Объясняя причины неудач, постигавших в Ирландии сначала нормандцев, а потом и англичан, Дэвис указывает на то, что стремление к завоеванию как таковому не сопровождалось необходимым колонизационным процессом. В то время как колонизация диких ирландцев принесла бы благо как последним, так и самим англичанам; начаться же она должна была с замены дурных ирландских обычаев «настоящим» английским правом. Главный шаг в процессе завоевания – «привести всех тамошних жителей к состоянию подданных, которыми управляют обычные законы и магистраты их суверена»30. Колонизационный опыт Римской империи служит Дэвису образцом для подражания, однако картина в корне отличается от той, которую рисует Альберико Джентили в «Войнах римлян». Романизация германских народов, согласно Дэвису, начиналась с уничтожения варварских обычаев и насильственного внедрения норм римского права. Римские императоры «по опыту знали, что лучший и самый удобный способ осуществить совершенное завоевание – это дать собственные законы грубым и варварским народам, которые они покорили»31. Через небольшой промежуток времени враждебные племена, прежде угрожавшие внутренней стабильности империи, начинали пользоваться всеми благами римского правления, первым из которых был справедливый суд и устоявшееся право частной собственности. На протяжении столетий англичане не использовали возможность подчинения непокорного племени через изменение судебной системы: и вот это наконец происходит. Политика трансплантаций, заимствованная из опыта все того же Рима, переселение англичан в Ирландию и перемещение ирландских кланов с места на место, внедрение общего права и английской администрации должно было подтолкнуть местное население на путь англицизации. Таким образом, с точки зрения Дэвиса общее право не должно было адаптироваться к неанглийской этнической среде; наоборот, оно должно было сделать из ирландцев «почти англичан».
Сэр Эдвард Кок формулировал свою позицию гораздо менее прямолинейно, нежели Дэвис. Уже в полемике, развернувшейся в связи с рассмотрением дела Кальвина (иначе именуемого «делом о postnati»), Кок проявил себя как последовательный «англоцентрист»: подданные Его
величества, родившиеся вне границ королевства Англии после унии корон, могут прикоснуться к высшему достижению правовой культуры – общему праву, но только в том случае, если предмет спора находится на территории Англии и подлежит юрисдикции соответствующего суда. Таким образом, между Англией, историческое развитие которой определило формирование данной правовой системы, и иными регионами и государствами существует исторически детерминированная разница. Общее право, с точки зрения Кока, должно было остаться исключительным правом, существующим для англичан32. Примечательно, однако, что аргументация Кока в деле Кальвина была, как убедительно показала П.Дж. Прайс, была построена практически без обращения к общему праву, а основу рассуждений генерального атторнея составляли максимы цивильного права и апелляция к естественному праву33.
Определенную сложность представляла оценка статуса Шотландии, объединенной с Англией унией корон. В отличие от Ирландии, это королевство с многовековой традицией как обычного, так и кодифицированного права невозможно было низвести к статусу доминиона, нуждавшегося в «англицизации».
В четвертой части «Институций», почти в самом конце трактата Кок помещает главу, которая представляет собой сжатую рефлексию над унионистским законодательством Якова34. Разумеется, Кок проявляет себя апологетом унии, несущей долгожданный мир между «благородными королевствами» и указывает на многочисленные сходства между королевствами Англии и Шотландии. И все же образцом для сравнения, искомой нормой в его тексте являются именно английские реалии. Говоря об одном языке, лорд генеральный атторней подразумевает, конечно же, английский; принцип наследования короны, титулы знати, административные институты – такие же, как в Англии. В Шотландии распространено Общее право – и здесь Кок недвусмысленно указывает, что два основополагающих для шотландского права текста – трактаты Regiam Majestatem и Quoniam Attachiamenta35 являются повторением текстов английских. В целом же характеристика, данная Коком шотландским институтам и праву – а эту характеристику он подкрепляет цитированием исторических сочинений, главным из которых оказывается «Церковная история» Беды, создает у читателя впечатление, что Шотландия, при всем сходстве с Англией, является лишь производной, вторичной по отношению к великой английской традиции. Модель организации композитарной монархии, которую выстраивает лорд генеральный атторней – это модель иерархическая, стержнем и вершиной которой является Англия и ее общее право, а прочие композиты, начиная с «ближнего круга» – Уэльса и Шотландии, и заканчивая кругом «дальним» – заокеанскими колониями – расположены согласно уровню родственности или уподобления обычаям английским.
* * *
Как цивилисты, так и корпорация юристов общего права в равной степени претендовали на миссию арбитра по отношению к институту монархии – при том, что в равной степени являлись апологетами монархической власти и ее «абсолютного характера. Юристы общего права апеллировали к тому, что именно их корпорация, сформированная древними обычаями и хранящая их, способна корректировать развитие иных институтов, включая монархию, в подлинно «английском» духе. Залог успешности монархии заключался, по их мнению, в сохранении ее английской аутентичности.
Было бы ошибочно последовать за политическими противниками цивилистов и упрекнуть последних в отсутствии «патриотизма». Вся интеллектуальная традиция, питавшая Общину докторов, побуждала цивилистов мыслить об английской монархии не как о самобытном явлении, исключительном для европейской цивилизации, но как о частном проявлении общего. Универсальная система цивильного права, воспринимавшаяся как развитие права естественного, несла в себе большой потенциал и была способна придать власти английского монарха не только «британский», но и поистине имперский размах. Сама по себе малочисленность Общины докторов вела к складыванию среди них своего рода элитарного сознания, а высокий статус судов, находившихся в «монополии» цивилистов (два из которых – суд Делегатов и Суд Арки играли роль высших апелляционных инстанций) подводил к мысли о том, что именно эта корпорация способна и призвана корректировать развитие монархии в соответствии с универсальными, а значит, наиболее естественными и потому верными закономерностями и нормами.
Содержание полемики между цивилистами и юристами общего права парадоксальным образом сводилось к интерпретации ряда общих для них обоих политико-правовых идей. Обе корпорации – во многом благодаря параллельно разворачивавшемуся процессу развития групповой идентичности – находились в процессе интеллектуального поиска. Полемика, развернувшаяся между двумя юридическими корпорациями, в этом отношении была зеркальным отражением процесса «поиска идентичности» британским обществом в целом. Две полярные друг другу идеи, сформировавшиеся еще в Средневековье – идея синтетической британской «империи»36 и этнической избранности англичан, актуальные и «узнаваемые» раннестюартовским обществом и потому имевшие широкое социальное звучание, приобретали множество современных оттенков и интерпретаций, влиявших в том числе и на развитие социопрофессиональных идентичностей.
Примечания1 Подробно о проблеме континуитета королевских династий в Англии см.: Паламарчук А. А. Символика и атрибутика королевской власти антикварный дискурс начала XVII в. // Священное тело короля. Ритуал и мифология власти / Под ред. Н.А. Хачатурян. М.: Наука, 2006. С. 404–419.
2 Федоров С.Е. Имперская идея и монархии к исходу средних веков // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. СПб., 2013. С. 77–89.
3 The Discoursive Construction of National Identity. 2nd Edition // Ed. by R. Wodack, R. de Cillia, M. Reisigl, K. Liebhart. Edinburgh, 2005. P. 9.
4 Brubaker R., CooperF. Beyond «Identity» // Theory and Society. N 29. 2000. P. 1–47.
5 Analysing Identities in Discourse / Ed. by R. Dolon and J. Todoli. Amsterdam, Philadelphia, 2008. Р. 4–5.
6 Communities in Early Modern England / Ed. by A. Shepard, Ph. Withington. Manchester, 2000. P. 7–9.
7 Федоров С.Е., Кондратьев С.В., Питулько Г.Н. Англия XVII в. Социо-профессиональные группы и общество. СПб., 1997; Huddy L. From Social to Political Identity: A Critical Examination of Social Identity Theory // Political
Psychology. Vol. 22. N1. 2001. P. 127–153; Conover P.J. The Role of Social Groups in Political Thinking // British Journal of Political Science. N18. 1988. P. 51–76.
8 Термин «artificial» – искусственный – разумеется, не синонимичен современному выражению «искусственный интеллект», а подчеркивает, что формирование этого разума – своего рода искусство, ars; т. е. разум, сформированный юридическим искусством.
