Вероятно, тот же Яков Дюваль, уже став к тому времени Собственным ювелиром Павла I, помог своей августейшей патронессе в создании прибора для причастия, пожалованного храму Св. Александра Невского в столичном Смольном монастыре. На сей раз эмалевую иконку Христа Вседержителя, окруженную сверкающим бриллиантовым ободком, дополняет рамка из унизанных такими же алмазами ажурных фестонов. Очень нарядно и продуманно сочетается здесь золото чаши с прозрачной травянисто-зеленой эмалью, подчеркивая медовый цвет янтаря и белизну слоновой кости на ножке, на коей императрица не преминула выгравировать: «Мария. Дано 25 декабря 1798 года». До наших дней дошел в пару к этому потиру еще дискос слоновой кости[291]. Однако в буре революций пропала из церкви Смольного резная костяная икона работы покровительницы Института благородных девиц: институтки могли в четырехугольной раме созерцать Пречистую Богородицу с предстоящими архангелами Гавриилом и Михаилом, а также расположившихся под ними святых Александра Невского, Елизаветы, Марии Магдалины, Константина, Анны и Николая, соименных членам царской семьи.
А 15 сентября 1811 года, в юбилей 10-летия коронации Александра I, в столице прошло в присутствии всей августейшей фамилии торжественное освящение выстроенной по проекту Андрея Никифоровича Воронихина церкви Казанской Божией Матери. Современник торжества вспоминал: «Начиная от Зимнего дворца до самого нового собора стояли в параде войска; все дома и улицы наполнены были народом, к чему благоприятствовала также прекрасная погода», а «крестный ход был самый величественный», причем в этот же день от императрицы Марии Феодоровны был «прислан в дар собственных трудов Священный сосуд, со всеми к нему принадлежностями, сделанный частию из кости и янтаря, частию же из дорогих металлов»[292]. Если золотая чаша потира блистала алмазами и рубинами, то выточенная из мамонтовой кости ножка поражала аккуратностью работы на токарном станке. Основание ножки укреплял золотой круг, а в центре стояна красовался круглый граненый янтарь. Шар из янтаря увенчивал золотую звездицу, а дискос, на который она ставилась при священном ритуале литургии, восхищал великолепной резьбой по кости[293].
Франсуа Дюваль, подавший счет только 24 сентября, перечислил, что на исполнение предметов литургического прибора, сделанного по заказу матери Александра I, пошло 184 золотника (= 785 г) золота 80-й пробы и 162 (= 691 г) 72-й. Сама работа вместе с угаром была оценена мастером в 3200 рублей при стоимости благородного металла в 4255 рублей. На обрамление четырех эмалевых образков ювелир использовал 491 казенный алмаз огранки «розой», но зато за вставку драгоценных диамантов в серебро запросил 350 рублей[294].
Драгоценные уборы самой младшей сестры Александра I
Последними работами Франсуа Дюваля становятся драгоценные украшения для великой княжны Анны Павловны, выходившей в начале 1816 года замуж за принца Вильгельма Нидерландского. Уже более десяти лет штатный ювелир Двора вдовствующей императрицы создавал бриллиантовые парюры для ее младшей дочери. В самый ранний убор с сапфирами входили головная повязка, пара серег, обвивающее шею колье с триадой синих яхонтов, непременная пара браслетов с крупным лазоревым камнем в застежках и модная цепь. Затем последовали гарнитуры с аметистами, жемчугами, изумрудами и рубинами. Самым ослепительным стал бриллиантовый убор. Он состоял из больших диадемы и гребня, дополненных «ветвью» для украшения прически. «Франж»-бахрома была предназначена обвивать шею, тяжелые серьги – сверкать в ушах, с плеч должна была красиво и элегантно свисать большая цепь-«сотуар», а для дополнения парадного платья был исполнен «галун с узорами а-ла грек», то есть в виде античных меандров. Русская принцесса могла воспользоваться и другой цепью, восемьсот шестнадцать звеньев коей представляли собой отдельные шатоны-«касты с бриллиантами разной величины», а на шею надеть «нитку» из тридцати больших солитеров. Заботливый брат-император позаботился и о другой, самого модного рисунка диадеме «о восьми колосьях»[295].
Сверх этих парюр, вошедших в приданое великой княжны, Александр I пожаловал любезнейшей сестре на помолвку с нареченным медальон со своим портретом, прикрытым плоским портретным алмазом, а в день свадьбы – еще восхитительную цепь с аметистами, стоившую 77 600 рублей. Не отстала от сына и августейшая маменька. По ее повелению Франсуа Дюваль выполнил небольшой гарнитур с камеями в алмазном обрамлении, причем из сей парюры императрица сначала презентовала дочери на обручение диадему и серьги, а затем на свадьбу вручила и цепь из гемм[296].
А. Филиппен Дюваль продолжает семейное дело
Какое-то время после возвращения Франсуа Дюваля на родину дела мастерской «Братья Дюваль» курировал племянник Жан Сеген. Именно он представил в апреле 1817 года новоиспеченной наследной принцессе Нидерландской затребованные вещи из запасов работ дядюшки-ювелира: несколько перстней и фермуаров с аметистами и топазами, чтобы Анна Павловна могла жаловать их своим придворным. Один из этих фермуаров представлял собой две скрещенные стрелы, а в месте их соединения искрился великолепный гиацинт. Любопытно, что название камня по-французски было (в отличие от общепринятого Hyacinthe) написано как «Jacinthe»[297].
Однако вскоре в Северную Пальмиру приехал кузен сыновей Луи-Давида Дюваля, А. Филиппен Дюваль. Теперь он становился главой семейного дела в Петербурге, а заодно и придворным ювелиром императрицы Марии Феодоровны. К сожалению, о нем пока почти ничего неизвестно, хотя, несомненно, вице-консул Швейцарского Союза не мог быть заурядной личностью. В начале 1830-х годов А. Филиппен Дюваль приобрел на Каменном острове участок возле Большого канала, граничивший с дачей Мордвиновых, а уже в мае 1832 года просил у придворной конторы дозволения построить дачу со службами, ибо существовавший небольшой дом пришел в ветхость. Представленный «рисунок фасадам» понравился владельцу Каменного острова, великому князю Михаилу Павловичу, и дом, строившийся по проекту столичного архитектора Поля Жако, был готов уже в 1834 году Деревянное одноэтажное здание стояло на высоком цоколе. С восточной стороны оно выглядело совсем просто, напоминая русскую избу с одним окном в центре. Зато расположенный с противоположной стороны вход украшали две коринфские колонны, а главный фасад радовал взоры не только пятью большими прямоугольными окнами, но и портиком, поддерживаемым пятью колоннами того же ордера.
Небольшая задержка вышла с перестройкой сарая, поскольку эскиз сего служебного строения совершенно не удовлетворил брата Николая I, ревниво относившегося к красоте принадлежавших ему мест, и его императорскому высочеству благоугодно было приказать избрать другой фасад «покрасивее и лучшей наружности».
Дачу, некогда принадлежавшую А. Филиппену Дювалю, архитектор Юлий Юльевич Бенуа перестроил в 1879–1880 годах в двухэтажный особняк с террасой и трельяжной беседкой, увитой зеленью плюща, но это романтичное творение безжалостно снесли еще в 1919–1920 годах[298].
А. Филиппену Дювалю работы хватало. В феврале 1818 года великий князь Михаил Павлович отправлялся для завершения образования в путешествие по России. Но в дороге ему могли потребоваться всевозможные драгоценные вещи для пожалований. Поэтому по повелению заботливой августейшей маменьки месяцем раньше ее штатному ювелиру дали для образца список предметов, взятых два года назад для аналогичной поездки по странам Западной Европы великого князя Николая Павловича, а заодно перечень подарков по случаю разрешения от бремени императрицы Елизаветы Алексеевны. Вдова Павла I выбрала на сей раз из представленных четырнадцать перстней, три золотых табакерки и пять карманных часов с цепочками, стоимостью от 180 до 1440 рублей. В описи выбранных для грядущих подарков вещей один из сопровождающих высокородного путешественника аккуратно помечал, кому и за что доставалась какая-либо вещь. Забавно читать, как перстень с гиацинтом в 710 рублей великий князь пожаловал «в Туле коллежскому советнику Ардину, приставленному от дворянства для угощения», а вот «в Тамбове дворянину Жукову», исполнявшему те же обязанности, дал кольцо с топазом ценой лишь в 410 рублей. «Порфирородный» отпрыск императорской фамилии вручил перстень с аметистом «Курскому мещанину Ивану Вязьмитинову за поднесение медалей и монет», а землемеру Томарову – золотую табакерку «за поднесение плана Курской губернии». Самые дешевые часы с цепочкой достались «Нижегородскому мещанину Свешникову на крестинах сына, родившегося в день приезда великого князя». Одну из табакерок и самый дорогой перстень с топазом так никому и не вручили[299].
