Война с Литвой привела Василия Иоанновича к оживленным сношениям с магистром Немецкого ордена маркграфом Альбрехтом; как мы видели, он хотел воевать с дядей своим Сигизмундом и сдерживал ненависть против нас подчиненного ему Ливонского ордена, магистр которого, известный нам Плеттенберг, воевал с войсками Иоанна III и сознавал, какую страшную опасность представляет для его владений усиление Москвы, где русские люди громко выражали, что город Рига построен на их земле.
Иначе смотрел на Москву Альбрехт Прусский и смиренно бил челом чрез послов Василию Иоанновичу: «Чтобы великий государь меня жаловал и берег и учинил меня с собой в союзе». По договору, заключенному в Москве в 1517 году, Альбрехт должен был выставить 10 000 пехотинцев и 2000 всадников, за что просил от нас на содержание ежемесячно 60 000 немецких золотых, кроме того, что понадобится на артиллерию («что пристроить к хитрецам и пушкам»). Василий на эти условия согласился, но добавил, что деньги будут выданы тогда, когда немцы начнут войну и вторгнутся в польские владения.
Пока Альбрехт готовился к войне, другой союзник Москвы, германский император Максимилиан I, выступил в 1517 году уже посредником о мире. Мы видели, что перед началом войны с Литвой благодаря усилиям Глинского был заключен союзный договор между Василием Иоанновичем и Максимилианом против Сигизмунда, так как Максимилиан решил искать венгерско-чешской короны под братом Сигизмунда Владиславом и его сыном. Для заключения этого договора в 1514 году прибыл в Москву императорский посол Георгий Шницен-Памер, а с ним обратно в Вену отбыли из Москвы грек Димитрий Ласкирев и дьяк Елеазар Суков. Максимилиан крайне радушно принял русских послов и 4 августа 1514 года собственноручной подписью и золотой печатью утвердил договор с Москвой для совместных действий против Сигизмунда; в этом договоре он называл Василия императором, на что, между прочим, впоследствии и ссылался Петр Великий, принимая наименование императора.
Ф. Солнцев. Налучье и колчан
Германский император Максимилиан I
Ратной помощи, однако, Москве Максимилиан не оказал, а только возбуждал против поляков других их врагов, почему Сигизмунд и стал искать с ним примирения; при этом посредником в этом деле явился брат Сигизмунда венгерско-чешский король Владислав, так как в 1515 году решено было, что Владислав обручит своего 10-летнего сына Людвига с внучкой Максимилиана Марией, а свою 13-летнюю дочь Анну – сразу с обоими внуками того же Максимилиана – Карлом и Фердинандом, с тем чтобы впоследствии окончательно решить, кто из них будет ее мужем. Эта ловкая политика Максимилиана приготовила в будущем переход Венгрии и Чехии в руки его потомков – в немецкий род Габсбургов, из коего он сам происходил.
В следующем 1516 году Владислав Чешско-Венгерский умер, и Максимилиан, оставаясь союзником Москвы, уже сообща заведовал со своим врагом Сигизмунд ом опекою над малолетним Людвигом, сыном покойного Владислава; скоро после этого Сигизмунд, при посредстве того же Максимилиана, стал свататься к его внучке – принцессе Боне из дома миланского герцога Сфорца, а затем и женился на ней.
При таких обстоятельствах Максимилиан из союзника Москвы решил стать посредником для заключения мира между ней и Сигизмундом, за которого он уже готов был, по собственному выражению, «идти и в рай, и в ад». С целью этого посредничества в начале 1517 года он отправил чрезвычайное посольство в Москву во главе с родовитым и ученым немцем, знавшим славянский язык, бароном Сигизмундом Герберштейном, оставившим весьма любопытные, хотя и недоброжелательные по отношению нас «Записки о Московитских делах».
Василий Иоаннович знал, разумеется, о двусмысленном поведении своего союзника Максимилиана и, конечно, не мог быть им доволен, но посла его принял с отменной учтивостью и торжественностью, как это было принято в подобных случаях.
Зигмунд Герберштейн – австрийский дипломат, барон, путешественник
Герберштейн прибыл в Москву 18 апреля 1517 года и через три дня представил государю свои верительные грамоты, после чего был приглашен к его столу и щедро одарен. Посольство помещалось в доме князя Ряполовского, куда доставляли все нужные припасы в изобилии, но особые пристава были назначены, чтобы следить за всеми действиями посла и его спутников. Переговоры велись при посредстве бояр и грека Юрия Малого Траханиота, которого государь очень ценил за его большой ум и опытность в делах.
Герберштейн не сразу приступил к цели своего посольства, а начал издалека; в длинной и вычурной речи он восхвалял блага мира, говорил, что надо всем христианским государям соединиться, дабы бороться с турками, которые отобрали уже у египетского султана Иерусалим, а затем подробно рассказал про могущество и родственные связи Максимилиана.
Великий князь через бояр отвечал ему, что готов заключить мир с Сигизмундом, если последний пришлет ему своих послов. На это Герберштейн предложил, чтобы послы обеих сторон съехались на границе или, так как там города выжжены, то в Риге. Но в Москве, как мы знаем, крепко держались старины и послу императора ответили, что раз прежде польские послы приезжали за миром в Москву, то и теперь они должны приехать сюда же, и что от этого обычая Москва не отступит. Многоглаголивый Герберштейн долго на это не соглашался и в длиннейшей речи настаивал, чтобы съезд послов был непременно на границе, причем приводил примеры из жизни Александра Македонского и других древних царей. Однако все примеры не помогли. Василий неуклонно стоял на своем: «Нам своих послов на границу и никуда в другое место посылать не пригоже, а захочет Сигизмунд король мира, и он бы послал к нам своих послов, а прежних нам своих обычаев не рушить, как повелось от прародителей наших, как было при отце нашем и при нас; что нам Бог дал, мы того не хотим умалять, а с Божиею волею хотим повышать, сколько нам милосердный Бог поможет. И нам своих послов на границы и никуда посылать не пригоже. А что польский король собрался с своим войском и стоит наготове, то и мы против своего недруга стоим наготове и дело свое с ним хотим делать, сколько нам Бог поможет».
Наконец в начале октября 1517 года Сигизмунд решил отправить своих послов маршалов Яна Щита и Богуша Боговитинова в Москву, но вместе с тем, чтобы произвести давление на Василия, он приказал Константину Острожскому осадить город Опочку.
Однако Сигизмунд ошибся. Известие о наступлении Острожского к Опочке в то именно время, когда литовские послы подъезжали к Москве, тогда как до этого Сигизмунд в течение трех лет после Оршинскои битвы не вел никаких военных действий против Москвы, ясно показывало Василию, что наступление Острожского имеет исключительной целью произвести на нас давление. И вот вместо того чтобы сделаться более уступчивым, Василий вовсе не разрешил литовским послам въехать в Москву, причем Герберштейну было объявлено, что они останутся в подмосковной слободе Дорогомилове до тех пор, пока великокняжеские воеводы «не переведаются» с Острожским у Опочки.
Последний две недели громил с нанятыми чешскими и немецкими пушками эту ничтожную крепость, наместником в которой сидел доблестный Василий Салтыков. «Стены падали, – говорит Н.М. Карамзин, – но Салтыков, воины его и граждане не ослабели во бодрой защите, отразили приступ, убили множество людей и воеводу Сокола, отняв у него знамя». А между тем к Опочке, пылая жаждою наказать Острожского за его измену и за Оршинское поражение, быстро шли с разных сторон московские полки и в трех местах нанесли поражение литовцам; кроме того, наш воевода Иван Ляцкий разбил отряд, шедший на соединение с Острожским, и отнял у него все пушки с обозом. При этих обстоятельствах Острожский решил снять осаду Опочки и вернулся домой, а Василий разрешил Сигизмундовым послам въехать в Москву и устроил им самый торжественный прием. «Король предлагает нам мир и наступает войной, – сказал он, – теперь мы с ним управились и можем выслушать мирные слова его».
План Москвы в 1520-х годах С. Герберштейна
Переговоры начались в ноябре 1517 года. Московские бояре потребовали у послов Сигизмунда вернуть прародительские отчины их государя – Киев, Полоцк, Витебск и другие города, которые король «держит за собой неправдою», и это требование с той поры предъявлялось нами постоянно при всех переговорах с Литвой; оно показывает, с какой неуклонной настойчивостью шли московские государи к достижению своей заветной цели – собрать воедино Русскую землю.
Вместе с тем наши бояре требовали казни всех тех панов, которые были непочтительны к покойной королеве Елене Иоанновне и причастны к ее смерти. Литовские послы, со своей стороны, потребовали сначала половины Новгородской земли, Твери, Вязьмы, Дорогобужа, Путивля и всей Северской стороны.
