Однако Роланд знал, что медлить он не может. Имперские послы все еще находились в Риме и продолжали бессчетно тратить деньги. Кроме того, Кресценции, семья, к которой принадлежал Виктор[119], являлась одной из богатейших в городе. Задержавшись только для того, чтобы подобрать подходящую свиту, 20 сентября папа отправился на юг, в Нинфу, которая тогда находилась под властью его друзей Франджипани. И здесь, в церкви Санта-Мария-Маджоре, он наконец прошел обряд инаугурации и принял имя Александра III (1159-1181). Одной из первых его акций стало, как и следовало ожидать, отлучение от церкви антипапы, а тот вскоре (что было столь же предсказуемо) отлучил его, в свою очередь. Второй раз за тридцать лет римская церковь оказалась расколота.
Если бы Фридрих Барбаросса смирился с неизбежным и признал Александра законным папой, которым последний, несомненно, являлся, то не было бы препятствий для того, чтобы они достигли согласия. Вместо этого на соборе в Павии в феврале 1160 года император официально признал папой опереточного Виктора, тем самым вынудив Александра, чей статус вскоре признали все прочие правители Европы, еще более укрепить союз с Вильгельмом Сицилийским и обременив себя новыми обязательствами, пустыми и бесполезными, которые отравляли ему большую часть последовавшего двадцатилетия. Папа отлучил Фридриха от церкви в марте (после того, что случилось в Павии, выбора у него, по сути, не оставалось) и освободил подданных империи от клятвы верности, однако по-прежнему не мог вернуть себе Рим. В течение примерно двух лет он проводил время то в Террачине, то в Ананьи, двух папских городах, близко расположенных (что было весьма кстати) к Сицилийскому королевству, у которого он искал защиты и в чьей финансовой поддержке отчаянно нуждался. Затем в последние дни 1161 года он отправился на сицилийском корабле во Францию.
Последующие три с половиной года Александр III жил в изгнании. Главным образом в Сансе, трудясь над созданием большой Европейской лиги в составе Англии, Франции, Сицилии, Венгрии, Венеции, городов Ломбардии и Византии против Фридриха Барбароссы. Он потерпел фиаско, поскольку был обречен на него. В частности, папа считал невозможным доверять Генриху II Английскому. В начале раскола Генрих был верным другом; уже в 1160 году Арнульф, епископ Лизье, сообщал, что король «принимал все послания от Александра с почтением, тогда как писем Оттавиано и в руки-то не брал, но, подцепив их палкой, забрасывал за спину так далеко, как только мог». Однако в 1163 году начались трения между Генрихом и Томасом Бекетом, и в следующем году издание королем Кларендонских постановлений, имевших целью укрепить его власть над английской церковью в ущерб папе, ознаменовало резкое охлаждение отношений Англии с папством.
Однако разочарование из-за дипломатических неудач должно было покинуть Александра в начале 1165 года, когда он получил приглашение от римского сената возвратиться в город. Антипапа Виктор IV, которому также пришлось провести последние годы в изгнании, умер за год до этого в бедности и страданиях в Лукке, где жил на доходы от не очень удачных разбоев и где местные иерархи даже не позволили похоронить его в пределах городских стен. Фридрих, упрямый, как и всегда, немедленно дал добро на «избрание» двумя послушными ему кардиналами-раскольниками преемника под именем Пасхалия III (1164-1168); однако эта акция не принесла ему и его новому антипапе ничего, кроме презрения, и, возможно, последовавшая волна возмущения и раздражения из-за абсурдности раскола и упрямства императора наконец привела римлян в чувство. Кроме того, заглохла торговля с паломниками.
Без папы средневековый Рим терял свой raison d’être[120].
Кроме того, возвращение домой оказалось нелегким делом. Фридрих сделал все от него зависевшее, чтобы помешать этому Он даже договорился с пиратами, чтобы они подстерегли папские корабли в открытом море. Однако Александр избрал обходной маршрут и в сентябре 1165 года высадился в Мессине. Два месяца спустя он добрался до Рима, где в сопровождении сенаторов, нобилей, клириков и простолюдинов, которые несли в руках оливковые ветви, он с подобающими церемониями вступил в Латеран.
* * *
В начале 1167 года Фридрих Барбаросса повел свою армию через Альпы и пересек Ломбардскую равнину; затем он разделил армию на две части. Меньшей, под командованием архиепископа Кельнского Рейнальда фон Дасселя, который также был имперским канцлером и правой рукой императора, а также другого воинственного иерарха, архиепископа Майнцкого Кристиана, предстояло идти на Рим, насаждая по пути продвижения власть империи и расчищая дорогу для антипапы Пасхалия, по-прежнему в страхе отсиживавшегося в Тоскане. Сам же Фридрих с основной частью армии развернул наступление на Анкону центр византийского влияния в Италии, чтобы подвергнуть ее осаде. Жители города оказали ему ожесточенное сопротивление. Укрепления были мощными и находились в хорошем состоянии, и горожане не собирались отказываться от своих связей с Восточной империей, которые приносили им немалую выгоду. Удача благоприятствовала им. Сначала внимание императора отвлекло появление сицилийских отрядов на побережье. Вскоре после своего возвращения он получил вести, которые заставили его полностью снять осаду и немедленно двинуться на Рим. Жители Анконы были спасены.
А вот римляне попали в катастрофическое положение. В понедельник 29 мая совсем недалеко от Тускулума их большое, но недисциплинированное войско атаковали германцы и тускуланцы под руководством Кристиана Майнцкого и, хотя они уступали неприятелю в численности в несколько раз, полностью разгромили их. Имперские гонцы поспешили к Фридриху с новостями. Рим еще держится, сообщали они, однако при отсутствии крупных подкреплений это не может продолжаться долго. Крайне маловероятно, что они смогут оказать серьезное сопротивление новой атаке со стороны немцев. Император торжествовал. Когда Рим идет в руки, Анкона может подождать. Его прибытие в Рим решило судьбу Леонинских стен. Ворота вышибли одним свирепым ударом. Немцы ворвались в пределы стен, но тотчас же обнаружили внутренние укрепления, о которых не подозревали, — собор Святого Петра был окружен укрепленными точками и поспешно вырытыми траншеями. В течение восьми с лишним дней защитники выдерживали вражеский натиск. Только когда осаждающие подожгли передний двор, разрушив большой портик[121], с таким тщанием восстановленный Иннокентием II, и снесли тяжелые ворота самого собора, оборонявший его отряд сдался. Никогда еще не совершалось такого кощунства по отношению к одному из самых почитаемых святилищ Европы. Даже пираты-сарацины в IX столетии ограничились тем, что сорвали серебряную обшивку с дверей, но они не проникали внутрь собора. На сей раз, согласно современнику, Оттону из Сен-Блеза, они завалили мраморный пол притвора телами убитых и умирающих, а главный алтарь был запятнан кровью. И на сей раз это святотатство оказалось делом рук не варваров-иноверцев, а императора христиан Запада.
Собор Святого Петра пал 29 июля 1167 года. На следующий день в том же самом алтаре антипапа Пасхалий отслужил мессу и затем надел на Фридриха, которого двенадцать месяцев назад короновал папа Адриан, золотой венец римского патриция — демонстративный жест пренебрежения к сенату и народу Рима. Через два дня он провел церемонию коронации императрицы Беатрис, а ее муж стоял рядом. У папы Александра не оставалось выбора; переодевшись простым паломником, он выскользнул из города и направился к побережью, где его узнали три дня спустя—к счастью, друзья, — когда он сидел на берегу в ожидании судна. Александр спасся и обрел убежище в Беневенто.
Триумф в Риме означал для Фридриха вершину его политической карьеры. Он поставил римлян на колени, навязав им условия хотя и достаточно умеренные, но призванные обеспечить их покорность в будущем. Император возвел своего папу на престол Святого Петра. Северную Италию он уже покорил, и теперь с присущей ему энергией он должен разделаться с Сицилийским королевством. Бедный Фридрих! Мог ли он предвидеть катастрофу, которая столь скоро обрушится на него, катастрофу, которой было суждено уничтожить его надменную армию способом, не доступным никому из его врагов на земле? В тот памятный день, 1 августа, небеса были ясными и солнце освещало его триумф. Затем 2 августа огромная черная туча окутала долину у подножия Монте-Марио. Пошел сильнейший ливень, затем наступило безветрие и удушающая жара. 3-го числа началась эпидемия. Имперский лагерь оказался сокрушен с беспримерной быстротой и силой. И там, где болезнь наносила удар, чаще всего это приводило к смертельному исходу. Через какое-то время стало уже невозможно хоронить всех умерших, и стали расти горы трупов, раздувавшихся и гнивших под безжалостным августовским солнцем Италии, что способствовало распространению болезни и усиливало страх. У Фридриха, который видел, как умерли или умирают вокруг него его лучшие воины, не оставалось иного выбора, кроме как сняться с лагеря; и ко второй неделе августа он и его войско, словно процессия призраков, потащились домой через Тоскану.
