Фамилия Магеллан (по-португальски Магальяйнш) была распространенной; у мореплавателя были тезки, носившие его имя и фамилию, а подчас служившие, как и он, в колониях. Это затруднило работу историкам, желавшим, в частности, выяснить, кто были родственники путешественника. Все же можно считать доказанным, что Фернан был сыном Руи Магеллана, одно время алкаидмора — коменданта приморской крепости Авейру, к югу от Порту. От брака Руи с Алдой де Москита родились, не считая Фернана, четверо детей. Об их жизни, как и о жизни их матери, ничего не известно.
У королевы Леоноры, жены Жуана II, Фернан Магеллан был пажом. Надо думать, ему приходилось сочетать обязанности пажа с учебой. Леонора не была бесцветной царствующей особой; покровительница религиозной литературы, отдававшая много сил благотворительности, она не могла оставить без внимания образование своих подопечных. Королева овдовела в 1495 г., и будущий мореплаватель, к тому времени повзрослев, должен был перейти на службу к Мануэлу. Обстановка при дворе изменилась, в частности, после того как новый король принял титулы властителя Гвинеи, Индии и т. д. Жуан II при всей его жестокости к высшей знати держал себя с прочими дворянами проще. Стиль мануэлино — сочетание готики с индийскими формами — возможно, был хорош и оригинален в искусстве. Но в реальной жизни манеры Мануэла были в чем-то заимствованы в восточных деспотиях. Парадность королевских выходов, подчеркнутое коленопреклонение перед монархом вряд ли воспринимались всеми с положенным смирением. В дальнейшем, после службы в колониях, Магеллан столкнулся с недоброжелательством Мануэла и нашел в себе силы не держаться за выгоды придворной жизни.
О внешнем облике Магеллана свидетельств современников не сохранилось. Но есть портреты и гравюры XVI в., а в испанских исторических сочинениях после его смерти было упомянуто, что мореплаватель был невысокого роста. В 1514 г. в бою против мавров Марокко он был ранен в ногу, после чего стал прихрамывать. На портретах и гравюрах XVI в. Магеллану можно дать подчас лет 35, подчас — 40 и более; он — брюнет с окладистой бородой, густыми бровями, крупными чертами широкого лица.[96]
Португальские историки в XVI в., да и позднее, обычно не жаловали мореплавателя после его разрыва с лиссабонским двором и писали о нем, как об изменнике, авантюристе и т. д. Но, осуждая его, те же историки сообщали, что он был храбр и упорен, добросовестно нес воинскую службу, много общался с кормчими, не жалел времени на изучение морских карт. По архивным данным, готовясь к экспедиции, в которой он погиб, Магеллан постоянно тратил собственное жалование на моряков, находившихся в стесненных условиях. Португальский представитель, посетивший его, чтобы отговорить от путешествия, застал Магеллана за обычной работой, которая никому не перепоручалась: он сам укладывал корзины, ящики с продуктами, всевозможное снаряжение для экспедиции. В завещании 1519 г., которое уже упоминалось, Магеллан выглядел как ревностный христианин. Он завещал часть имущества церкви, просил прямых наследников раздать немало денег нищим, дать свободу рабу, вывезенному из Малакки.
Будущему мореплавателю было около 18 лет, когда Васко да Гама открыл морской путь в Индию. По стопам Васко да Гамы шли одна за другой португальские экспедиции. В колониях дворянство обретало широкие возможности для своих амбиций, укрепления экономического положения. В 1505 г. пришло время Магеллану отправиться в страны Востока в эскадре вице-короля Ф. де Алмейды. Предстояло обеспечить новые доходы королю, построить новые форты и фактории. Лиссабон не жалел денег, тем более что это не были собранные по крохам налоги, а ссуды, охотно предоставленные коммерсантами и ростовщиками Европы под будущие доходы от португальских колоний. Крепости, выстроенные по берегам Западной и Восточной Африки, близ Аравии и в Индии, выглядели как памятники португальского государственного долга. Он состоял вначале из бонов, затем — из векселей, выданных в нидерландском Антверпене или кастильской Медина-дель-Кампо, городах, известных своими ярмарками, куда съезжались коммерсанты со всей Европы.
Для войн на Востоке были нужны солдаты, а особенно моряки. Рыбаков из прибрежных районов Португалии не хватало, и приходилось набирать людей из глубинных сельских местностей. Еще до отплытия эскадры Алмейды выяснилось, что не видавшие моря рулевые не понимали распоряжений своих кормчих. Для вчерашних крестьян один из капитанов вице-короля велел привязать к бортам пучки лука и чеснока. Команды стали понятны, когда вместо «право руля» кормчий приказывал «руль — чеснок» и т. п. Обучение русских солдат петровских времен по принципу «сено — солома» было вариантом подобных изобретений.
В дальнейшем Алмейда укрепил португальские военно-морские силы местными отрядами, набранными более всего из низших каст Малабарского берега и Гуджарата, из рабов, которых поставляли европейцам индийские раджи. Индию, как и многие другие колонии, завоевывали руками ее собственных жителей. В эскадре Алмейды рядом с Магелланом появились индийские солдаты и арабские моряки. Местные правители, выступавшие против португальцев, также набирали в свои войска иностранных наемников. Флотилии, которые противостояли португальцам, принадлежали арабам, издавна расселившимся на побережье Гуджарата и Малабара. В индийские армии нередко попадали дезертиры с европейских кораблей, португальские солдаты, недовольные службой: невыплатой жалования, конфликтами с офицерами. В морском бою при Диу (февраль 1509 г.), в котором участвовал Магеллан, на выручку индийцам пришел египетский флот. На его кораблях находились солдаты из Южной и Восточной Европы. Там были венецианцы, славяне (выходцы из Далмации), мамлюки (воины-рабы черкесского и вообще кавказского происхождения). Войсками Диу командовал Малик Айяз, русский раб, принявший ислам и мусульманское имя. В его войсках были «ренегаты»: португальцы, генуэзцы и т. д.
Хронисты, сообщая о военных делах Алмейды, поминали, главным образом, самого вице-короля и его ближайшее окружение, к которому не принадлежал Магеллан. Его имя впервые встречается у Г. Корреа в связи с боем при Каннануре (март 1506 г.) — одном из приморских городов Малабара. Но Корреа тут же отмечает, что Магеллан все время находился на кораблях Алмейды, вошедшего в Индийский океан.[97]
Алмейда открыл военные действия в Восточной Африке, захватив Килву, где местный шейх, натерпевшийся от Васко да Гамы, отказался явиться на португальский корабль. Слабо защищенный город был разрушен, шейха заменил более податливый араб, тот, который в свое время побывал в заложниках у Васко да Гамы. В городе появился португальский форт. Следующим противником стал правитель Момбасы, располагавший артиллерией, снятой с потерпевшего крушение португальского корабля. В бою Алмейда потерял несколько десятков человек убитыми и ранеными, но город был захвачен, ограблен и, конечно, обложен данью. Далее эскадра проследовала к берегам Индии. Там Алмейда начал строительство новых крепостей, не забывая расправляться с непокорными портовыми городами и охотиться за встречными арабскими кораблями. В 1506 г. Магеллан с частью эскадры вернулся в Африку. Там он участвовал в подавлении волнений, строил форт в Мозамбике, после чего вновь отправился в Индию, где, по сообщениям хронистов, был дважды ранен.
За два года Магеллан повидал немало, хотя для него и других португальцев прибрежные города Индии и Восточной Африки со значительным арабским населением не были совершенно новым миром. Их собственные города в Европе сохраняли черты арабского прошлого. Магеллан провел молодость в королевских замках, в том числе в крепости Св. Георгия — бывшей арабской крепости, резиденции королевы Леоноры и короля Мануэла. Недалеко от Южной Португалии, за Гибралтаром, лежало Марокко, где португальцы имели свои форпосты, включая Сеуту. Не исключено, что Магеллан мог там побывать до отплытия с Алмейдой, подобно другим дворянам, направлявшимся в Марокко для поддержки португальских гарнизонов.
Но Индия и страны Тропической Африки все же были другими. За пределами арабских островных городов, на восточноафриканских равнинах, простирались неведомые, слабо заселенные леса и саванны. Не тронутые частыми засухами, которые пришли туда в XX в., они изобиловали дичью, укрывавшейся в зарослях акаций, пальм, в степных травах и кустарниках. В саваннах встречались многочисленные стада слонов и державшихся вместе с ними антилоп, в лесах — обезьян, в том числе шимпанзе. Время от времени из глубинных областей на побережье океана прибывали невольники с рогатками на шее, носильщики со слоновыми бивнями под присмотром арабских и суахилийских воинов. О невольниках банту из Центральной Африки было мало что известно. Разве лишь то, что они были выходцами из племен, ведших между собой постоянные войны, после которых побежденных продавали за индийские ткани и безделушки. Близ восточноафриканских островов и на них многие местные жители были суахили. Они выращивали ямс и просо, изготовляли парусники для рыбной ловли в океане, выплавляли железо, охотились на львов и леопардов, которых, по их словам, при случае удавалось заговорить, чтобы они не нападали на людей.
