Уязвленный Хосров понимает, что Ширин права. Но войска у него нет, и надо искать помощи. И он отправляется к византийскому императору. Тот не только готов дать армию, но и предлагает Хосрову руку своей дочери Мариам. Византийскому кесарю нужен этот династический брак — тогда союз двух великих держав будет прочным. Хосров согласен. Свадьба сыграна, и с византийской армией царевич захватывает столицу Ирана и свергает узурпатора. Отныне он — венценосец.
Ширин знает об измене. Хосров оказался слабым человеком. Но разлюбить его Ширин не может. Низами совершает удивительный переворот в литературе: его главный герой оказывается не героем. С этого момента поэма посвящена лишь одной Ширин, становящейся поэтическим воплощением женского идеала Низами — Афак.
Хосров тоскует по Ширин, но ничего не смеет поделать. Он зависит от византийцев. Ширин же в то время становится царицей: Михин-Бану умерла. Устроив все дела, она понимает, что более не в состоянии оставаться далеко от своего неверного Хосрова. И она едет в тот жаркий и душный замок в горах, что был построен для нее.
Она живет отшельницей в замке. Хосров знает об этом и просит у жены разрешения взять ее во дворец, клянясь, что даже не взглянет на нее. Царица опечалена: она понимает, что Хосров все еще любит Ширин. Мариам всеми силами противится желанию супруга. Она говорит ему:
«Нас разлучат с тобой Ширин лукавой руки.
Тебе — довольным быть, мне ж — горевать в разлуке».
Она грозит покончить с собой, если Хосров посмеет привезти Ширин.
Тогда Хосров отправляет в замок верного Шапура — пусть Ширин тайно приедет в столицу, где он укроет ее так, что Мариам и не отыщет.
Но Ширин горда, она не может на это согласиться. Она просит передать Хосрову, чтобы он больше не мучил ее, не сыпал соль на открытую рану. Служенье богу — вот что ей осталось.
Тут в поэме возникает новое действующее лицо — Ферхад. Это Мастер, человек, воистину достойный Ширин, антитеза главному repою. Сила и цельность Ферхада были настолько впечатляющи и трагедия его была настолько новой для средневековья, когда социальная функция человека была незыблема и простолюдин в литературе не мог соперничать со знатными героями, что после Низами Ферхада стали воспевать в других поэмах.
…Ширин тоскует по свежему молоку, — может, Афак тоже тосковала по степной пище? — но пастбища расположены далеко от замка, и путь к ним требует немало труда.
Шапуру, который остался в замке Ширин, приходит в голову мысль позвать юного Ферхада — каменотеса, строителя и скульптора, который наверняка сможет помочь ее беде.
Ферхад приходит в замок. Ширин разговаривает с ним через занавеску — все-таки незнакомый мужчина, к тому же простолюдин. Она просит его пробить сквозь скалы, отделяющие пастбища от замка, канал, чтобы пастухи лили в него молоко. Голос ее так пленителен, что Ферхад не только соглашается все для нее сделать, но и влюбляется в нее.
Не проходит и месяца, как канал пробит, молоко течет по нему, благодарная Ширин дарит богатырю две бесценные жемчужины. Но богатырь не хочет никаких даров: им руководила любовь. Он уходит из дворца в степь, мечтает о Ширин и страдает, потому что красавица недоступна.
В портрете Ферхада есть деталь, которая позволяет утверждать, что Низами писал именно Мастера, который чем-то сродни ему самому. Сила Ферхада — это как бы внешний слой образа. И картина, которую любят изображать художники, — Ферхад, киркой разрубающий горы, — неточна. Мастерство Ферхада — это мастерство знания. Вот что говорит о Ферхаде Шапур:
«Есть мастер-юноша, — сказал он, — будешь рада
Ты встретить мудрого строителя Ферхада.
Все измерения он разрешает вмиг,
Евклида он познал и Меджисте постиг»[9]
Евклид — это греческий математик. А что такое Меджисте? Под этим названием на Ближнем и Среднем Востоке была известна работа Клавдия Птолемея «Свод по математике».
Какая уж тут кирка — Низами воспевает ученого, пробивающего горы с помощью расчета и высочайшего знания.
Впрочем, Хосрову до этих деталей дела нет. Царь раздражен. Замучили семейные неурядицы, государственные дела, а тут какой-то каменотес смеет вздыхать по Ширин. И шах, как и положено просвещенному монарху, собирает своих приближенных. Он удивителен в лицемерном прекраснодушии.
Вот как рассуждает царственный красавец:
«Как одержимого неистовство сдержать?
Как этой костью нам игральною сыграть?
Коль сохранить его — мое погибнет дело.
Сразить невинного мне честь не повелела.
В могуществе царя я мыслил быть один —
На праздник мой прийти решил простолюдин».
Как же избавиться от Мастера?
И вельможи советуют:
«Ты призови его, ты в нем роди надежды,
Чтоб он на золото свои приподнял вежды.
За золото Ферхад и веру отметет,
За сладость звонкую от Сладкой отойдет.
……………………………………………………………………
Коль золотом глупца не отмести метлой,
Тогда займи его работой над скалой.
Чтоб до поры, когда его иссякнет время,
Напрасно бы он бил в скалы гранитной темя».
Вроде бы сказочный сюжет. Царь дает Ивану-дураку невыполнимое задание, которое тот должен выполнить, чтобы получить принцессу, хотя царь и не собирается Иванушке принцессу отдавать. В сказке Иванушка обязательно своего добьется. Но поэма Низами — не сказка. Пользуясь атрибутами сказки, гений разбивает ее, как птенец яичную скорлупу.
Шах зовет Ферхада к себе. И тут еще одна неожиданность: простолюдин не чувствует себя ниже шаха. Ни о каком золоте и речи быть не может: Ферхада нельзя купить за все сокровища шаха. Диалог шаха с соперником — столкновение Мастера и самодержавного властителя.
Один бессилен, но несгибаем, потому что он — Мастер. Второй всесилен и беспомощен, потому что он может только купить, только убить, но не может сломить.
— Ты кто? Тут все я знаю лица, — спрашивает Хосров, отлично осведомленный о том, кто и почему приведен к нему. Но ведь нужно утвердиться. Нужно унизить собеседника.
И Ферхад отвечает:
— Мой край далек, и Дружба — в нем столица.
— Чем торг ведут, зайдя в такую даль? — задает новый вопрос Хосров.
— Сдают сердца, взамен берут печаль.
Диалог продолжается.
— Сдавать сердца — невыгодный обычай.
— В краю любви не каждые с добычей.
— Ты сердцем яр. Опомниться спеши.
— Разгневан ты, я ж молвил — от души.
— В любви к Ширин тебе какая радость?
— Сладчайшая в душе влюбленной — сладость.
— Ты зришь ее всю ночь, как небосклон?
— Когда усну. Но недоступен сон.
— Когда гореть не станешь страстью злою?
— Когда усну, прикрыв себя землею.
Хосров, сначала насмешливый и снисходительный, как бы начинает мерить себя по любви Ферхада. И чем дальше идет разговор, тем яснее поражение Хосрова.
— Коль «все отдай» она промолвит строго? — спрашивает Хосров, который пока что ничем не пожертвовал ради любви.
Ответ откровенен до предела:
— Я с воплями прошу об этом бога.
— Коль вымолвит: «Где ж голова твоя?»
— То сей заем вмиг с шеи сброшу я.
— Любовь к Ширин исторгни ты из тела!
— О, чья б душа погаснуть захотела!
На каком-то этапе разговора Хосров вдруг начинает сочувствовать сопернику. Он уже не издевается и даже не любопытствует. Он растерян.
— Ей сердце дал, хоть душу сбереги, — Хосров почти просит.
— Томлюсь. Душа и сердце — не враги, — отвечает Ферхад.
— Чего-нибудь страшишься в этой муке?
— Лишь тягости мучительной разлуки.
— Хотел бы ты наложницу? Ответь.
— Хотел бы я и жизни не иметь.
Хватит. Хосрову этот разговор неприятен. Он вынес свой приговор Ферхаду. Ему ужасна мысль о том, что есть любовь, перед которой его чувство кажется ничтожным.
— Она — моя, забудь, что в ней услада.
— Забвения не стало для Ферхада.
— Коль встречусь с ней, что скажешь мне — врагу?
— Небесный свод я вздохом подожгу.
Хосров понимает, что золото здесь не поможет.
И тогда он решает использовать, так сказать, запасной вариант.
Он говорит сопернику:
«Мы ищем путь прямой, удобный для дороги.
Нам трудно обходить окрестных гор отроги.
Ты в каменной горе пророй просторный путь,
Ведь он послужит мне, об этом не забудь.
Никто бы не сумел за это взяться дело,
Лишь знание твое его бы одолело».
Богатырь согласен убрать преграду, но лишь при одном условии:
