Портит это предположение, однако, имя Сунильды.
Множество исследователей сводят это имя к германской основе —
— swan-s — «лебедь».
Небесперспективная идея, тем более что Сванильды нам из германского ономастикона известны. Правда, это требует еще —
— hild-i — «борьба, битва».
Так что Лебедь — вполне подходящий вариант. Как и то объяснение, что взятая замуж за гота, возможно, в рамках мирного договора после завоевания, девушка получила в готской среде германский аналог своего имени.
И можно представить себе эту картину, как выводят ее, бывшую лесную принцессу, из сруба ямного, тюремного, как ведут ее, раздетую, на глазах сотен глаз, как бьется она в руках дюжих палачей, вдруг осознав невозможное — что вот ее, ее, ЕЁ! сейчас убьют! Убьют мучительно, убьют позорно, убьют ни за что! Всего за несколько минут телесного счастья!
И как надеется она на изменение решения, на помилование…
Но ее привязывают за руки, за ноги к четырем коням, и столетний злыдень, колдун, — Кощей! — роняет руку с белым платочком…
Впрочем, все равно это не принципиально. В любом случае германский эпос принципиально неисторичен. Даже записанный историком почти что по свежим следам. И потому могло быть все. В том числе и — не быть. То есть не быть и самой радикально наказанной за супружескую измену дамы. И ее братьев. И росомонов. А остался просто пересказ какой-то мифа. Например, о жене бога Вотана (он же Один) Фригг, которую кое-кто упрекал в сожительстве с… братьями ее супруга.
Так что эта история с точки зрения науки ничего важного нам дать не может. И пересказал я ее сам не знаю зачем. Может быть, хотел показать, что в истории есть не одни лишь археологические культуры, а живые, чувствующие, любящие и страдающие люди.
Или просто донесся до нас отзвук какой-то красивой легенды. Шелест тайны, вздох печали… Где была и измена, и правда, и лебединая верность. И неверность. И месть.
И солнышко, которое навеки погасло для неверной супруги.
И для всей готской державы.
ИТАК:
IV век. Готы под предводительством короля Германариха начинают войну против неких венедов. Судя по отмечаемом археологией ходу развития киевской культуры, этими венедами могло быть именно ее население, «овенедившееся» в ходе притока родичей из северных лесов. То есть в киевской культуре снова распространяется маркер R1a1. Германариху удалось покорить «киевцев»-венедов, включить их в свою державу. Однако есть основания думать, что радости такая инкорпорация венедам не принесла (см. рис. 26).
Рис. 26. Генеалогическое древо
Вообще-то говоря, гунны напали не вдруг.
Просто однажды на готских границах появились люди самого не внушающего доверия вида:
— их образ пугал своей чернотой, походя не на лицо, а, если можно так сказать, на безобразный комок с дырами вместо глаз. Их свирепая наружность выдает жестокость их духа: они зверствуют даже над потомством своим с первого дня рождения. Детям мужского пола они рассекают щеки железом, чтобы, раньше чем воспринять питание молоком, попробовали они испытание раной. Поэтому они стареют безбородыми, а в юношестве лишены красоты, так как лицо, изборожденное железом, из-за рубцов теряет своевременное украшение волосами… [150]
Биография их тоже на близкое знакомство не вдохновляла:
Когда их, бродящих по бесплодным пространствам, увидели нечистые духи, то в их объятиях соитием смешались с ними и произвели то свирепейшее племя, которое жило сначала среди болот, — малорослое, отвратительное и сухопарое, понятное как некий род людей только лишь в том смысле, что обнаруживало подобие человеческой речи. [150]
Цели пришельцев были под стать их внешности:
этот свирепый род… стал тревожить покой соседних племен коварством и грабежами.
Избытком гуманизма интервенты не страдали (впрочем, если вспомнить прибытие сюда же готов, то горькие упреки замирают на устах):
Всех скифов, забранных еще при вступлении, они принесли в жертву победе, а остальных, покоренных, подчинили себе.
Сражение гуннов с аланами. Художник Й.-Н. Гайгер
Впрочем, поначалу гунны словно бы прощупывали обстановку и в глубь Готии далеко не заходили. Но давление было постоянным и жестоким:
аланов, хотя и равных им в бою, но отличных от них человечностью, образом жизни и наружным видом, они также подчинили себе, обессилив частыми стычками. Может быть, они побеждали их не столько войной, сколько внушая величайший ужас своим страшным видом; они обращали их в бегство…
В этих условиях и —
— Германарих, король готов, хотя, как мы сообщили выше, и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов.
Призадумаешься тут… Правда, как мы знаем, он болел после почти удавшегося покушения венедских (возможно) террористов. Тем не менее у королей — свои долги. Дважды он выходил на битву с гуннами и дважды был разбит. После чего, как утверждают, от горя закололся.
Или от мужества.
А гунны разлились по Готии пожаром. Как писал Марцеллин, —
— люди неизвестной расы, пришедшие издалека с востока, двигались как лавина и крушили все, что встречали на своем пути.
Начиная с этого 373 года в течение буквально пары лет многие черняховские поселения полностью исчезают. Погребений на них тоже больше не производится — никто не вернулся закопать своих мертвых. Археологи находят следы разрушений в поселениях всего черняховского региона, в степи и на части лесостепной зоны. Свидетельств торговых отношений с югом больше нет. Центры ремесел и производств уничтожены.
К 375 году гунны заняли всю территорию между Доном и Дунаем. Последующие 80 лет характеризуются —
— значительным запустением территорий Северного Причерноморья и лесостепного Поднепровья, в частности.
Осада города гуннами. Средневековая миниатюра
После опустошения Причерноморья полчища их надвинулись на Придунавье, достигнув пушты — равнины, прилегающей к реке Тиссе. Здесь номады обнаружили идеальные условия для кочевой жизни. На равнине, где, как пишет византийский историк Приск, «не было ни камня, ни дерева», Аттила устроил свою резиденцию, поселение из множества круглых деревянных домов с крышами из холста. Отсюда гунны совершали набеги на весь бассейн Дуная и Иллирию.
В результате этого нападения готы и часть сохранивших с ними союз алан уходят на Дунай и становятся фактом уже западноевропейской истории.
Часть же их запряталась в горах Крыма. Степняки скакать на своих лошадках по кручам, понятное дело, не умели. А те небольшие экспедиции, что они в состоянии были бы выставить, без большого труда должны были парироваться готами. Достаточно разок на Мангуп сходить, чтобы понять, насколько нечего делать здесь степным кочевникам.
Здесь, в Крыму, тогда и появилась так называемая «страна Дори». О ней рассказывает Прокопий Кесарийский:
Здесь же, на этом побережье, есть страна Дори, где с древних времен живут готы, которые не последовали за Теодорихом, направлявшимся в Италию. Они добровольно остались здесь и в мое еще время были в союзе с римлянами. Они достигают численностью населения до трех тысяч бойцов, в военном деле они превосходны, и в земледелии, которым они занимаются собственными руками, они достаточно искусны… и еще… эти люди не терпят быть заключенными в каких бы то ни было стенах, но больше всего любили они жить всегда в полях.
Вторжение гуннов
Тут-то, видимо, и жили те готские девы, что еще в XII веке будут радоваться:
Се бо готскія
красныя
дѣвы
въспѣша на брезѣ
синему морю,
звоня
рускымъ златомъ,
поютъ
время Бусово,
лелѣютъ
месть Шароканю.
Речь идет, как полагают, о местности вокруг крепости Дорос, которая позже была центром епархии Готия. И возможно, это тот самый Мангуп, лишь в пример приведенный, и был:
Ученые локализуют Дорос на Мангупе, где А. Г. Герценом обнаружена система укреплений времен императора Юстиниана (VI в. н. э.). Кроме того, археологами собраны на Мангупе материалы позднеримского и раннесредневекового времени, в том числе поселения III–IV, V–VIII вв., остатки жилых сооружений, могильник, остатки вырубленных в скале склепов этого времени. Это дает ученым основание предположить, что Дори был не только политическим центром, но и огромным убежищем для готского народа. [180]
