Разбросанные по степям следы пребывания оседлого населения оставались на протяжении последующих веков вплоть до сегодняшнего дня. Типичный образец: археологизирующиеся на наших глазах полевые станы XIX–XX вв., места базирований колхозных бригад в период посева и уборки урожая. Все они со временем превращаются в «кочевья». Приходится учитывать и тот фактор, что скопление «кочевий», т. е. рассеянных немногочисленных культурных остатков, могут быть указанием на нахождение вблизи неоткрытого, незамеченного поселения, а найденное «кочевье» при тщательном обследовании и пробных раскопках окажется поселением с культурным слоем.
Совершенно очевидно, что, предпринимая поиск кочевий, необходимо учитывать общую ситуацию в данной археологической культуре, в определённом её регионе, в данном социуме на конкретном отрезке времени.
Один из самых последних примеров разнобоя в определении типа памятника: поселение или стойбище местонахождение Манучкина балка IV к востоку от г. Таганрога? Первый раскопщик памятника A. B. Шеф характеризовал его как поселение, что другой, М. А. Бакушев, специально отметил.
Сам М. А. Бакушев, вскрыв на памятнике площадь в 1400 кв. м перемешанного слоя, в котором обнаружил около ста фрагментов амфор, несколько фрагментов лепных сосудов и полуразрушенный очажок из камней, пришел к иному заключению на основании преобладания амфор и небольшого числа лепной керамики: местонахождение, «по всей видимости», является, по С. А. Плетнёвой, стойбищем второго типа. Он пишет: «Стойбища второго типа базировались на аильной системе ведения хозяйства и были переходной формой от становищ-кочевий к оседлым поселениям. Они датируются С. А. Плетнёвой VIII–IX вв.» (Бакушев М. А. 2010). Комментировать ситуацию с типологической принадлежностью пункта Манучкина балка IV нет смысла[37].
Складывается впечатление, что в истории Хазарского каганата не было как такового отдельного исторического этапа кочевничества. Правильнее говорить о переселении и быстром освоении новой территории с последующим сооружением укреплений в форме валов-рвов, а затем белокаменных и кирпичных крепостей. Заимствуя термин из истории венгров, я бы назвал это «обретением родины». Кстати, как и для венгров, поиск прежней старой родины хазар не завершён, а точнее, практически и не начинался. Новую родину обрели и праболгары Аспаруха (Испериха) на Нижнем Дунае, где они, не без влияния славян, быстро перешли к оседлости.
Если же ставить вопрос лишь о кратковременном периоде кочевания после переселения на новую территорию, то он в полной мере зафиксирован на Правобережном Цимлянском городище, причем в самой ярко выраженной форме сочетания примитивных юртообразных жилищ с самой совершенной в каганате белокаменной фортификацией. Создается впечатление, что группа кочевников была приглашена (поселена) в уже построенную крепость.
И, разумеется, нет оснований предполагать, что аланы, переселившиеся с Северного Кавказа в верховья Северского Донца и на Средний Дон, прошли на новых местах пусть даже короткий этап кочевания. В лесостепи юртообразные жилища правобережно-цимлянского типа, точнее, напоминающие их, встречаются эпизодически и никак не могут служить доказательством процесса массового перехода от неустановленного здесь кочевания к оседлости. Попытки решить эту проблему предпринимает В. В. Колода (см. в частности: Колода В. В., 2005). Не имею возможности разбирать здесь его построения (мне они не представляются убедительными из-за превалирования «теории» над скудной базой археологических источников, на которых она строится). Это же могу сказать и относительно его версий «этнического синкретизма», славяно-салтовского (Колода В. В., 2008; 2009 а).
Вопрос о кочевничестве и его продолжительности в каганате требует в целом коренного пересмотра. Решить его можно одним путём — в ходе тщательных и неспешных археологических исследований. Один пример. В 1965 г. С. А. Плетнёва проводила разведку около Семикаракорского городища и далее выше по течению р. Сал (Плетнёва С. А. 1967. С. 14, карта). Никаких памятников в окрестностях городища обнаружено не было. В последние годы вокруг городища в низовьях р. Сал местный краевед С. Ф. Токаренко в результате упорных пеших разведок выявил более 20 поселений. Как далеко сеть поселений простирается выше по течению степной реки, предстоит ещё выяснять.
* * *
Сложнее обстоит дело с Великой Болгарией в Приазовье и на Нижнем Дону. Поселенческие праболгарские памятники, будь то кочевья или стационарные поселения дохазарского времени, практически не изучены. Кроме того, надо иметь в виду, что праболгары застали на месте старое позднесарматское оседлое население, которое далеко не всё было втянуто в Великое переселение народов. В целом же археология Старой Великой Болгарии — тема, требующая отдельного рассмотрения.
Предложенные выше мои соображения — пока ещё даже не гипотеза, но подходы к её формированию. Необходимы дополнительные археологические данные.
Почему в книге, посвященной в основном крепостям и крупным поселениям, появилась необходимость обратиться к проблеме кочевий, к самой ранней истории Хазарского каганата? Ими обозначен отправной пункт хазарской истории, если рассматривать её с позиций археологии.
Мы пришли к тому, что Хазарский каганат возникает как осёдлое образование условно раннегосударственного типа, минуя стадию длительного кочевания с её специфической экономикой, но к концу своей истории, создав самодостаточную экономическую основу и вполне развитую для своего времени и географического положения материальную культуру, так и не образует поселения высшего типа — города.
На первый взгляд каганат имел достаточно предпосылок для возникновения городов. Это собственная сырьевая база для развития ремёсел. В первую очередь следует назвать центр чёрной металлургии в районе Ютановского городища в Белгородской области. В районе Донбасса фиксируется добыча меди, а часть её с другими цветными металлами поступала с Кавказа. Чёрная металлургия обеспечивала сырьем и инструментарием разнообразные ремёсла, не в последнюю очередь оружейников. Подчеркнём высокий уровень гончарного ремесла. В VIII–IX вв., когда соседнее славянство довольствовалось лепной посудой, в каганате повсеместно бытовали прочные горшки, сошедшие с ручного круга.
Нет сомнений в самообеспеченности населения каганата зерном разных культур и продукцией скотоводства. Стоит отметить, что встречающиеся изредка высказывания о зависимости каганата от поступления зерна из славянских земель ничем не подтверждены. Зерно от славян могло поступать в форме натуральной дани, но решающего значения это не имело. Повсеместно встречающиеся на поселениях и городищах земледельческие орудия это подтверждают. Для земледельцев изготовлялся полный набор сельхозорудий, включая наральники. Поступавшая от соседних полузависимых народов дань, в том числе от славян, лишь подпитывала экономику и благополучие каганата (Петрухин В. Я. 2005. С. 167).
О хозяйстве каганата написано достаточно, и нет в данном случае необходимости прибегать к ссылкам на отдельные публикации; упомяну книги В. К. Михеева (1985), В. В. Колоды (19996) и его же с С. А. Горбаненко (2010). В связи с хозяйством, особенно сельским, отмечу вполне благоприятные климатические и географические условия (ср. с зонами пустынь или полупустынь, таёжных лесов, высокогорий). Неблагоприятными для земледелия были только некоторые юго-восточные территории (современной Калмыкии, Астраханской области). Даже климатические изменения в сторону аридности вряд ли могли серьёзно отразиться на производительности сельского хозяйства при густой речной сети.
Есть иные предпосылки, которые обычно включаются в список необходимых для возникновения города. Я имею в виду уровень культуры, среди разных проявлений которой важнейшей является письменность. Письменность в каганате была! Памятники рунического письма, пусть немногочисленные, обнаружены на всей территории каганата. Безусловно, руническая письменность не самая совершенная (ср. с греческой, латинской, арабской), допускающая разночтения у современных специалистов, но, надо полагать, обеспечивавшая потребности каганата. Как известно, при дворе каганов со времени обращения появляется письменность на иврите, который использовался для внешних сношений (еврейско-хазарская переписка).
В наличии было ещё одно важнейшее условие: каганат принимает официальную общегосударственную (в перспективе) религию; одновременно это и важнейшее политическое решение, хотя, вероятно, не лучшее[38].
Итак. Достаточно высокое во всех отношениях развитие не привело с неизбежностью к возникновению городов, хотя вроде бы все предпосылки для возникновения «хазарских городов» были налицо. В чём причина? Мой вывод может показаться парадоксальным, но иного я пока не нахожу. Полнота ресурсов, обеспеченность продуктами ремесла и сельского хозяйства в сочетании с хорошими природными условиями привели к обратному эффекту — Хазарский каганат останавливается на достигнутом уровне, удовлетворявшем потребности не слишком стратифицированного общества. Выпуск собственной монеты развития не получил и скорее имел декларативные цели, надо полагать, преобладал натуральный обмен, чему соответствует практика полюдья кагана (и бека?) и его окружения.
