Церковные дела при Алексее Михайловиче
Обратимся теперь к делам в сфере церковной времени царя Алексея. Значение тогдашних церковных событий было очень велико: тогда возник раскол, остающийся и теперь еще вопросом не только истории, но и жизни; тогда же возник вопрос об отношениях церковной и светской властей. И тот и другой вопросы связаны с деятельностью Никона. Поэтому прежде всего обратимся к самой личности замечательного патриарха.
Патриарх Никон, в миру Никита, один из самых крупных, могучих русских деятелей XVII века, родился в мае 1605 года в крестьянской семье, в селе Вельеманове близ Нижнего Новгорода. Мать Никиты умерла вскоре после его рождения, и ему еще ребенком пришлось много вытерпеть от мачехи, женщины очень злого нрава. Уже тут Никита выказал присутствие сильной воли, хотя постоянное гонение и не могло не оказать дурного влияния на его характер. Никита обнаружил необыкновенные способности, быстро выучился грамоте, и книга увлекла его. Он захотел уразуметь всю мудрость божественного писания и удалился в монастырь Макария Желтоводского, где и занялся прилежным чтением священных книг. Но родня вызвала его из монастыря обратно. Никита женился, на двадцатом году был посвящен в священники и священствовал в одном селе, откуда по просьбе московских купцов, узнавших о его начитанности, Никита перешел в Москву. Но тут он был не долго: потрясенный смертью всех своих детей, умиравших один за другим, он ушел на Белое море и постригся в Анзерском скиту под именем Никона. Поссорившись там с начальным старцем Елеазаром, Никон удалился в Кожеозерскую пустынь, где и был игуменом с 1642 по 1646 год. На третий год после своего поставления он отправился по делам пустыни в Москву и здесь явился с поклоном к молодому царю Алексею Михайловичу, как вообще в то время являлись с поклоном к царю настоятели монастырей. Царю до такой степени понравился кожеозерский игумен, что патриарх Иосиф по царскому желанию посвятил Никона в сан архимандрита Новоспасского монастыря в Москве, где была родовая усыпальница Романовых. В силу последнего обстоятельства набожный царь часто ездил туда молиться за упокой своих предков и много беседовал с Никоном. Алексей Михайлович был из таких сердечных людей, которые не могут жить без дружбы, всей душой привязываются к людям, которые им нравятся по своему складу, и вот он приказал архимандриту приезжать для беседы каждую пятницу во дворец. Пользуясь расположением царя, Никон стал «печаловаться» царю за всех обиженных и утесненных и таким образом приобрел в народе славу доброго защитника и ходатая. Вскоре в его судьбе произошла новая перемена: в 1648 году скончался новгородский митрополит Афанасий и царь предпочел всем своего любимца. Иерусалимский патриарх Паисий рукоположил Новоспасского архимандрита в сан митрополита новгородского. В Новгороде Никон стал известен своими прекрасными проповедями. Когда в новгородской земле начался голод, он много помогал народу и хлебом и деньгами да, кроме того, устроил в Новгороде четыре богадельни. В 1650 году вспыхнул народный мятеж, и в образе действий Никона во время этих волнений мы уже видим проявление того крупного и решительного характера, который мы увидим и в деле раскола: он сразу наложил на всех коноводов мятежа проклятие и раздражил этим народ настолько, что подвергся даже насилию со стороны бунтовщиков. Но вместе с тем Никон ходатайствовал перед царем за новгородцев.
Будучи новгородским митрополитом, Никон следил, чтобы богослужение совершалось с большою точностью, правильностью и торжественностью. А в то время, надо сказать, несмотря на набожность наших предков, богослужение велось в высшей степени неблаголепно, потому что для скорости разом читали и пели разное, так что молящиеся не могли ничего разобрать. Для благочиния митрополит уничтожил это многогласие и заимствовал киевское пение вместо очень неблагозвучного, так называемого раздельноречного пения. В 1651 году, приехав в Москву, Никон посоветовал царю перенести мощи митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву и этим загладить давний грех Ивана Грозного перед святителем. Царь послал (1652) в Соловки за мощами самого Никона.
В то время когда Никон ездил в Соловки за мощами, скончался московский патриарх Иосиф (1652). На престол патриарший был избран Никон; он отвечал отказом на это избрание; тогда в Успенском соборе царь и окружавшие его со слезами стали умолять митрополита не отказываться. Наконец Никон согласился, но под условием, если царь, бояре, Священный собор и все православные дадут торжественный обет пред Богом, что они будут сохранять «евангельские Христовы догматы и правила святых апостолов и святых отец и благочестивых царей законы» и будут слушаться его, Никона, во всем, «яко начальника и пастыря и отца краснейшего». Царь, за ним власти духовные и бояре поклялись в этом, и 25 июля 1652 года Никон был поставлен патриархом.
Одной из первейших его забот было исправление книг, то есть тот вопрос, который привел к расколу.
Мы знаем, что в служебных рукописных книгах было много неправильностей. Еще Иван IV на Стоглавом соборе поставил вопрос о божественных книгах: он говорил Собору, что «писцы пишут книги с неправильных переводов, а написав, – не правят». Хотя Стоглавый собор и обратил большое внимание на неправильности в рукописных книгах, тем не менее в своих постановлениях он сам впал в погрешность, узаконив, например, двуперстие и сугубое «аллилуйя». Об этих вопросах спорили еще на Руси в XV веке, не зная, двумя или тремя перстами креститься, петь «аллилуйя» дважды или трижды.
В первых печатных богослужебных книгах при Иване IV допущено было много ошибок; то же самое было и в книгах, напечатанных при Шуйском. Когда же после смуты был восстановлен Печатный двор, то прежде всего решили исправить книги. И вот в 1616 году это было поручено Дионисию, известному нам архимандриту Троицкого монастыря, и монахам того же монастыря Логгину, Филарету и другим «духовным и разумным старцам». Относительно Дионисия мы знаем, что это была за личность: добродушная и высокая его натура, умевшая будить в массах патриотизм в бедственное время смуты, оказалась не способной к практической обыденной деятельности; архимандрит не мог держать в строгом повиновении себе братию. Большим, чем архимандрит, влиянием пользовались в монастыре певчие-монахи Логгин и Филарет, оба с удивительными голосами. Филарет был так невежествен, что искажал не только смысл духовных стихов, но и православное учение (например, божество он почитал человекообразным). Оба они ненавидели Дионисия, и вот с такими-то пришлось архимандриту приняться за дело исправления книг. Уже из одного того факта, что никто из справщиков книг не знал по-гречески, видно, что дело исправления не могло идти удовлетворительно. Да и мысль о поверке исправляемых книг по старым русским и греческим рукописям никому не приходила в голову. Как бы то ни было, принялись за исправление. Между справщиками дело не обошлось без распрей. Вначале возник спор по следующему случаю: Дионисий вычеркнул в молитве водоосвящения ненужное слово «и огнем». Пользуясь этим, Логгин, Филарет и ризничий дьякон Маркел отправили в Москву на Дионисия донос, обвинив его в еретичестве.
В то время в Москве еще дожидались Филарета Никитича и делами патриаршества управлял крутицкий митрополит Иона, человек, не способный как следует рассудить это дело. Он стал на сторону врагов Дионисия. Кроме того, вооружили против Дионисия и царскую мать – царицу Марфу, – да и в народе распустили слух, что явились такие еретики, которые «огонь из мира хотят вывести». Дело кончилось осуждением Дионисия на заключение в Кирилло-Белозерский монастырь; но это заточение не было продолжительно. Вскоре в Москву приехал иерусалимский патриарх Феофан, при котором возвратился и Филарет Никитич и был поставлен в патриархи. Снова произвели дознание о деле Дионисия и оправдали его; но в Москве продолжался спор о так называемом прилоге «и огнем». Филарет, не успокоенный доказательствами Феофана, просил его, приехав в Грецию, хорошенько разузнать об этом прилоге. Феофан исполнил его просьбу и вместе с александрийским патриархом прислал в Москву грамоты, подтверждавшие, что прибавка «и огнем» должна быть исключена. Таким образом, решено было уничтожить прилог.
Исправление книг не прекращалось и при патриархах Филарете (1619–1633) и Иосифе (1634–1640), но на исправление смотрели как на дело домашнее, ограничиваясь исправлениями ошибок пера, исправляя домашними средствами, то есть не считая нужным прибегать к сличению наших книг с древнейшими греческими. Мысль о необходимости этих сличений, однако, проскользнула еще при Филарете: в 1632 году приехал с Востока архимандрит Иосиф и был определен для перевода на славянский язык греческих книг, необходимых для церковных нужд, и книг на «латинские ереси», да и кроме того, его обязали «учити на учительном дворе малых ребят греческого языка и грамоте». Но в начале 1634 года Иосиф умер, и школа его заглохла.
