Ниже мы встретимся с другими мнениями, разделившими русское общество в эпоху Иосифа Волоцкого, говорившего на упомянутых соборах за право монастырей владеть селами и за поголовное отрешение вдовых священников от священнодействия.
Летом 1503 года Иосиф, еще ни разу, с самого основания обители своей, не покидавший стен ее, отправился на собор в Москву. Туда призвали его «царская письмена», как свидетельствует одно из житий его. Собор о вдовых попах был делом гласным, открытым, но тут же, по желанию великого князя Ивана Васильевича, втихомолку, в палатах великокняжеских рассуждали о церковных имуществах. Мы видели, как решены были оба вопроса. Из позднейших писаний Вассиана Патрикеева узнаем, что Иосиф был за соборное решение обоих вопросов. В письме о нелюбках между старцами Кириллова монастыря и Иосифова приводится возражение, сделанное Иосифом Нилу Сорскому: «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися, и аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание». Жития Иосифа подтверждают это. Но в деяниях обоих соборов не упомянут Иосиф. Он, как я полагаю, умеренно держал себя на соборе и был полезен митрополиту в подборе свидетельств из Священного Писания, отцов церкви и из отечественных летописных сказаний. Во всяком случае, вопросы были решены в духе Иосифа. Дело тем на время и кончилось, и не прежде как через шесть лет Иосифу пришлось письменно излагать свои мысли о монастырских имуществах. Поучая братию в своей духовной грамоте (уставе), как старейшая братия должна держать себя на монастырских соборах, Иосиф сам свидетельствует, что он участвовал на соборах в Москве в присутствии самого великого киязя:
«Видехом бо у великых государей и самодержцев сице творима: егда убо о некоторых делех взыскание творят, благочинно и не кричанием глаголют же. Преже убо государь глаголеть, потом же и вси прилучившиеся по единому глаголют. Аще ли же начнуть мнози глаголати, тогда с яростию и гневом запрещение приимут от државнаго».
Первый вызов Иосифа в Москву совпадает с возвращением из ссылки его друзей и покровителей братьев Челядниных. Около того же времени и брат Иосифа, Вассиан, сделан был архимандритом Симонова монастыря. Вообще Иосиф появился в Москве при самых благоприятных для врагов ереси обстоятельствах. Уже более года томился в заключении великий князь Димитрий-внук и возложено было на него железо; была заключена и мать его, еретица Елена. Вся сила была теперь на стороне Василия, уже пожалованного великим княжением, — и не без его влияния сам Иван Васильевич пожелал видеть Иосифа. Ранее заключения невестки великому князю-отцу неловко было иметь личные сношения с Иосифом, стойкость которого в преследовании еретиков была ему хорошо известна.
Двадцать четыре года прошло с тех пор, как Иосиф последний раз виделся с державным. Тогда Иван Васильевич чествовал в Иосифе преемника в игуменстве святого старца Пафнутия; теперь перед ним был основатель и игумен монастыря, уже знаменитого благоустройством и строгостью устава; но что гораздо важнее — перед ним был защитник православия и враг людей, бывших столь долго в силе у него самого.
Много пережил за это время Иван Васильевич. Это был уже не осторожный московский князь, готовый бежать от Ахмата, а державный государь всей Русской земли, покоритель великого Новгорода и Тверского великого княженья. На нем было много дел, запятнавших его совесть в глазах современников: опалы на бояр, лютые казни в Москве и Новгороде; взятие в плен обманом брата Андрея Васильевича и гонение на детей его — отроков, снискавших приют, после долголетнего пребывания в темнице, в монастыре Димитрия Прилуцкаго, где одного из них церковь осенила венцом святости, и наконец, заключение в тюрьму юного, им самим возвеличенного, венчанного великого князя Руси, внука Димитрия. Никакие из темных дел Ивана Васильевича не возбуждали против него Иосифа. Он помнил только дружеские сношения великого князя с попом Алексеем, равнодушие его к нечестию Зосимы и милости, оказываемые в продолжении многих лет Федору Курицыну. Иосиф хорошо сознавал, что имеет дело не с Иваном Васильевичем, каков он был в 1479 году, когда еще никакие новизны не тревожили ума великого князя, когда он мог поспорить в ревности к святыне с митрополитом; когда он украшал гробы праведных и, прославляя новых чудотворцев митрополитов, под собственным религиозным впечатлением провозгласил святым благочестивого князя Московского Даниила (Степ. кн. 1,380). Теперь было не то безмятежное время, когда сама собой затепливалась в Успенском соборе свеча пред образом Пречистой и великий князь призывал Вассиана Рыло на прение с митрополитом о том, как ходить вокруг церкви по солнцу или против солнца.
Великий князь принял Иосифа наедине и начал говорить с ним о церковных делах. Само собой разумеется, что они говорили о тех двух важных вопросах церковных, о которых была речь на соборе: о вдовых священниках и о владении монастырском. Поговорив о церковных делах, великий князь завел речь о новгородских еретиках.
Надо заметить, что незадолго до этого свидания с Иосифом Иван Васильевич схоронил супругу свою, с которой прожил 31 год. Сам он, чувствуя слабость в теле, уже помышлял о смерти. Усталая душа искала примирения; в ней пробудились чувства, а с тем вместе и убеждения прежних лет, во всей их строгой замкнутости. Зная Иосифа за строгого поборника православия, Иван Васильевич желал оправдать себя в его глазах и получить от него прощение за прежде бывшее с его стороны покровительство еретикам. «Я узнал о ереси, — сказал он Иосифу, — и ты меня прости в том, а митрополит и владыки простили меня». Иосиф, который до того был настолько осторожен, что даже не начинал говорить о еретиках, был поражен таким смирением. «Государь, сказал он великому князю, — как мне тебя прощать!» И тогда Иван Васильевич вторично сказал ему: «Пожалуй, прости меня!» Иосиф отвечал ему, что за прежних еретиков его Бог простит только тогда, когда он восстанет на нынешних: «Государь! Только ее подвигнешь о нынешних еретиках, ино и в прежних тебя Бог простит».
В другое свидание Иосиф стал бить челом великому князю, чтобы он послал в Новгород и другие города обыскивать еретиков. «Пошлю и обыщу, и если я не пошлю да не попекусь об этом, то кому же можно искоренить это зло? — отвечал ему Иван Васильевич — я и сам знал их ересь». И тут же начал объяснять Иосифу, какую ересь держал протопоп Алексей и какую Федор Курицын, и вслед за тем сообщил ему, что Иван Максимов «сноху у него в жидовство свел». Обвиняя невестку в ереси, Иван Васильевич мог встретить в Иосифе сочувствие к жестокому поступку заключения Елены и сына ее. Искреннюю беседу свою великий князь заключил вторичным обещанием — послать по городам разыскивать еретиков и искоренить их.
После этих двух свиданий наедине Иосиф был позван к Ивану Васильевичу «хлеба ясти».
На этот раз великий князь задал Иосифу, по всей вероятности при свидетелях, такой вопрос: как писано, нет ли греха еретиков казнить? Вопрос этот не был для Иосифа сомнительным; у него было на памяти огромное число примеров из библейской и церковной истории о том, как в прежние времена казнили отступников и еретиков. Иосиф начал на этот раз с апостола Павла, который писал к евреям: «аще кто отвержется закона Моисеева при двою или триех свидетелех умирает. Кольми паче, иже Сына Божия поправ»… И долго бы говорил Иосиф, но великий князь, выслушав начало ответа, уразумел, что Иосиф говорит не по его мысли, и велел тотчас же перестать говорить. Иосиф, конечно, замолчал. Из бесед с великим князем поборник ереси вынес убеждение, что Иван Васильевич «блюдется (т. е. остерегается) казнить еретиков».
Тогда же в Москве Иосиф свиделся со своим владыкой Геннадием, которого наконец вызвали в Москву на собор.
Как в 1490 году епископы, собранные для хиротонии митрополита Зосимы, долго не разъезжались, имея в виду другие церковный дела, так и теперь они, окончив собор о вдовых попах, устроили новый (6 августа) по вопросу о невзимании мзды с священнослужителей при поставлении их. Таким образом, защищаясь от еретиков, церковь наша обратила внимание на вкоренившиеся и вошедшие в обычай злоупотребления.
Геннадий пробыл в Москве более двух месяцев и в сентябре возвратился в Новгород. Вопрос о еретиках на время оставлен был в стороне: другие церковные вопросы заслонили его.
Иосиф возвратился в свой «Иосифов» тотчас после собора о вдовых попах. Он не участвовал на соборе 6 августа. Этой же осенью (в сентябре) хоронил он у себя в обители тело умершего на его руках князя Рузского Ивана, младшего сына Бориса Васильевича. Смерть эта и одновременная с нею смерть княгини-матери увеличили средства монастыря. В сентябре же великий князь, сопровождаемый всеми детьми своими, отправился на богомолье к Сергию и в некоторые монастыри земли Ростовской.
