Но как их получить? Оставалось одно: ехать, не теряя ни минуты, навстречу эшелонам, застрявшим где-то у Гатчины».
Да, Керенский рассчитывал найти в окрестностях Петрограда вызванные с фронта верные Временному правительству части. Впрочем, как потом выяснится, их не оказалось ни в Гатчине, ни во Пскове.
А.Ф.Керенский утверждает:
«Посоветовавшись с министрами Коноваловым и Кишкиным (к этому времени подоспевшим), переговорив с некоторыми оставшимися верными присяге офицерами штаба, я решил прорваться через все большевистские заставы и лично встретить подходившие, как мы думали, войска.
Прежде всего, для этого нужно было среди белого дня проехать через весь город, не возбуждая подозрения разбросанных повсюду большевистских войск и караулов красной гвардии. Это было самым трудным… После некоторого размышления решили идти напролом: чтобы усыпить всякую неосторожность, будем действовать с открытым забралом. Я приказал подать мой превосходный открытый дорожный автомобиль. Солдат-шофер был у меня отменно-мужественный и верный человек. Один из адъютантов объяснил ему задачу. Он, ни секунду не колеблясь, ее принял. Как назло, у машины не оказалось достаточного для долгого пути количества бензина и ни одной запасной шины. Предпочитаю лучше остаться без бензина и шин, чем долгими сборами обращать на себя внимание. Беру с собой в дорогу кроме двух адъютантов еще капитана Кузьмина… и его штаб-офицера. Каким образом, не знаю, но весть о моем отъезде дошла до союзных посольств. В момент самого выезда ко мне являются представители английского и, насколько помню, американского посольств с заявлением, что представители союзных держав желали, чтобы со мной в дорогу пошел автомобиль под американским флагом. Хотя было более чем очевидно, что американский флаг, в случае неудачи прорыва, не мог бы спасти меня и моих спутников, и даже, наоборот, во время проезда по городу мог бы усилить к нам ненужное совсем внимание, я все-таки с благодарностью принял это предложение, как доказательство внимания союзников к русскому правительству и солидарности с ним».
После этого, пожав в последний раз руку министру Н.М.Кишкину, взявшему на себя на время отсутствия Керенского руководство обороной Петрограда, Александр Федорович с самым беззаботным видом сошел вместе со своими спутниками во двор. Там они сели в автомобиль.
Как подтверждает Керенский, «тут оказалась кстати американская машина».
Все-таки американский флаг, дипломатическая неприкосновенность и все такое…
* * *
А ведь ситуация и в самом деле складывалась драматическая и опасная для жизни.
Об этом свидетельствуют воспоминания генерала П.Н.Краснова:
«Утром 1 ноября вернулись переговорщики и с ними толпа матросов. Наше перемирие было принято, подписано представителем матросов Дыбенко, который и сам пожаловал к нам. Громадного роста, красавец-мужчина с вьющимися черными кудрями, черными усами и юной бородкой, с большими темными глазами, белолицый, румяный, заразительно веселый, сверкающий белыми зубами, с готовой шуткой на смеющемся рте, физически силач, позирующий на благородство, он очаровал в несколько минут не только казаков, но и многих офицеров.
– Давайте нам Керенского, а мы вам Ленина предоставим, хотите ухо на ухо поменяем! – говорил он, смеясь.
Казаки верили ему».
Чтобы было понятно, Павел Дыбенко был матросом Балтийского флота. А с апреля 1917 года он уже руководил «Центробалтом» (Центральным комитетом Балтийского флота). Он принимал самое активное участие в антиправительственном выступлении в июле 1917 года в Петрограде, а потом – в подготовке к Октябрьскому вооруженному восстанию. В октябрьские дни Дыбенко руководил революционными моряками, потом командовал красными отрядами в Гатчине, арестовывал генерала П.Н.Краснова.
Так вот казаки генерала Краснова верили Дыбенко. И они пришли к своему атаману и заявили, что требуют обмена Керенского на Ленина, которого они тут же у Зимнего дворца и повесят.
– Пускай доставят сюда Ленина, тогда и будем говорить, – сказал генерал Краснов казакам и выгнал их от себя. Но около полудня за ним прислал Керенский. Он узнал о ходивших разговорах и страшно волновался. И он просил, чтобы казачий караул у его дверей был заменен караулом от юнкеров.
– Ваши казаки предадут меня, – с огорчением сказал Керенский.
– Раньше они предадут меня, – констатировал Краснов и приказал снять казачьи посты от дверей квартиры Керенского.
В своих воспоминаниях генерал Краснов потом написал:
«Что-то гнусное творилось кругом. Пахло гадким предательством. Большевистская зараза только тронула казаков, как уже были утеряны ими все понятия права и чести.
В три часа дня ко мне ворвался комитет 9-го донского полка с войсковым старшиною Лаврухиным. Казаки истерично требовали немедленной выдачи Керенского, которого они сами под своей охраной отведут в Смольный.
– Ничего ему не будет. Мы волоса на его голове не позволим тронуть.
Очевидно, это было требование большевиков».
– Как вам не стыдно, станичники! – сказал генерал Краснов. – Много преступлений вы уже взяли на свою совесть, но предателями казаки никогда не были. Вспомните, как наши деды отвечали царям московским: «С Дона выдачи нет!» Кто бы ни был он, – судить его будет наш русский суд, а не большевики…
– Он сам большевик! – раздалось в ответ.
Что за бред! Конечно, Керенский никогда не был большевиком. Но генерал принялся объяснять возбужденным казакам:
– Это его дело. Но предавать человека, доверившегося нам, неблагородно, и вы этого не сделаете.
– Мы поставим свой караул к нему, чтобы он не убежал! Мы выберем верных людей, которым мы доверяем! – кричали казаки.
– Хорошо, ставьте, – согласился генерал Краснов.
Когда они вышли, он прошел к Керенскому. Генерал застал его смертельно бледным, в дальней комнате его квартиры. И это он посоветовал Керенскому уходить. Двор был полон матросов и казаков, но Зимний дворец имел и другие выходы. Но при этом часовые стояли только у парадного входа.
– Как ни велика вина ваша перед Россией, – сказал генерал Краснов Керенскому, – я не считаю себя вправе судить вас. За полчаса времени я вам ручаюсь.
Вот в какой обстановке совершил свой побег А.Ф.Керенский.
* * *
Однако в своих мемуарах большевик П.Е.Дыбенко дает информацию касательно бегства Керенского, которая существенно отличается от версии генерала, изложенной выше.
По его словам, Керенский вызвал к себе генерала Краснова, чтобы выяснить, согласны ли на его арест сам Краснов и офицеры его корпуса.
«Он был очень взволнован и нервен», – пишет Дыбенко.
А кто бы в подобной ситуации сохранял полное спокойствие?
– Генерал, – якобы сказал Керенский, – вы меня предали… Тут ваши казаки говорят, что они меня арестуют и выдадут матросам…
– Да, – отвечал Краснов, – разговоры об этом идут, и я знаю, что сочувствия к вам нигде нет.
А потом, по словам П.Е.Дыбенко, между ними имел место следующий диалог.
– Что же мне делать? Приходится покончить с собой.
– Если вы честный человек, вы поедете сейчас в Петроград с белым флагом и явитесь в революционный комитет. Там вы будете вести переговоры как глава правительства.
– Да, я это сделаю, генерал.
– Я дам вам охрану и попрошу, чтобы с вами поехал матрос.
– Нет, только не матрос. Вы знаете, что здесь Дыбенко?
– Я не знаю, кто такой Дыбенко.
– Это – мой враг.
– Ну, что же поделаешь? Раз ведете большую игру, то надо и ответ держать.
– Да, только я уеду ночью.
– Зачем? Это будет бегство. Поезжайте спокойно и открыто; чтобы все видели, что вы не бежите.
– Да, хорошо. Только дайте мне надежный конвой.
– Хорошо.
А через полчаса казаки обнаружили, что Керенского нет, что он бежал.
* * *
И вот что интересно: в 1966 году с А.Ф.Керенским, жившим в то время в Нью-Йорке (он, кстати, и умер там 11 июня 1970 года), встретился советский журналист Г.А.Боровик. Вот его рассказ об этой встрече:
«Первое, что он сказал мне, было:
– Господин Боровик, ну скажите там в Москве – есть же у вас умные люди! Ну, не бежал я из Зимнего дворца в женском платье!
– Александр Федорович, но это же не большевики придумали, – ответил я. – Об этом впервые написал младший брат начальника юнкерской школы, которая должна была оборонять Зимний…
– Да они же меня все ненавидели и ненавидят! – взорвался Керенский. – Они же монархисты… Вы знаете, как они меня называли? «Александра Федоровна»! Они намекали на то, что я якобы спал на кровати императрицы Александры Федоровны. А я, клянусь Богом, там не спал!»
* * *
Как видим, все достаточно просто.
Вот говорят умные люди, что любое оправдание – это оправа (в смысле – красивая рамка, оболочка) нашего поражения. И, в принципе, это так.
Но как быть с тем фактом, что данная история не только простая, но при этом еще и очень страшная, ибо в октябрьские дни 1917 года любой член свергнутого Временного правительства находился буквально на волосок от смерти.
