(11) Проверяйте таблицы, особенно итоги — самые частые ошибки в расчетах встречаются при сложении. При обнаружении даже небольшой арифметической ошибки смело поднимайте шум и обвиняйте автора в фальсификации.
(12) Проверьте ссылки на страницы — что-нибудь да найдете: невозможно в большой книге не ошибиться в сносках. Превратите это в авторскую недобросовестность, а еще лучше — в злонамеренность.
(13) При малейшей возможности становитесь в позу оскорбленной невинности и требуйте извинений. Например, неправильно указана страница в ссылке — заявите: автор нарушил элементарные правила оформления научного текста и должен извиниться. Не поняли какой-нибудь расчет — заявите: обязанность автора писать так, чтобы читатели не гадали. И требуйте сатисфакции.
(14) Когда попадаете впросак, забалтывайте проблему, «запустите дурочку». Помните, как герой Аркадия Райкина в трудной ситуации послал контрагентам телеграмму: «Куры передохли. Высылайте новый телескоп». Внимание переключается, и вы снова на коне.
(15) Не бойтесь авторитетов. И на солнце есть пятна. Чем больше авторитет и чем громче лай, тем больше обратят на вас внимание, тем больше шансов, что вас примут за большого ученого. Помните, у великого баснописца:
«Пускай же говорят собаки:
“Ай, Моська! Знать, она сильна, что лает на Слона!”». Мудрый был человек, Иван Андреевич.
* * *
В заключение напомню А.О. и его потенциальным последователям притчу о том, как пастух дважды понапрасну звал на помощь крестьян от якобы напавших на стадо волков. В третий раз, когда на стадо на самом деле напали волки, на его крик о помощи никто не прибежал, и волки передушили всех овец.
А.В. Островский дважды кричал караул, и оба раза напрасно. Сомневаюсь, что кто-нибудь ему теперь поверит, если он вновь поднимет тревогу.
Русские революция начала XX века: уроки для настоящего
(ответ В.Г. Хоросу)[38]
Как лекарство не достигает своей цели, если доза слишком велика, так и порицание и критика — когда они переходят меру справедливости.
Артур Шопенгауэр
Мне понравилась рецензия В.Г. Хороса (далее — В.Х.) за остроту, доброжелательность, конструктивность. По-видимому, моя книга несколько изменила его представления о социально-экономическом и политическом развитии России и о русских революциях, но сомнения остались. Поэтому размышления рецензента, на мой взгляд содержат некоторые внутренние противоречия. С одной стороны, он полагает, что я «исправил упрощенное толкование российских революций как результата всеобщего оскудения дореволюционной действительности», соглашается с тем, что «говорить о системном кризисе в России в смысле глобального, всестороннего и перманентного упадка российского социума в течение всего пореформенного периода, 1861–1917 гг., действительно неправомерно». С другой — рекомендует подкорректировать мои выводы о повышении уровня жизни и об отсутствии объективных предпосылок русских революций в марксистско-ленинском смысле, обратив внимание на невыгодные для крестьян условия отмены крепостничества, на большую долю бедных крестьян и возрастание числа отходников, на низкие доходы от сельского труда, рост налогов, несовершенство политической системы, непоследовательность реформ, мнения современников и др. Все эти контраргументы подробно рассмотрены в книге, им дана новая интерпретация, и нет смысла повторяться. Отмечу только: одни и те же данные можно интерпретировать по-разному. Например, увеличение косвенных налогов можно толковать и как увеличение налогового бремени, поскольку некоторые товары покупать было просто необходимо (спички, керосин), и как показатель повышения уровня жизни, когда покупалась водка или сахар. Недоимки могут указывать как на переобремененность налогами, так и на стремление от них уклониться. Отходничество может свидетельствовать как об аграрном перенаселении или низких доходах, так и о повышении социальной мобильности крестьян, искавших и находивших новые выгодные источники дохода, или об индустриализации и урбанизации, дававших шанс радикальным образом изменить жизнь к лучшему. Доля малоземельных или безлошадных крестьян может говорить как о разорении крестьян, так и о переключении их экономических интересов с сельского хозяйства на другие отрасли народного хозяйства. Уменьшение надела при освобождении можно интерпретировать как грабеж, но можно и как благо, поскольку вместе с уменьшением надела уменьшались надельные платежи, крайне невыгодные, как полагают многие, для крестьян. Выкупные платежи можно рассматривать и как тяжелый налог, и как выгодную для крестьян ипотеку. Примеры альтернативных толкований легко увеличить. Адекватная интерпретация возможна при учете всего комплекса данных, объединенных в единую непротиворечивую систему. Именно это я и попытался сделать в монографии.
В своем ответе предпочитаю привести новые аргументы в пользу моей концепции и более подробно, чем сделано в книге, обсудить вопрос о причинах революций начала XX в., обратив внимание на разительное сходство пореформенного, 1861–1917 гг., и постсоветского развития России.
Сомнения В.Х. мне очень понятны: я сам долго колебался, прежде чем отправился в свободное плавание, приведшее меня в итоге к другой концепции. Пережитки старых представлений преодолевались постепенно, и мои критики, не исключая и рецензента, справедливо указывают на противоречия, имеющиеся в моей последней книге и предыдущих работах. Два главных фактора подтолкнули меня пересмотреть собственные исторические взгляды: обнаружение в России XVIII — начала XX в. — неожиданно для меня — реальной модернизации по европейскому образцу (книга «Социальная история России») и еще более неожиданное открытие повышения уровня жизни, продолжавшегося в циклическом ритме 120 лет, с конца XVIII в. до Первой мировой войны (монография «Благосостояние»).
1. Мучительное развитие или экономическое чудо?
Мы с завистью, а нередко и с чувством неполноценности говорим о немецком, японском, южнокорейском, китайском и прочих экономических чудесах. Вот могучие, лихие народы: богатыри — не мы. Как современная, так и царская Россия представляется многим отсталой автократией, бегущей на месте, — вперед-назад, вперед-назад, или реформы-контрреформы, или мобилизация-стагнация-кризис, или либерализация — авторитарный откат{319}.
Между тем в России после отмены крепостного права произошло настоящее экономическое чудо. В 1861–1913 гг. темпы экономического развития были сопоставимы с европейскими, хотя отставали от американских. Национальный доход за 52 года увеличился в 3,84 раза, а на душу населения — в 1,63 раза. И это несмотря на огромный естественный прирост населения, о котором в настоящее время даже мечтать не приходится. Население империи (без Финляндии) увеличилось за эти годы с 73,6 до 175,1 млн. — в среднем почти по 2 млн. ежегодно{320}. Душевой прирост объема производства составлял 85 процента от среднеевропейского. С 1880-х гг. темпы экономического роста стали выше не только среднеевропейских, но и «среднезападных»: валовой национальный доход увеличивался на 3,3% ежегодно — это даже на 0,1 больше, чем в СССР в 1929–1941 гг.{321}, и только на 0,2% меньше, чем в США — стране с самыми высокими темпами развития в мире{322}. Развивались все отрасли народного хозяйства, хотя и в разной степени. Наибольшие успехи наблюдались в промышленности. Однако и сельское хозяйство, несмотря на институциональные трудности, прогрессировало среднеевропейскими темпами.
Но главное чудо состояло в том, что при высоких темпах роста экономики и населения происходило существенное повышение благосостояния, другими словами, индустриализация сопровождалась повышением уровня жизни крестьянства (86 процентов в 1897 г.) и, значит, происходила не за его счет, как общепринято думать.
На чем основывается такое заключение?
О росте благосостояния свидетельствуют увеличение с 0,171 до 0,308 — в 1,8 раза индекса развития человеческого потенциала, который учитывает (1) продолжительность жизни; (2) уровень образования (грамотность и процент учащихся среди детей школьного возраста); (3) валовой внутренний продукт (ВВП) надушу населения (табл. 19).
Таблица 19. Индекс развития человеческого потенциала в России в 1851–1914 гг. (без Финляндии){323} Годы Население, млн ВВП на душу населения[39] Образование[40] Средняя продолжительность жизни Индекс развития человеческого потенциала Долл. Индекс Грамотность, % Учащиеся, % Индекс Лет Индекс 1851–1860 73,5 701,0 0,381 14 1,4 0,098 27,1 0,035 0,171 1861–1870 78,4 675,9 0,374 17 1,9 0,120 27,9 0,048 0,181 1871–1880 91,7 666,4 0,372 19 2,3 0,134 28,8 0,063 0,190 1881–1890 110,6 679,9 0,375 22 2,5 0,155 29,7 0,078 0,203 1891–1900 125,8 790,7 0,402 28 3,5 0,198 31,2 0,103 0,234 1901–1910 147,6 928,1 0,430 33 5,5 0,250 32,9 0,132 0,271 1913 171,0 1036,0 0,449 40 7,9 0,293 36,0 0,183 0,308
О повышении уровня жизни населения, в первую очередь крестьянства, свидетельствуют также: