С тех пор миновали годы. Я побывал во многих уголках земли. Но нигде не видел более величественных мест, чем наш Дальний Восток. И как моряк, я нигде не находил лучшего места для базирования флота. Уж как расхваливают знаменитые бухты Севастополя! Но морские окрестности Владивостока ни с чем сравнить нельзя.
А ведь Владивосток не исключение на Тихом океане. С ним могут поспорить Советская Гавань и Петропавловск-на-Камчатке.
Большие оперативные просторы и огромные жизненные пространства, высокие гранитные сопки – все это неоценимо и в наши дни, когда создано разрушительное атомное оружие. Дальний Восток при современных средствах передвижения стал уже не столь далеким, каким был в годы, о которых я веду речь.
Когда я приехал во Владивосток, флот готовился к заключительному осеннему учению. Был конец сентября – благодатнейшая пора на Дальнем Востоке. Летом обычно туманы плотной пеленой окутывают весь залив Петра Великого и побережье. Правда, стоит отъехать до девятнадцатого километра, словно попадаешь в другой край: там сухо, тепло, ярко светит солнце. Недаром у девятнадцатого километра начинается полоса санаториев и дач. Но в «Гнилом углу», как называют один из районов Владивостока, летом все тонет в туманах. Зато осень здесь хороша. Дующий с океана ветер несет теплый, прогретый воздух. В ноябре – декабре все изменяется: задует с северо-запада штормовой ветер, и холодный воздух сибирских просторов постепенно пересилит влияние океана. На склонах сопок толстым слоем ляжет снег, метели нагонят глубокие сугробы. Тогда уж ничто не напоминает юг. Говорят, бухты Владивостока лет сто назад благодаря лесам были незамерзающими. Теперь крепкие льды сковывают их до марта.
Командующий флотом Г.П. Киреев рассказал о планах учения. От Владивостока до Владимиро-Ольгинского района – двести миль. На этом участке и развертывались сухопутные, воздушные и морские силы для совместных маневров. Задача заключалась в том, чтобы отработать для защиты побережья одновременные действия всех сил, которые мы там имели.
После учений я попросил у комфлота разрешения ознакомиться с морским театром, побережье которого в ту пору начинали осваивать. Киреев не возражал, и я поспешил в путь. Зима еще не наступила. Можно было заходить во все бухты, даже в такие, как Де Кастри.
О заливе Советская Гавань я читал немало. Знал, что его открыл соратник Г.И. Невельского – Н.К. Бошняк. Обнаружив залив Хаджи, так называли Советскую Гавань в прошлом столетии, он настолько обрадовался, что от восторга подал команду: «Шапки долой!» Мне не раз приходилось слышать, что Советская Гавань – один из лучших заливов мира. И все же, увидев его в первый раз с мостика корабля, я поразился красоте, богатству этой гавани. Не случайно ее сначала назвали Императорской. С нею не может сравниться даже знаменитая английская база в Скапа-Флоу.
В одной из бухт я провел несколько дней, и вечерами мы не раз толковали о том, какое огромное будущее у этого края, какое большое значение он имеет для народного хозяйства страны. В ту пору прекрасные бухты выглядели пустынными. Маленький деревянный городок с небольшим рыбным заводом и крошечными судоремонтными мастерскими, раскинувшимися на побережье, вернее было назвать селом. Военный флот базировал там лишь торпедные катера. Мы знали, что скоро придут более крупные корабли, но все необходимое для них только начинали создавать.
Вдоль побережья высились исполинские деревья, яркие и нарядные в осеннем уборе. Эсминец, на котором я прибыл, стоял, бросив якорь и ошвартовавшись кормой за могучий ствол. Никто этому не удивлялся, были довольны, что деревья растут так близко от воды.
Комендант укрепленного района помещался со своим штабом в деревянной избе. Считали, что он устроился с удобствами. Воинские части жили еще в палатках, строители сооружали себе землянки.
– Трактор готов, – доложили нам. Другими видами транспорта в то время по суше никуда нельзя было добраться.
Батарея, на которую мы приехали, тоже еще только сооружалась. Работали и строители, и артиллеристы. Все торопились закончить кладку бетона до наступления морозов. Людям приходилось трудно, но они не жаловались, просили лишь об одном: помочь им материалами, которые надо было завезти до зимы.
Примерно такую же картину застали мы и в других бухтах, куда заходили на обратном пути. Ближе к Владивостоку я увидел более обжитые места. Там уже было закончено строительство береговых батарей, имелись готовые аэродромы, у новых пирсов стояли подводные лодки.
Впрочем, и здесь в одной из долин мы ходили по свежей вырубке, вдоль колышков, расставленных длинными замысловатыми рядами.
– Здесь будет жилой городок, – показывали нам. Буквально со дня на день должны были прибыть воинские части, чтобы осваивать эти места.
В общем, было отрадно видеть, что силы флота быстро растут, что правительство очень заботится об обороне и укреплении всего нашего Дальнего Востока.
Постепенно я втягивался в дела и присматривался к людям.
На новом театре оказалось немало старых знакомых. В те годы флоты были еще сравнительно невелики, строевой командный состав для кораблей готовило одно лишь Военно-морское училище имени М.В. Фрунзе в Ленинграде, которое окончил и я. Знать каждого фрунзенца, конечно, было невозможно, но фамилии большинства командиров соединений и кораблей были мне знакомы. Особенно хорошо знал я товарищей, служивших прежде на Черном море. Немало их приехало на Тихий океан. По специальному решению партии и правительства туда направляли со всех флотов. Надо было надежно закрыть сухопутные и морские границы на Дальнем Востоке. Новый флот по численности личного состава стал самым крупным.
Служба на Тихом океане была тогда очень трудной, сложной и суровой. Огромные морские и сухопутные просторы, неустойчивая погода, отсутствие населенных пунктов, бытовые неудобства и… весьма неспокойная обстановка. Но все это делало Тихоокеанский флот отличной школой воспитания и закалки людей. Те, кто прошел там выучку, как правило, проявили себя наилучшим образом и в годы Великой Отечественной войны.
Где только я не встречал позже тихоокеанцев! Почти на всех флотах! Пройдя суровую школу на Дальневосточном театре, многие из адмиралов и офицеров перед войной продолжали службу на западе. Там же они провели всю войну. И с кем из них не поговоришь, непременно вспомнят старое доброе время, Дальний Восток… Да и как иначе! Все мы были тогда молодыми, полными жизненных сил, не унывающими ни от тяжелой работы, ни от бытовых неурядиц…
Заботясь о безопасности дальневосточных рубежей, правительство создало на Дальневосточном театре флот. Огромная работа была проделана за короткий срок, и она оправдала себя: наше преимущество в подводных кораблях на Тихом океане действовало отрезвляюще на японских милитаристов. В начале второй мировой войны между морским и сухопутным командованием Японии шли ожесточенные споры, куда лучше направить удар. Известно, что японские военные круги давно точили зуб на наше Приморье. И все же наброситься на него они не решились. В этом далеко не последнюю роль сыграла мощь нашего подводного флота. Поэтому ведущее место на нашем флоте принадлежало подводникам. Среди них запомнились такие замечательные командиры, как К.О. Осипов, Г.Н. Холостяков, П.Н. Васюнин, И.И. Байков, В.А. Касатонов, К.М. Кузнецов, С.Е. Чурсин, М.С. Клевенский, А.И. Зельтинг, Л.А. Курников. Подводные лодки на Тихом океане несли непрерывную боевую службу. Они оставались в дозоре не только летом в хорошую погоду, но и зимой, во время жестоких тихоокеанских штормов. Продолжительность пребывания наших подводных лодок в открытом море была по тем временам невиданной. О подобных рекордах не принято оповещать широкие круги, их не регистрируют международные спортивные органы, но, если бы устраивались подобные соревнования, многие наши подводники вполне могли бы стать мировыми чемпионами.
Хочется отметить особо тяжелую службу на лодках типа М – «малютках» (малые подводные лодки водоизмещением 200-250 тонн с двумя торпедами). Они были созданы явно не для тихоокеанских просторов с тамошними штормами и циклонами. А службу им приходилось нести наравне с другими лодками: возвращаться раньше времени в базу без крайней нужды считалось неприличным. Зато какую школу прошли моряки этих кораблей! Подводники и сейчас хорошо помнят: прежде чем сделать старпома командиром крупной подводной лодки, вначале мы его назначали командиром «малютки». Сколько упреков, возражений пришлось мне тогда выслушать! Но все, кто прослужил на «малютках» года два, сами становились приверженцами такой системы.
Нынешний подводник, прочитав эти строки, вероятно, улыбнется: мол, тоже мне лодки. Но ведь угольные миноносцы водоизмещением в четыреста – пятьсот тонн тоже считались когда-то грозой морей. Каждому свое время. Не будь «малюток», не появились бы и атомные лодки. Не пройди на них школу прежние командиры, не сумели бы мы управлять и современными лодками.
