Вскрыты мастерские стеклянных браслетов, поделок из кости и рога (пуговки, застежки, рукоятки мечей и ножей, гребешки, шпильки, игрушки и др.).
Что Киев не представлял собой в этом отношении исключения, видно из раскопок древнего города Белгорода, перестроенного и заново укрепленного кн. Владимиром. Здесь вскрыто было несколько интересных построек, по-видимому, жилищ знатных людей.
Часть одной из таких построек, 7.8 х 4 метра, состояла из двух комнат и третьей пристроенной. Стены обмазаны толстым слоем глины особого состава. В каждой комнате было по печи, в одной из них — кроме того и очаг. Пристройка с северной стороны. Эмалевые плитки (желтого, коричневого, черного и зеленого цветов), служили украшением отдельных частей внутри комнат.
Из предметов здесь найдены — два ножа, один с костяной ручкой, эмаль и другие украшения. Изучить все здание не пришлось, так как место, где оно стояло, было перекопано еще в XVI в. В Белгороде, несомненно, тоже имелось местное производство эмалевых плиток и других предметов, необходимых для домашнего обихода местных жителей.[323]
Все эти случайные данные говорят нам о наличии довольно развитого ремесла и опытных ремесленников в городах прежде всего.
Кто были эти ремесленники, нам точно не известно. Есть все же основание полагать, что часть этих ремесленников были свободные люди, своим трудом добывавшие себе средства к жизни. Об этом говорят, хотя и очень скупо, письменные памятники. Древнейшая "Правда Русская" (так называемая Правда Ярослава) знрет "мзду" лекарю, "Правда" Ярославичей называет плату "от дела" плотникам ("мостникам") за ремонт моста.[324] "Закон Судный людем", памятник очень популярный у нас на Руси, упоминает заработную плату портному ("швецу") за исполнение заказа. "Аще швец исказит свиту, не умея шити или гневом, да ся биет, а цены лишен".[325] Здесь же встречаем труд ратая и в не совсем ясной трактовке пастуха: "Иже ратай, не доорав времене, и идет прочь, да есть лишен орания. Такоже и пастырь, иже пасет стадо". Весьма вероятно, что здесь мы имеем пашню исполу. Ратай, ушедший до срока, лишается своей доли урожая, подобно изорнику Псковской Судной Грамоты. Может быть, и пастух в аналогичном случае лишается части приплода.
Здесь уместно вспомнить и другую аналогичную фигуру, о которой говорит одна из статей "Кормчей", по всей видимости, русского происхождения: "Аще ся даст человек или женщина у тошна времени, дернь ему не надобе. А пойдет прочь, да даст 3 гривны, а служил даром". Та же статья попала в устав Владимира Всеволодовича.[326]
Редкость применения личного найма в Киевской Руси вполне понятна. Мы ведь имеем дело не с обществом наемного труда, а с обществом, где на смену первичной форме эксплуатации человека человеком в форме освоения самого человека (рабство) развивается эксплуатация, основанная на присвоении господствующим классом одного из важнейших условий труда — земли, с вытекающим отсюда крепостничеством. Население Киевской Руси так привыкло к тому, что его эксплуатируют сильные люди внеэкономическим феодальным путем, что не верило в возможность оплаты их труда даже тогда, когда она, несомненно, предполагалась. Очень интересное сообщение по этому предмету приводит С. М. Соловьев в своей "Истории России с древнейших времен". Дело шло о постройке храма св. Георгия в Киеве. Рабочий народ не шел на работу из опасения, что ему не будут платить за труд. Князь Ярослав спросил тиуна, отчего мало работников у церкви. Тиун ответил: "дело властельское (т. е. делается по инициативе людей, облеченных властью, феодалов), и боятся людье труд подымше найма лишени будут". Тогда князь приказал возить куны на телегах под своды Золотых ворот и объявить на торгу, чтобы каждый брал за труд по ногате на день, т. е. по 35 коп. серебром на деньги довоенного времени.[327] Эта плата считалась в XI в. выгодной, и киевляне явились на работу в большом количестве.[328]
Церковь, очевидно, наблюдая эту практику внеэкономического принуждения, нашла даже нужным в своих правилах рекомендовать духовенству воздерживаться от насилия в поисках рабочей силы. В святительском поучении новопоставленному священнику середины XIII в. дается такой совет: "Дом свой с правдою строй, не томительно; нищих на свою работу без любве не нуди".[329] В постановлении Владимирского собора 1274 г. тоже имеется очень интересная в этом отношении статья: "Аще ли кто… от нищих насилье деюще или на жатву или на сеносечи или провоз деяти или иная некая". Под нищими здесь нужно разуметь людей, способных к труду, но лишенных возможности вести свое хозяйство и вынужденных искать прибежища, между прочим, и у церкви. Характерно, что собор называет применение труда этих людей насильем, очевидно, имея в виду факты наиболее обычные для данного времени.
Нас интересует в данном случае не только юридическая сущность продающего свою рабочую силу, но также условия, при которых мог появляться на рынке этого рода товар. Мы хорошо знаем, что природа не производит ни владельцев денег и товаров, ни владельцев одной только рабочей силы. Это своеобразные общественные отношения, свойственные далеко не всем историческим периодам.
Однако нас не должны смущать факты наличия наемного труда в обществе, производственная база которого, как мы видели, строилась главным образом на труде крепостном и на остатках умирающего рабства. Несомненно, наемный труд — зародыш капиталистических отношений. Спорадические факты, говорящие о нем в глубокой древности, нисколько не колеблют нашего представления о господстве в это время других, не капиталистических общественных отношений. В рассматриваемый здесь период нашего общества наемный труд не имел никаких условий для своего сколько-нибудь заметного развития, и мы отмечаем его лишь постольку, поскольку его знают хотя и в очень ограниченных дозах наши источники.
Если мы попытаемся обобщить наши наблюдения над хозяйством и общественными отношениями Киевской Руси, то нам придется отметить следующие основные положения:
1. Наша страна знает земледелие в качестве господствующего занятия населения очень давно, и этот факт самым непосредственным образом отразился на истории происхождения в нашем обществе классов и на истории взаимных их отношений.
2. Поскольку земля играла в истории нашей страны с давних пор крупнейшую роль, вопрос о землевладении, его возникновении, организации вотчины, категориях зависимого от вотчинника населения, являются важнейшими вопросами, без изучения которых немыслимо понять не только нашу древность, но и весь ход нашей истории до последних дней.
3. Время появления частной собственности на землю точно датировано быть не может. Во всяком случае, в IX в. Частная собственность в бассейне Волхова, Днепра несомненна.
4. Для X–XI вв. имеется уже вполне доброкачественный материал, позволяющий нам составить достаточно цельное представление о характере древнерусской вотчины и внутривотчинных отношений.
5. Рабство в хозяйстве в X–XI вв. еще играет значительную роль, но оно очень заметно уступает место более прогрессивному феодальному способу производства (крепостной труд).
Эти положения доказывались в соответствующих главах книги. Мне думается, что если иногда, за отсутствием бесспорных аргументов, приходилось прибегать к гипотезам, то и они, эти гипотезы, построены не произвольно, не на песке и почти всегда вытекают в качестве косвенных выводов из фактов, достаточно проверенных.
Мне хотелось бы здесь отметить еще несколько штрихов в истории рассмотренного нами отрезка времени.
Бросается в глаза факт, что наш летописец сам подчеркивает несколько периодов в своей истории Русской земли ("Откуда пошла русская земля"). Он говорит, правда очень сбивчиво и туманно, о родо-племенном строе восточного славянства, затем отмечает период образования Киевского "варварского" государства и, наконец, трактует о его распаде. При этом летописец имеет в виду не только политические события, которыми он совершенно естественно интересуется в первую очередь, но и общественные отношения.
Составитель "Начального свода" писал уже в то время, когда феодальные отношения настолько созрели, что древнейший период, успевший для него стать далеким прошлым, вызывал у летописца сочувственные идеализированные воспоминания. Вот как автор "Начального свода" говорит об этом прошлом: "Вас молю, стадо христово, с любовию приклоните уши ваши, разумна: како быша древний князи и мужие их, и како отбараху Русская земли и ины с страны придаху под ся: тии бо князи не збираху многа имения, ни творимых вир, ни продаж вскладаху на люди; но оже будяше правая вира, а ту возмя, дааше дружине на оружие. А дружина его кормляхуся воююще ины страны и бьющеся и ркуще: "братие! потягнем по своем князе и по Русской земле". (Не жадаху) глаго-люще: "мало есть нам, княже, двусот гривен. Они бо не складаху на своя жены златых обручей, но хожаху жены их в серебряных и расплодили были землю Руськую". Вслед за этим летописец обращается уже к своему времени и продолжает: "За наше ненасытьство навел бог на ны поганыя; а и скоты наша и села наша и имения за теми суть, а мы своих злых дел не останем. Пишет бо ся: богатество, неправдою сбираемо извеется; и паки: сбирает, и не весть, кому сбирает я, и паки: луче малое праведнику, паче богатьства грешных многа". Отсюда он выводит мораль: "Да отселе, братия моя возлюбленая, останемся от несытьства своего, нь довольни будете урокы вашими, яко и Павел пишет: ему же дань, то дань; ему же урок, то урок; никому же насилья творяще…" [330]
