святых; но тот не соглашался. «Не дерзну переносить их с места на место», — говорил великий князь. Только после смерти его, когда на киевском столе сел Владимир Мономах, совершилось третье торжественное перенесение святых мощей, в 1115 году 2 мая. На это торжество собрались в Вышгород великий князь Владимир с сыновьями и Святославичи, Давид и Олег, также с сыновьями и боярами. Митрополитом Киевским был тогда Никифор; из других городов прибыли епископы Феоктист Черниговский, Лазарь Переяславский, Мина Полоцкий и Даниил Юрьевский; между игуменами Киевскими первое место занимали Прохор Печерский и Сильвестр Выдубецкий (наш первый летописец).
Сначала освятили новую церковь, и затем был веселый пир, устроенный Олегом Святославичем. А на следующий день приступили к перенесению гробниц. Прежде возложили на сани Борисову и повлекли их за веревки. Вышгород наполнен был великим множеством народа, стекшегося сюда даже из отдаленных областей; не только площади, но и все стены городские были покрыты людьми. На пути торжественного шествия устроен был с обеих сторон забор, или решетка; но от напора толпы она поломалась. Произошла такая давка, что духовенство, князья и бояре не могли почти двигаться с гробницей. Тогда Владимир велел разрезать куски греческих паволок и бросать их народу вместе с платьем, беличьими мехами и серебряными деньгами. Часть толпы отхлынула, так что можно было провезти раку Бориса. Таким же способом провезли и раку Глеба; причем его тяжелый саркофаг опять остановился было на дороге, и от усилий народа полопались веревки, привязанные к саням. По поводу этого перенесения мощей вышел спор у Владимира Мономаха с Давидом и Олегом Святославичами. Первый хотел поместить гробницы посреди храма и соорудить над ними серебряный шатер; он, конечно, имел в виду пример своего великого прадеда, которого рака вместе с гробницею его супруги Анны стояла посреди Десятинного храма. Но Святославичи настаивали на том, чтобы гробницы помещены были на правой стороне в комаре, или углублении, которое назначил для того отец их Святослав при самом основании храма. Чтобы решить спор, митрополит и епископы предложили жребий, употреблявшийся в Византии. На престоле положено было два одинаковых свитка: один с именем Владимира Мономаха, а другой с именами Давида и Олега; после богослужения митрополит или кто другой из иерархов взял с престола один из свитков. Вынулся жребий Святославичей, и гробницы были поставлены в комаре. Князья и бояре три дня праздновали это перенесение мощей и раздавали щедрую милостыню нищим и убогим; после чего разъехались по своим городам.
Владимир Мономах, который еще прежде того оковал раки святых серебряными позлащенными досками, теперь украсил их и всю комару серебром, золотом, резьбою из хрусталя и позлащенными паникадилами. Сказание прибавляет, что иностранцы, даже греки, дивились богатству и изяществу этих украшений. Не ограничиваясь вышегородским храмом, Владимир вскоре заложил собственный каменный храм во имя Бориса и Глеба на берегу Альты, на самом месте убиения Бориса. Этот храм он строил и украшал в течение всего своего киевского княжения, близ него он и сам скончался. Благодаря усердию князей почитание братьев-мучеников скоро распространилось по всем областям. Их прославляли как «заступников земли Русской» и воздвигли им храмы почти во всех главных городах Руси. Между прочим, спустя двадцать лет по смерти Мономаха его внуком заложена была каменная церковь Бориса и Глеба под Смоленском на Смядыне, то есть близ того места, где был убит Глеб. В том же XII веке мы встречаем храм во имя Бориса и Глеба и в Константинополе, впрочем не в самой столице, а за Золотым Рогом в предместье, известном под именем Галаты. Этот храм построен был, конечно, для русских торговцев и воинов, проживавших в Византии20.
Вместе с христианством перешло к нам и одно из самых важных его явлений — монашество. При Ярославе мы встречаем в Киеве уже несколько монастырей. Вслед за русскими послами, торговцами и военными людьми со времен Владимира начали отправляться в Византию и те русские люди, которые были движимы желанием посетить святые места, поклониться мощам угодников и особенно видеть страну, где подвизался сам Спаситель. Таким образом возникло русское паломничество. Уже в первую эпоху нашего христианства оно достигло значительных размеров, потому что соответствовало подвижному, любознательному характеру русского человека и его глубоко религиозному настроению. Константинополь, Афон, Иерусалим — вот те места, куда направлялись многочисленные русские паломники. Возвращаясь на родину, они приносили рассказы о славных греческих монастырях, о святости грековосточных подвижников. Суровая аскетическая жизнь афонских монахов в особенности привлекала русских людей, потому что наиболее соответствовала их характеру и религиозным понятиям молодого христианского общества. Афон скоро сделался предметом ревностного подражания для тех, которые были одушевлены горячею верою и жаждою подвигов и которых не удовлетворяли русские монастыри, основанные князьями, щедро наделенные от них имениями и разными льготами. Таков именно был основатель знаменитой Киево-Печерской лавры Антоний.
Он происходил из города Любеча, отправился паломником в Грецию, на Афоне пленился жизнью чернецов и упросил одного игумена постричь его в монахи. Возвратясь в Россию в последние годы Ярославова княжения, Антоний обошел киевские монастыри; но ни один не полюбился ему. Он искал строгого уединенного подвижничества и поселился на берегу Днепра посреди холмов, обросших лесом, около села Берестова в небольшой пещере. Эту пещеру, по словам летописи, ископал митрополит Иларион в то время, когда он был священником в Берестове, чтобы уединяться сюда для молитвы. Слава святой, постнической жизни Антония не замедлила распространиться между окрестными жителями; многие приходили к отшельнику, чтобы получить от него благословение. Явились и такие, которые, желая подражать ему, вырывали себе пещеры подле него и по своей просьбе получали от него пострижение. Таким образом около Антония собралась небольшая монашеская братия. Иноки ископали особую пещеру, в которой устроили церковь и отправляли в ней богослужение.
Но, поселясь вблизи такого города, как стольный Киев, пещерная братия недолго могла сохранять свое уединение, свою нищету и полное отчуждение от мира. Слава святого подвижника не замедлила привлечь внимание не одних простых и бедных людей, но также богатых и знатных. Сам преемник Ярослава, великий князь Изяслав, и его бояре оказывали почет Антонию и приходили к нему за благословением. Однако возникающая монастырская община подверглась вскоре большому неудовольствию со стороны великокняжеского двора.
Старший Изяславов боярин Иоанн имел сына, который любил приходить к пещерникам, чтобы пользоваться их наставительною беседою. Житие иноческое, наконец, так полюбилось ему, что он решил оставить отцовский дом, жену, почести и поселиться с Антонием и братией. Однажды молодой боярин приехал на коне в богатой одежде, окруженный конными отроками; перед
