употребил в свою пользу эпоху варяжскую, дабы тем блистательнее учинить шведскую историю, чего однако оная не требует, и что историк всегда некстати делает, если он повести своей не основывает на точной истине и неоспоримых доказательствах. Никто не отнимает той чести у шведов, что они также под именем варяг разумелись. История потомков Рюриковых, особливо же Владимира Великого и преславного его сына Ярослава, доказывает, сколь много пользовались они при войнах своих варяжскими вспомогательными войсками, кои, вероятно, были из Швеции.
Владимир ушел от брата своего Ярополка за море к варягам, то есть в Швецию, ярославова супруга Ингиерда была варяжская принцесса, дочь короля шведского Олава Скотконунга. Однако из сего не следует, чтоб Гвитсерк, уже умерший, провожал киевского князя Оскольда при втором его походе к Константинополю; чтоб Оскольд был от колена шведских королей; чтоб посланники новгородские выпросили себе князя у шведских королей в Упсале; чтоб Рюрик не был иной кто, как шведской принц Эрик Биорнсон, который им для того дан был, чтоб он прежде уже принадлежавшие ему земли взял как наследник во владение, и через то Россию содержал в зависимости от Швеции; чтоб Синеус и Трувор, поскольку у Ерика не было никаких братьев, были не родные, но разве двоюродные братья, сродственники или полководцы Рюриковы; и чтоб Россия по причине такового коленопроисхождения была под шведскою державою и покровительством.
Сии и иныя многия тому подобныя Далиновы положения, основывающиеся на одних только вымыслах, или, скромнее сказать, на одних только недоказанных догадках, не заслуживали бы места в другой какой основательно писанной истории. К сему принадлежит еще и то, что леточисление в сей части варяжской истории непростительным образом назад положено, как будто бы шведская история может показать чистейшие источники, нежели каковые имеет российская история в беспорочном своем Несторе. Варяги, конечно, не прежде 860 года, но долго спустя после того из Новгорода прогнаны, и Рюрик не в 862 году туда прибыл, дабы Гвитсерку было время учинить с Оскольдом поход противу Греции. Рюрик, конечно, не прежде как в 900 году возведен на новгородский престол, ибо если бы он прибыл туда ранее 40 лет, то шведский принц Эрик для умысла Далинова был бы еще весьма молод.
Но не безрассудно ли, что вольный народ, недавно еще перед тем угнетение от чужой власти чувствовавший, добровольно избирает себе государя из самого того иностранного народа, который перед тем за несколько времени им из границ его прогнан, не имея к таковому своему предприятию иной причины, как прежде бывшего внутреннего в нем несогласия? Вероятно, что между варяжскими принцами и новгородцами сделаны были при том некоторые договоры, о чем, однако, летописцы ничего не говорят. Кажется, писатели опасались, чтоб таковыми известиями не нарушить должного князьям почтения.
Не инако как будто бы Рюрик вдруг на княжение новгородское призван и самодержавство получил; таким образом описывают нам его, однако сие ни мало невероятно. Внутреннее несогласие новгородских славян и союзников их было уже, как кажется, усмирено единогласным их намерением избрать себе князя. Искусные люди, из своего народа выбранные, натурально могли бы лучше управлять государством, нежели чужестранцы, незнавшие нравов и обычаев той земли. Но новгородцы были внешними неприятелями окружены, против которых помощь и защита им была потребна. Изгнанные варяги как раз и явились с укрепленною рукою. Народ, от Ладожского озера даже по ту сторону Двины далеко распространявшийся, то есть древние биармцы, были опасные для них соседи. Сверх того надобно было им от эстландцев и лифландцев опасаться грабительств и разорений, хотя то и не очень часто случалось.
Не было ли сие, может быть, причиною тому, что Рюрик не вдруг по прибытии своем стал в Новгороде жить, и что он и братья его в трех разных местах поселились? Ладожской замок был неспособен к защищению государства от варяг, Восточным морем туда приходивших. Рюрик выстроил его вновь, но только из дерева; каменный же замок, там ныне находящийся, сделан гораздо позже. Причем он, вероятно, помышлял и о собственной своей безопасности на случай, если бы новгородцы, как то вскоре после того и действительно воспоследовало, правительством его были недовольны.
Итак, некоторые ошибаются, объявляя Ладожской замок предревним городом и смешивая оной с старым Алдейгаборгом, а при том говоря, что Новгород имя свое получил в противоположение сему Ладожскому замку или Алдейгаборгу, значащему старый город. Рудбек умел тотчас сделать из Ладоги Алдогу, после чего недалеко уже ему было и до Алдейгаборга, который, однако, яко приморской город, где корабли приставали, не мог стоять у Ладожского озера.
Таким же образом, кажется, и Синеус построил свое Белоозеро против биармцев, а Трувор свой Изборск против лифляндцев. О Белоозере соблюдена и доныне словесная сказка, которая в том состоит, что Синеус выстроил оной город на северном берегу озера; Владимир же Великий, будучи еще князем новгородским, соорудил оной первее при Устье реки Шексны, а после на том самом месте, где оной ныне стоит.
Каждому любителю истории должно бы почитать Белоозеро дорогим местом, если бы и ничего более о нем не знать как то только, что первой российской историк Нестор в оном родился. Но положение оного города при самоизобильнейшем на рыбу озере дает ему другие еще преимущества.
Изборск был бы довольно знатен, если бы построенный великою княгинею Ольгою город Псков по причине лучшого своего положения не овладел всеми в той земле выгодами; однако Изборск и ныне славен по причине многократно происходившей там войны с лифляндскими крыжаками, что самое было тогда побуждением выстроить в нем и каменной замок. Ручей, при котором он стоит, прежде назывался Иссою, откуда, конечно, у готского народа выводилось имя оного города; что и свойственнее, нежели как если бы историки тщетно поохотились выдумать некоего князя Исборска, который будто бы в дрейнейшия времена выстроил сей замок и оной именем своим назвал. Позволяется однако и иного быть в сем случаи мнения, ибо Нестор не означает, построил ли Трувор новой замок, или он в старом жить остался.
Следующее похождение подает нам более изъяснения о тогдашнем расположении новгородского государства. Пусть вещает летопись патриарха Никона, поскольку печатный Нестор здесь не столько полон. Под 864 годом написано: новгородцы жаловались, что они сделаны рабами (чужого народа) и принуждены сносить всякое зло от Рюрика и от племени его.
После чего непосредственно следует: в том самом году Рюрик убил Вадима Храброго и многих жителей новгородских с ним в сагласии бывших И так было возмущение противу Рюрика. Знатной муж от племени славенского, витязь, делами своими имя Храброго себе заслуживший, был предводителем.
Все славяне, коим новое правление несносным показалось, были со стороны Вадимовой. Почему же нельзя было опять сбросить иностранцев?
