значение.
А в Литве углублялись неурядицы. Ягайло настолько увлекся внедрением католицизма, что уравнял православных с язычниками. Тем и другим запретил занимать государственные должности, вступать в браки с католиками. Двое вельмож отказались последовать примеру короля и перекинуться из Православия в латинство – обоих казнили. Ко двору Ягайлы хлынули поляки, король раздавал им ведущие должности в правительстве и войске, земли, города. Но это возмутило литовскую знать. Против короля взбунтовались даже его родные и двоюродные братья. Впрочем, они и между собой перессорились. Каждый силился отхватить власть и владения для себя. Литва развалилась на уделы.
В такой обстановке для Витовта его связи с Василием I оказались весомейшим козырем! Он стал тестем московского государя! Для каждого было очевидно: кто, как не он, самый надежный друг православных? И друг русских? А русские-то составляли большинство населения Литвы. Витовт провозгласил себя вождем антикатолической партии.
Правда, при более внимательном рассмотрении такая программа оказывалась шитой белыми нитками. Потому что войска Витовту выделил Тевтонский орден. Чтобы получить их, князь принял католицизм и подтвердил обязательства, что отвоеванную Жмудь отдаст крестоносцам. А денег на войну Витовт набрал у еврейских ростовщиков, пообещал расплатиться после победы. С отрядами крестоносцев он начал набеги на земли короля. Жгли, грабили. Добыча давала князю средства на жизнь, позволяла снарядить следующие вылазки. Эти набеги совершенно допекли Ягайлу. Но и другие родственники его тоже били. Король крутился так и эдак и наконец придумал выход – перетянуть Витовта на свою сторону.
Вступил с ним в тайные переговоры и предложил поделиться. Ягайло останется королем Польши, Витовт станет великим князем Литвы, но будет подчиняться королю. О, Витовта соглашение устраивало. Главное, ему отдавали Литву, а дальше видно будет. Хотя и Ягайло отчаянно хитрил. Ведь он отдавал то, что фактически ему не принадлежало. Стравливал партнера с мятежными удельными князьями. Но Витовта подобные трудности не смутили. Одного из двоюродных братьев, Скиргайлу, он выбрал в союзники. Называл его лучшим другом, посулил держать на втором месте после себя, дать самые богатые и престижные владения. Не забыл и старых приятелей – немецких рыцарей. А на еврейские деньги разжился новейшим оружием – артиллерией. Объединенными силами удельных властителей начали теснить.
Младший брат короля Свидригайло захватил значительную часть Белоруссии, готовил удар по Польше. Но Витовт разгромил его, послал в оковах королю. Однако владения забрал не для короля, а для себя. Точно так же, по одному, давил прочих родственников. Участь двоюродных братьев и племянников, посмевших встать на пути Витовта, была страшной. Вигнута он отравил, Коригайле отрубил голову, своего дядю Нариманта велел подвесить на дереве и расстрелять из луков, Корибута посадил в темницу. В Киеве правил еще один брат, Владимир Ольгердович, Витовт и Скиргайло заставили его убраться вон. Как раз Киевом и прилегающими областями победитель обещал расплатиться с «лучшим другом» Скиргайлой. Обещание он честно выполнил, но вскоре подослал к Скиргайле отравителей, а Киев отписал себе.
В итоге литовских усобиц победили двое самых коварных и жестоких претендентов – Ягайло и Витовт. Новый властитель Литвы реформировал законы. В Пруссии ему понравилось крепостное право, и Витовт внедрил его в своем государстве. Впоследствии австрийский дипломат Герберштейн описывал литовские порядки: «Народ жалок и угнетен… Ибо если кто в сопровождении слуг входит в жилище какого-нибудь поселянина, то ему можно безнаказанно творить что угодно, грабить и забирать необходимые для житейского употребления вещи и даже жестоко побить поселянина». «Со времен Витовта вплоть до наших дней они пребывают в настолько суровом рабстве, что если кто будет случайно осужден на смерть, то он обязан по приказу господина казнить сам себя и собственноручно себя повесить. Если же он откажется исполнить это, то его жестоко высекут, бесчеловечно истерзают и тем не менее повесят».
Но подобные формы крепостничества пришлись по нраву литовской знати, отныне Витовт мог рассчитывать на ее поддержку. А симпатии городов он заслуживал еще одним новшеством. Предоставлял им магдебургское право, которое видел и оценил в Германии. То есть выборное самоуправление. Ясное дело, предоставлял не за здорово живешь, а продавал за солидную мзду, пополняя казну. Причем выгоды получала не городская беднота, а богатые купцы. Но для них приобретенные права оказывались очень важными, теперь они могли заправлять городскими делами в собственное удовольствие. Ради этого не жалко было раскошелиться. Конечно же, и поддержать благодетеля.
Витовту надо было рассчитаться и с еврейскими ростовщиками. За время эмиграции и войны долги накопились ох какие увесистые! Но ростовщики соглашались списать неустойку, если государь примет их народ под покровительство. Что ж, Витовта столь выгодный вариант погашения кредитов отлично устраивал. Он издал особый закон о защите иудеев: «За увечье и убийство жида христианин отвечает так же, как за увечье и убийство человека благородного звания; за оскорбление жидовской школы полагается тяжкая пеня; если же христианин разгонит жидовское собрание, то, кроме наказания по закону, его имущество отбирается в казну. Наконец, если христианин обвинит жида в убийстве христианского младенца, то преступление должно быть засвидетельствовано тремя христианами и тремя жидами добрыми; если же свидетели объявят обвиненного жида невиновным, то обвинитель должен сам потерпеть такое наказание, какое предстояло обвиняемому». Евреи окрылились, обещали и дальше служить Витовту своими кошельками.
Но после завершения гражданской войны и покорения уделов великий князь Литовский стал оглядываться: куда бы еще приложить усилия? Что еще можно прибрать к рукам? А по соседству лежали русские земли. Смоленск уже признавал зависимость от Литвы. Но Витовт решил прибрать его в полную собственность. В 1395 г. привел войско. Налгал, что идет далеко – сразиться с Тимуром Тимерланом. Остановился возле Смоленска, пригласил в лагерь местных князей и бояр и арестовал их. А в Смоленск назначил собственных наместников. Армия, пришедшая с Витовтом, разделилась на несколько корпусов и ринулась захватывать мелкие княжества в верховьях Оки – Карачев, Мценск, Белев, Козельск.
Хотя эти княжества были союзниками Москвы и зависели от нее. Но московский государь Василий не выразил ни малейших протестов. Его мечта быть вместе с Литвой становилась реальностью! Могущественный тесть вышел к его границам. Теперь он надежно прикроет от Орды и от любых прочих врагов! Стоит ли с ним ссориться из-за нескольких клочков земли? Василий с женой и митрополитом Киприаном приехали к Витовту в Смоленск, поздравили с приобретением. Весело пировали – как радостно было чувствовать себя одной семьей! Попутно уточнили границы между двумя державами, и Витовт опять себя не обидел. Настоял, чтобы к нему отошли спорные города – Ржев и Великие Луки. А взамен кормил Василия старыми обещаниями – альянс с Литвой обеспечит Москве невиданные успехи!
Тревогу забил не ослепленный московский государь. Ужаснулся князь Олег Рязанский. Его собственному княжеству пока никто не угрожал, но он одним из первых увидел: смертельная опасность наползает на всю Русскую землю. Ее пожирают исподтишка, по кускам. Олег дал пристанище двоим смоленским князьям, сумевшим избежать плена, Юрию и Василию. Принимал других беженцев, формировал из них отряды. На Смоленщину полетели призывы подниматься против оккупантов, рязанцы и эмигранты выступили на войну. Но… вмешался вдруг московский Василий! Прислал ультиматум не задевать его тестя и друга. Сражаться на два фронта Олегу было никак не с руки. Пришлось отступить.
