Это была хорошая грамота: по ней Новгород должен в благодарность только однажды собрать для Казимира черный бор, за что король обещал помогать Новгороду против Москвы. С этой вечевой грамотой к Казимиру отправилось новгородское посольство. А тем временем известие о посольстве достигло ушей Ивана Васильевича. Князь сделал вид, что ничего дурного новгородцы не совершили. Снова он отправил в Новгород своих послов все с теми же известными нам словами об отчине, о дедине, о Рюрике и прочем. О себе он скромно помянул, что никакого насилия над Новгородом не чинит, только вот переживает сильно, что плохо будет новгородцам под латинянами — ведь не пробовали они жить с иноверцами. Послал в Новгород свою грамоту и митрополит Филипп, в ней он увещевал горожан, что неправо они поступают, передаваясь литовскому королю от своего природного господина. Не забыл сказать, что это дурные люди распускают слухи, будто бы Иван Васильевич поднимает Псков против Новгорода, врут они. «Не соблазняйтесь же, дети, — добавлял он, — Бога бойтесь, а князя чтите». Послание было длинное, елейное, когда оно было зачитано, то богатые бояре и купцы растрогались, плакали, зато народ принял это увещевание в штыки. Тут московский летописец сваливает это народное непонимание момента снова на Марфу Борецкую, которая послание расшифровала так, что всем стало понятно, чего ожидать после челобитья Москве. Народ шумел и возмущался, пришлось посольству от князя и митрополита возвращаться в Первопрестольную с позором. На самом деле новгородцам отступать было уже поздно: к королю уже послали, если теперь принять сторону Москвы, будет лишь хуже.
Иван же Васильевич, получив пренеприятнейшее известие, созвал своих бояр, мать, митрополита и с видимой печалью провозгласил, что сделал он для Новгорода все, что мог. После этого малого совета был созван и большой — всекняжеский, на котором Иван Васильевич повторил ту же самую процедуру. Он даже еще раз отправил в Новгород своего посла со словами: «Не отступай же, отчина моя, от православия!» Митрополит тоже отправил послание, в нем между тем говорилось об опасностях перемены отечества и веры. Страшилка была полнейшая. На беду, дела заставили литовского князя выехать из Новгорода, так что момент для зачтения этого убеждающего в ужасах латинизма письма был выбран очень удачно. С большим трудом литовской партии удалось убедить сограждан не изменять выбранному пути.
А в Москве князь собрал снова епископов, бояр и воевод. Теперь он без жеманства объявил, что Новгород пошел против Москвы, следовательно, ничего не остается, кроме как пойти против Новгорода войной. Оскорблены новгородским отложением оказались все, так что никого убеждать в пользе наказания Новгорода не пришлось. Выбирали только время: если летом идти (а было лето), так осаду трудно держать, от воды горожан никак не отрежешь, а ждать зимы — долго будет. Боялись, что на помощь новгородцам придет король. Поэтому стали спешно собирать войска. А в Новгород послали с объявлением войны, о том же известили и псковичей. Приехал посол и стал звать псковичей влиться в московское войско, те обещали, но не раньше, чем сам князь войдет в новгородские пределы. Новгородцы тоже отправили посольство звать псковичей отложиться от Москвы и стоять вместе за обе республики. Новгородское посольство, во-первых, прибыло позже московского, во-вторых, Псков оскорбила форма посольства — прислали обычного Подвойского, а не боярина, как поступали в случае, если посылали из Новгорода в его пригород. Это была еще одна роковая ошибка. Псковичи выбор сделали. Не в пользу Новгорода.
1471 год Поход Ивана III на Новгород
А в самом городе ожидали начала военных действий. Тут еще пришел в Новгород старец Зосима, который хлопотал об отдаче Соловецких островов монастырю, чему новгородцы сопротивлялись. Зосима, поняв, что обители ничего не светит, взялся пророчествовать, что скоро грядут дурные времена для Новгорода, перепугал этими пророчествами всех и в конце концов добился островов. Но, приглашенный на пир к Марфе Борецкой, он, помня ее нежелание дарить острова, во время этого пира вдруг поглядел на сидящих против него бояр, возвел очи горе и руки к потолку и заплакал, а в ответ на расспросы «что случилось» произнес вещие слова: «Я видел бояр, что сидели за столом, на них голов не было». Потом вдруг разразилась буря и сломала крест на соборе Святой Софии, на двух гробах новгородских архиепископов неожиданно выступила кровь, заплакали в храмах настоящими слезами сразу две иконы — Богородица и Николай Чудотворец, а на одной из улиц с верхушек деревьев вдруг хлынула вода. Знамения были кошмарными.
Но Иван Васильевич начал совсем не с Новгорода. Сначала он отправил войска в двинские новгородские колонии, там уже давно велась подрывная работа против города. Колонии и должны были дать дополнительные военные силы. К этому удалось легко склонить Вятку и Вологду. Новгородцам пришлось срочно отправить часть своего войска в Заволочье. Между тем с перерывом в шесть дней из Москвы выступило два московских отряда: один должен был обойти Новгород с тыла, другой — на Волок, чтобы затем остановиться на Мете. С русскими войсками шли монголы. Пскову было тоже приказано выступать. Аналогичный приказ поступил и в Тверь: тверичи должны были взять Торжок. Всем войскам дали указание жечь без жалости все новгородские посады. Отправив, таким образом, передовые силы, Иван Васильевич выступил, наконец, со своим войском. С ним шли подручные князья и новое приобретение — касимовские и мещерские татары.
1471 год Выступление 10-тысячного отряда князя Холмского и Федора Давыдовича Пестрого-Стародубского на Новгород
1471 год Выступление главных сил из Москвы через Тверь и Торжок к южному берегу оз. Ильмень
«Теперь, — с горечью говорит Костомаров, — иноплеменные поселенцы Русской земли, они платили верною службою московскому самовластию за раболепство ханам предков московского государя». Перед отбытием князь обошел все московские храмы, приложился ко всем иконам, без отдыха молился и поклонялся гробам своих предков. В конце концов он добрался до митрополита и получил благословение на брань с новгородцами. Не понимающим этого похода на север жителям северовостока с амвона объяснялось, что идет Иван Васильевич «не яко на христиан, а яко на иноязычников и на отступников православия». С собой в войско он взял архиепископского дьяка, славящегося хорошим книжным словом, чтобы этим книжным словом и пригвоздить новгородских послов. Сначала войско пришло в Волок, затем в Торжок, силы соединились с поджидавшими там отрядами, и князь велел идти войскам к Новгороду разными дорогами, чтобы обступить его со всех сторон. Дал и ценное указание: «Жгите, убивайте, в плен людей загоняйте».
Формирование войска в Новгороде проходило с большими сложностями. Новгородцы воевать давно уже разучились. Последние их крупные походы с ополчением относились к давно миновавшей эпохе. Так что в войско сначала зазывали, а потом стали загонять. Феофила все еще мучила совесть, так что свой конный отряд он в битву послал, но посоветовал уклоняться от битвы с московским князем, бить только псковичей. Передовой отряд новгородцев пошел на Русу — не посуху, по воде, то есть поплыл. Окрестности Русы были уже опустошены московским войском. «Видимая была благодать над Иваном Васильевичем, — говорила об этом лете Московская летопись, — земля Новгородская обыкновенно летом наводняется, так что никакой рати пройти невозможно, и они — окаянные изменники — жили себе безопасно от войны от весны до зимы, не чаяли они себе нашествия, а тут, на пагубу их Новгородской земле, ни капли дождя не было все лето — с мая до сентября, жары были постоянные, болота высохли, и рать московская всюду гонялась за жителями и карала их за неправду».
Новгородцы слегка опоздали: когда они высадились у Русы, пригорода больше не было. Новгородцы добрались до Коростыня, думали опередить врага, но попали в засаду. Пехота изнемогала и просила помощи у конницы, но это была та самая конница Феофила, которой было приказано драться только с псковичами. Конница отказалась помочь пехоте. Новгородцы были разбиты. Московские воеводы приказали ловить защитников города и отрезать им губы и носы. Обезображенными, их специально отпускали на свободу, чтобы достигли Новгорода и устрашили всех своим видом, наводя в городе трепет и страх. Хотя конный отряд и отказался сражаться с москвичами, видимо, москвичи не отказались его уничтожить, потому что после этого избиения новгородцев тут же снарядили одного боярина в
Псков с 300 лошадями, чтобы их там продать и показать одновременно плоды этой победы. Боярин со своим отрядом прибыл в Псков, но оказалось, что ополчение не собрано, Псков медлил, ожидая посольство от великого князя. Когда явился этот московский посол, только тогда псковичи выступили на соединение. Этот псковский отряд стал жечь ближние новгородские пригороды, дошел до Вышгорода, защитники же спрятались за стенами и держали оборону. В конце концов они стали изнемогать, тогда вышгородский воевода вывел защитников из стен пригорода с крестами и просил о милости, объясняя, что если и есть псковичам какая обида, то знают об этом лишь московский государь да новгородский князь, на том они Животворящий Крест псковичам целуют. Те посовещались и отпустили вышгородцев, впрочем отправившись тут же жечь другие пригороды.
