class="p1">Кроме того, учение Андреасена о том, что на кресте сатана не потерпел окончательного и сокрушительного поражения и что он все еще способен преуспеть, противоречит не только победному возгласу Христа: «Совершглось!» (Ин. 19:30), но и недвусмысленному высказыванию Елены Уайт в
Желании веков о том, что смерть Христова на кресте
«сделала неизбежным уничтожение греха и сатаны»
и что с этой смертью
«искупление человека совершилось и Вселенная навечно обрела безопасность»
(с. 764).
Вопреки доводам Андреасена великое проявление Божественной силы уже состоялось — в жизни и смерти Христа. Подход^ предложенный Андреасеном, превращает план спасения в процесс ; в какой–то степени зацикленный на человеке. Получается, что люди должны ценой собственных усилий прийти к тому состоянию, когда им уже не понадобится Христос, когда они смогут устоять пред Богом без посредника. К этому толкованию М. Л. Андреасен пришел, когда прочитал у Елены Уайт о том, что предстать пред лицом Божьим без посредника — это все равно что остаться пред Ним без спасителя. Это не единственная интерпретация данной концепции, но она безусловно не согласуется ни с Новым Заветом, ни с Еленой Уайт. По сути дела, она ближе к теологии Батлера и Смита, господствовавшей до 1888 года, чем к ориентированному на благодать толкованию Елены Уайт, которая утверждала, что сущность вести третьего ангела состоит в праведности по вере в Евангелие Божьей благодати.
Еще одно отличие теологии Андреасена, полагающейся на человеческие усилия, от новозаветной теологии просматривается в песнях, записанных в Книге Откровение. Все они прославляют Бога и Агнца за победу над сатаной. Ни в одной из них не превозносятся люди, одержавшие наконец–то победу для Бога.
Здесь мы подходим к самому серьезному изъяну, свойственному теологии последнего поколения Андреасена. Она делает Бога зависимым от людей, а именно от адвентистской Церкви, в том, что касается Его оправдания и окончательного триумфа. Так же точно думали и иудеи первого века, считавшие себя единственным орудием, с помощью которого Бог мог совершить Свой труд. Но вопреки всем подобным ересям библейский Бог — Он и есть Бог, и останется Им всегда. Он никогда не поставит Себя в зависимость от кого бы то ни было из людей. Как я уже писал в своей книге My Gripe With God: A Study in Divine Justice and the Problem of the Cross,
«искупление целиком и полностью исходит от Бога. Оно началось с благодати (незаслуженного благоволения) и закончится благодатью. Дело Христа устоит независимо от того, принимает его тот или иной человек или отвергает . Человеческое участие в искуплении состоит скорее в отклике — принятии служения Христа с сопутствующими правами и обязанностями, чем в достижении чего–либо…
Независимо от того, будет Божья сила явлена в „непорочной" жизни того или иного человека или не будет, искупление завершится через демонстрацию безгрешной жизни, смерти, воскресения и небесного служения Христа. Его безгрешная жизнь — это величайший факт всех веков; Его смерть открыла принципы Царства Божьего и царства сатанинского; Его небесное служение сделало плоды Его победы достоянием тех, кто имеет веру в Него, а Его оба пришествия в начале и конце тысячелетнего царства завершат дело искупления. Библейская весть состоит в том, что спасение исходит только от Бога»
(с. 141; курсив мой).
Попытки придать адвентизму более христианский облик
Если кому–то кажется, что теология Андреасена была квинтэссенцией того, что есть адвентист в адвентизме, или шагом на пути к обособлению адвентистского богословия от всех прочих, то здесь следует отметить, что в период с 1919 по 1950 год в Церкви все–таки предпринимались определенные попытки придать адвентизму более христианский облик, особенно в 1940–е годы. То десятилетие, к примеру, было отмечено стремлением некоторых церковных деятелей «подчистить» и укрепить адвентистское книгоиздание. Эта тенденция проявила себя в трех аспектах.
Первый связан с учением о Троице. Как мы уже отмечали в предыдущих главах, ранние адвентисты в основном не принимали этого учения и были полуарианами. Мы говорили также о том, как эти взгляды стали меняться в течение десятилетия, последовавшего за 1888 годом. Впрочем, перемены эти шли не так чтобы очень быстро, о чем свидетельствуют споры, разгоревшиеся по этому поводу на библейской конференции 1919 года. В частности, 6 июля после полудня состоялась большая дискуссия на эту тему с участием таких известных людей, как У. У. Прескотт, X. Ч. Лэйси и У. Т. Нокс, где они высказывались в пользу Троицы и предвечного существования Христа ( Материалы библейской конференции 1919 года, 6 июля, с. 51,52, 56, 62, 63), а их оппоненты отстаивали прежние взгляды.
«Я не в состоянии принять так называемое учение о Троице, — заявил тогда Л. Л. Кавинесс. — Я не могу поверить, что две личности Божества равны, Отец и Сын… Я не могу поверить в так называемое учение о Троице как о трех вечных личностях»
(там же, с. 56, 57).
Делегаты так разгорячились в ходе обсуждения, что Даниэльсу пришлось вмешаться в попытке успокоить страсти. Позже в тот же день он косвенно признал, что верит в Троицу и предвечное бытие Христа, поведав, что у него как будто пелена спала с глаз, когда он прочитал Желание веков и решил исследовать, как эти вопросы освещены в Библии. Но дабы не дать делегатам повода для излишних волнений, он заявил, что «голосования по поводу тринитарианства или арианства никто сейчас устраивать не будет». Впрочем, эти слова не возымели должного воздействия. Делегаты не успокоились. И тогда президенту Генеральной Конференции пришлось взять слово в третий раз.
«Давайте не будет накалять страсти, — сказал он. — Не нужно давать повод консерваторам думать, будто грядут кардинальные перемены, а прогрессистам — переживать, что так ничего и не произойдет».
Затем он предложил всем делегатам успокоиться и, сохраняя приподнятый дух, поделиться друг с другом тем светом, который у них есть по этому вопросу (там же, с. 58, 67—69).
В 1930–х годах споры вокруг Троицы по–прежнему не утихали. С одной стороны, Церковь впервые выпустила в свет изложение своих доктрин в своем Ежегоднике за
