В то же время шла борьба со шведами и с королем Сигизмундом. Шведы продолжали занимать Финское побережье и Новгород. Москва не могла допустить утраты Новгорода; московские войска пытались добыть его от шведов, но неудачно. В свою очередь, шведский король Густав-Адольф наступал далее на Русь и осадил Псков (1615), однако же не мог его взять. При посредстве голландцев и англичан начались переговоры о мире между шведскими и русскими послами и, наконец, в 1617 году в селе Столбове (недалеко от Ладоги) был заключен мирный договор. По Столбовскому договору, Новгород и некоторые другие города были возвращены Москве; у шведов же осталось то Финское побережье (от Нарвы до г. Корелы), которое было уступлено шведам Василием Шуйским.
Король Сигизмунд не признавал Михаила Федоровича законным Московским государем и продолжал считать себя и своего сына обладателями Московского престола. Не имея сил опять завоевать Москву, он соглашался иногда на мирные переговоры, но они обыкновенно кончались неудачею. Московские послы считали Владислава лишенным Московского царства и требовали возвращения Смоленска и прочих городов, захваченных поляками. На эти условия поляки не шли, и переговоры сменялись военными действиями. В 1617–1618 годах королевич Владислав предпринял большой поход на Москву. Он подступил к московским стенам, но встретил мужественное сопротивление. После неудачного приступа к столице поляки отошли к Троице-Сергиеву монастырю. Там, в деревне Деулине (иначе Девулине), начались переговоры о мире. Обе стороны, утомленные долгою борьбою, проявили некоторую уступчивость, стало возможно достигнуть если не полного мира, то перемирия. Оно было заключено (на 14½ лет) с временною уступкою королю Смоленска и Северских городов и с условием, что поляки вернут из плена митрополита Филарета. Владислав не отказался от прав на Московский престол и от царского титула. Именно потому и невозможен был вечный мир между Москвою и Польшею, что Москва не могла навек отказаться от Смоленска, а король и королевич не могли отречься от Московского царства.
§ 78. Возвращение из плена Ф. Н. Романова. Его политика. Летом 1619 года возвратился из плена в Москву отец царя Михаила, Филарет Никитич. В Москве тогда не было патриарха, потому что патриарший сан, после смерти патриарха Гермогена (1612) и избрания на царство Михаила, берегли для государева отца. Тотчас по возвращении Филарета в столицу он был поставлен в патриархи и получил титул «великого государя», самый почетный в то время, которым именовали только царя. Таким образом в Москве стало два государя и установилось двоевластие. Превосходя сына твердостью характера и опытностью в делах, Филарет занял первое место в правительстве. По отзывам современников, он был очень властный человек, держал все дела в своих руках и пользовался таким влиянием, что и сам царь не выходил из его воли. До самой своей кончины (1633) он правил государством с редкою энергией и твердостью. При нем лишились своего значения Салтыковы и вообще не стало сильных фаворитов.
В первые же дни после приезда в Москву Филарет собрал земский собор и говорил с земскими людьми о дальнейшем порядке управления. Был предположен ряд мер для того, чтобы улучшить администрацию и достигнуть справедливой равномерности в службе и в податях для всего населения государства. То, что было постановлено на соборе, Филарет исполнял потом с большою твердостью и настойчивостью, хотя ему и не удалось достигнуть намеченных целей.
Что касается администрации, то главные заботы Филарета направлялись на улучшение управления местного, в уездах и городах. Со времени Ивана Грозного в областях было введено самоуправление: управляли выборные люди, «губные старосты» и «земские судьи» (§ 58). В смутное же время, когда война и грабежи охватили государство, во все города были посланы из Москвы военные власти, «воеводы», которым временно были вверены не только военные, но и все гражданские дела. Воеводы заменили таким образом самоуправление своим единоличным управлением. Они почти везде злоупотребляли своею властью, брали взятки, чинили насилия. Великие государи принимали разные меры против воеводского произвола и насилия; решено даже было вовсе отозвать воевод, а жителям в городах предоставить по‑старому выбирать себе губных старост из дворян. Однако эта попытка восстановить самоуправление не имела полного успеха. В городах было тогда мало годных к делу служилых дворян, так как все они обыкновенно бывали на государевой службе, в войске или в служебных посылках. Поэтому губных старост не из кого было выбирать, и горожане продолжали жаловаться на плохое управление. И в самой Москве не переводились злоупотребления дьяков: дела они тянули в бесконечной «волоките», требовали взяток и решали дело в пользу того, кто больше дал. Таким образом, несмотря на большие старания, вывести административные непорядки государям не удалось.
Равномерность в распределении государственных повинностей также не была вполне достигнута при Филарете и Михаиле. Вместе с земским собором (в 1619 году) великие государи постановили произвести полную опись всех населенных земель государства в «дозорных книгах» и «писцовых книгах» и на основании этих книг определить точно, какие повинности может нести в пользу государства каждый землевладелец. Совершив эту опись, постановили следить за тем, чтобы все городские и сельские жители служили и платили каждый в свою меру, по справедливости. Однако злоупотреблений в этом отношении было много. Служилые люди часто уклонялись от службы, а тяглые от платежей и повинностей, жалуясь на то, что они разорены смутою и не в силах служить и платить. Желая помочь населению и в то же время поставить как следует свое войско и финансы, государи принимали ряд мер для устройства сословий.
§ 79. Положение сословий. Иноземцы в Московском государстве. Служилые люди жаловались на то, что их поместья находятся в беспорядке: владеют ими часто люди, неспособные к службе или не имеющие права на поместное владение; крестьяне не сидят на местах и не работают на помещика, а бродят с места на место и мало пашут. Правительство заботилось о том, чтобы привести в порядок дворянское землевладение. Оно разбирало дворян по «статьям»; выбрасывало вон из службы неспособных и сгоняло их с поместий; исправным же увеличивало поместья и давало денежное жалованье. В конце концов, через 15–20 лет работы, поместное землевладение было более или менее устроено (1636). Отношения помещиков с крестьянами уладить было трудней, потому что ничем нельзя было заставить крестьян оставаться в разоренных поместьях и вотчинах. Они искали мест, где им было лучше, и шли в богатые имения бояр и монастырей или же убегали в казаки на Дон. Был тогда дан указ, что землевладельцы могут искать своих крестьян в продолжение не пяти лет (как было установлено при Борисе Годунове), а десяти и даже пятнадцати. Но это мало помогало, и дворяне не переставали просить о бессрочном прикреплении крестьян к их землям безо всякого права перехода.
Податные люди в городах и областях, как мы знаем (§ 55), составляли податные общины, которые сами собирали через выборных «земских старост» свои подати. При царе Михаиле, когда подати по необходимости были тяжелы, много тяглых людей, в особенности в городах, уходило из тягла или старалось так или иначе уменьшить свою подать. Одним из способов уйти из тягла было «закладничество». Тяглый человек «закладывался» за какого‑либо «беломестца», то есть вступал в зависимость от такого землевладельца (боярина, монастыря), который вовсе не платил податей со своих владений. Сделавшись боярским или монастырским человеком, такой «закладчик» продолжал жить на своем дворе, но уже не считался членом общины и не платил со своим «миром» никаких государевых податей. Закладничество было страшным злом для тяглых общин, потому что отнимало у них земли и плательщиков. Были и другие способы «избывать» тягла и если не совсем от него избавляться, то уменьшать его. Так как подать тогда собиралась с «паханой земли», то стоило лишь уменьшить свою запашку, чтобы платить государству меньше. К сокращению запашки располагали и смуты: как враги внешние, так и свои казаки постоянно топтали посевы, жгли и грабили запасы. Крестьяне поэтому стремились пахать возможно меньше и искали обеспечения в других промыслах. Правительство терпело от этого прямой убыток, потому что не получало такого дохода, на какой рассчитывало по старине. Чтобы выйти из затруднения и увеличить свои сборы, оно стало назначать подати не с земли, а с двора. Каждый крестьянский двор должен был уплачивать известную сумму, независимо от того, какая у него запашка. Так постепенно совершалась важная реформа: место поземельной подати заступала подворная.
Нуждаясь постоянно в средствах, московское правительство думало получить большие выгоды для себя и для народа от торговли с иностранцами в Архангельске. Чтобы привлечь иностранцев, особенно же англичан, в Белое море, царь Михаил дал им большие льготы (1614): англичане совсем беспошлинно, а голландцы с малою пошлиною могли торговать не только в самом Архангельске, но и в прочих городах Московского государства. Торговля от этого действительно оживилась; в государстве появилось много иностранной серебряной монеты (именно среднеевропейских талеров, которые назывались «ефимками» и ходили по полтине). Но все выгоды от этой торговли оказались на стороне иностранцев: они забрали в свои руки внутреннюю московскую торговлю и так затеснили русских купцов, что те не переставали горько жаловаться и просить о том, чтобы иностранцев удалили из государства. Однако государь не мог удовлетворить таких просьб. Необходимость заставляла его постоянно прибегать к иноземцам. Вместе с европейскими купцами в Москву приглашались с Запада всякие знающие люди. Иностранные офицеры обучали московских людей военному строю и устраивали в Москве регулярное войско, целые полки «солдат», «драгун» и «рейтар»: войны смутного времени показали необходимость такого войска. Иностранные техники устраивали заводы для обработки найденных ими железных руд (таковы заводы, оружейные и литейные, Виниуса и Марселиса в Туле). Иностранные доктора лечили царскую семью и московскую знать и завели в Москве первую казенную аптеку. Иностранные «мастера всякого дела» призывались в Москву ко двору на хорошее жалованье. (В Москву приглашали даже ученого астронома и географа голштинца Олеария, говоря, что в Москве и «такие люди надобны».) Словом, после тяжелых уроков смутной эпохи москвичи поняли необходимость практических заимствований с запада и все невыгоды прежней обособленности и отчуждения от иноземной культуры. В конце царствования Михаила в Москве, в подмосковной немецкой слободе, жило уже до 1000 протестантских семейств из разных европейских стран. (С католиками москвичи боялись иметь дело из‑за острой религиозной розни.) При таких условиях для царя Михаила было трудно решиться отнять торговые привилегии у англичан и голландцев.
