Как место ссылки Кола получила недобрую память и славу среди соседей. Стало известно «кольско страшилище» создалась поговорка «привязался как кольский солдат». Сам город начали уподоблять рыбацкой уде или крюку и говорить: «Город-то крюк (построился около губы, имеющей форму подковы) да народ-то в нем уда: что ни слово, то и зазубра». Уверились в том, что «кто проживет в Коле три года, того и на Москве не обманут». Преступники, ссылаемые сюда, а равно и их охранители прицеплялись и приставали со своей великой нуждой, стращали и вымогали, прибегали к насилиям и во всяком случае были докучливы, дерзки и нахальны. Стали поговаривать, что в Коле «мужика убить, кто крынку молока испить». Молоко, впрочем, за неимением коров в Коле — величайшая редкость и лакомство, а вместе с тем много всякого другого горя — говорят: «С одной стороны море, с другой — горе, с третьей мох, а с четвертой — ох». Да и «морская губа, что московская тюрьма»: есть вход, а нет выхода. За то «стала Кола — бабья воля» (а «коляне Господни — народ израильский»), тамошние женки так умудрились и освоились, что любая удачлива в рыбачестве, нестрашима и ловка в управлении рулем и парусом на морских промыслах. Они отличаются большей энергией и самостоятельностью, чем вообще удалые и всегда смелые поморки. В Поморье сосчитали, что, «от Колы до ада всего только три версты», а в противоположность мужественным тамошним бабам ставят понойских баб (из села Поноя на Терском берегу). Это имя стало ругательным и укоризненным. «И умен ты, товарищ, а судишь, как понойская баба». Про самое селение, крайнее и последнее на Горле моря, при завороте океанского берега (где Святой Нос, который, по кемскому присловью, «ни одна рыба ни минует, где она ни ходит»), привычно говорят так: «Тут гора и, тут гора, а сверху дыра — вот и Поной». Для колян обратили в укоризненное слово прозвище «чинятниками», так как они преимущественно занимаются постройкою этого рода судов для мурманских промыслов.
Такова вся история города, которому только два раза на веку его привелось испытать невзгоды и бедствия в истинном смысле слов этих, и оба раза от англичан. Первый раз в 1809 году, когда Россия объявила Англии разрыв, запретив ее кораблям приходить в наши гавани. В Коле гавань эта существовала уже издавна. При Елизавете ежегодно приходило уже сюда до семи иностранных судов, за ворванью или оленьими шкурами. Северная компания графа Шувалова усилила население Колы почти вдвое. Город был значительно люден (хотя столетняя деревянная крепость и пришла в ветхость), когда накануне Николина дня с ужасом услышали мирные коляне, что в морской губе показались неприятельские корабли. До сих пор ходят рассказы о том страхе, который обуял горожан, из которых большая и лучшая часть ушла на вёшну (для морских промыслов на Мурманском берегу). До сих еще пор рассказывают о несчастном случае, как одна мать, спеша убежать вместе с соседями за утесы ближайшей к городу горы Салавараки, вместе с пожитками своими сунула в мешок грудного ребенка и таким образом задушила его. 9-го мая подошли к городу два баркаса с 35 матросами (страх был напрасен). Люди сошли на берег, городничий встретил их в воротах деревянной крепостцы и торжественно, церемониально отдал им шпагу. Победители разбили дверь хлебного магазина и вытаскали оттуда весь запас хлеба, потом выкатили из винных подвалов бочки вина, некоторые взяли с собой на баркасы, другие выпили или разлили по земле; наконец, обшарили пустые дома и, зарубивши саблями двух коров, с торжеством и народным гимном на другое утро уплыли в океан. Если считать известный всей России подвиг смелого Кольского мещанина Герасимова за подвиг геройский, то он отмстил англичанам впоследствии за нападение на свой родной город. Отомстил он тем, что, будучи захвачен в плен, неприятельского кормщика столкнул в воду. Остальных врагов своих, спящих, накрыл люком и представил пленниками к коменданту норвежской крепости Вардегуза (по местному выговору Варгаева). Император Александр I наградил Герасимова Георгиевским крестом, установленным для нижних воинских чинов за храбрость.
Естественно, не меньшим ужасом поражена была Кола при нападении на этот город английского винтового корвета «Миранды» с двумя бомбическими двухпудового калибра пушками и четырнадцатью орудиями тридцатишестифунтового калибра. Собраны были чиновники и граждане Колы на совещание. Еще далеко до появления неприятеля составлен был акт о том, «что в случае нападения на город Колу неприятельского войска (говоря словами подлинника), по малому количеству у нас боевых снарядов (2 пуда пороху, 6 пудов свинца), при незначительном числе нижних воинских чинов, усердствуем с радушием в помощь инвалидной команды собрать из всякого сословия милицию под командою г. городничего Шишелова, как уже бывшего в 1812 и 1814 годах в действительных сражениях против неприятеля, на каковой предмет необходимо нужно собрать оружие, и дабы милиционеры не отлучались из города Колы, то выдавать им в роде провианта съестные припасы, и на покупку оных, по согласию и силе - возможности каждого из нас, ныне же сделать пожертвование и, в случае нападения неприятеля на город Колу то защищать и твердо стоять за православную веру, церковь святую, за всемилостивейшего государя и отечество до последней капли крови, не щадя живота своего, боясь крайне нарушить данную присягу и не помышлять о смерти, как доброму и неустрашимому воину надлежит». Следуют подписи: один жертвовал 15 рублей, два охотницких ружья, два пистолета и 20 фунтов просольной трески; другой — 10 рублей, с оговоркою: «На службу отечества я готов посвятить личные мои услуги, не щадя живота до последней капли крови и если нужно на защиту города Колы денежный сбор, то по мере возможности приношу на сей предмет 10 рублей серебром и почту себя счастливейшим, если жертва моя будет благосклонно принята начальством»; третий жертвует 2 рубля; четвертый столько же; пятый 25 копеек; шестой 1 рубль 50 копеек; седьмой пишет так: «Жизни своей жалеть не буду для защиты отечества, но жертвы денежной, по бедному состоянию, принесть не могу». Далее следуют такие слова: «как сей последний ложно именуется мещанином, ибо он только причислен и не может быть, по закону, даже допускаем на мирские сходки, как человек лишенный доброго имени, то за сим никто не осмелится продолжать подписи по сему акту в добровольном своем пожертвовании, а засим, возобновив таковой для подписи желающих, покорнейше прошу не предлагать оного тем лицам, кои не имеют на то права». «Мне известно, — писал начальник губернии, — кольские жители народ отважный и смышленый, а потому я надеюсь, что и в случае недоставки по каким-либо причинам орудий в г. Колу, они не допустят в свой город неприятеля, которого с крутых берегов и из-за кустов легко могут уничтожить меткими выстрелами; пусть сами жители подумают хорошенько, какие к ним могут придти суда, и как можно, чтобы они не справились с пришедшими! Одна только трусость жителей и нераспорядительность городничего может понудить сдать город, чего никак не ожидаю от кольских удальцов и их градоначальника. Да поможет вам Бог нанести стыд тому, кто покусится на вас напасть! Предписываю вам объявить о сем жителям г. Колы».
Но сила солому ломит, говорит пословица: неприятель с 2 ½ часов утра 11-го до 7 часов утра 12-го громил город бомбами, гранатами, калеными ядрами и пулями с зажигательным составом. Город не был взят и пытавшийся выйти на берег десант, при одном только виде спешивших к нему навстречу наших солдат, удалился от берега и возвратился на фрегат. «Ожесточенный неприятель, в яростной злобе своей, должен был ограничиться только тем, что сжег большую часть города, а именно: две церкви, колокольню, часовню, 92 обывательских дома, деревянный острог и казенные магазины: хлебный, соляной и винный. При этом неизлишне заметить, что город Кола, построенный без всякого порядка, с тесными, вымощенными деревом улицами, всегда, в случае пожара подвергался большой опасности; при настоящем же случае пожар был неизбежен. Между погоревшими церквами был и прекрасный Воскресенский собор.
Собор этот построен при царях Иоанне и Петре Алексеевичах в 1684 году. Увенчанный восемнадцатью главами с восьмиконечными крестами, собор имел три храма: главный средний освящен был во имя Воскресения Христова, правый придел св. Николая Чудотворца, левый св. великомученика Георгия. На восточной стороне церкви, под кровлею, прибита была доска, на которой славянскими буквами написана история основания храма. Служба совершалась в нем со дня великой Субботы по день Успения Пресвятой Богородицы; он не был согреваем печами и сохранил необыкновенную прочность, изумлявшую всех в течение ста семидесяти лет. 11 августа 1854 года загорелся он вечером, в половине восьмого, и горел ярко и скоро, как построенный из соснового леса.
— Вот его жаль, да еще старого пепелища жаль, а то, что́ город? Городу этому только звание было. Кому надо, тот выселится, за это мы не боимся. Пущай на то и губа-то наша привольная губа! — Толкуют старики коляне, временно расселившиеся по ближним поморским селениям берегов Карельского и Терского.
