С 1955 г. социалистический блок имел в своем распоряжении только Политико-консультативный комитет организации Варшавского договора, где было представлено высшее партийно-политическое руководство стран-участниц, но при этом не имелось других постоянно работающих политико-управленческих структур. Прошло несколько разовых Международных совещаний коммунистических и рабочих партий. В 1970-е годы, во время отдыха Л. И. Брежнева, в Крым прибывали его коллеги из соцстран Восточной Европы, и проводились так называемые Крымские встречи.
И это в то время, когда западный мир имел такие мощные надгосударственные образования, как Бильдербергская группа, Международный банк реконструкции и развития, Международный валютный фонд, Совет по международным делам, Трехсторонняя комиссия.
ПРИРОДА ОРГАНИЗАЦИОННОЙ ВОЙНЫ
Если нам известны причины, ведущие к гибели государственных устройств, то мы тем самым знаем и причины, обусловливающие их сохранение: противоположные меры производят противоположные действия.
Аристотель
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху…
Аллен Даллес
Организационная война вместо обычных боевых действий направлена на захват или уничтожение контура управления. В ходе ее предполагается уничтожить наиболее опасные для противника подсистемы. По окончании предварительной фазы начинается активная фаза, когда в процессе большого политического давления инициируется уничтожение прочих структур, а по достижении победной фазы в ней открывается возможность велеть порабощенным уничтожить что-то еще. Для того чтобы организационная мощь не вернулась.
Совсем коротко это назвать так: убийство государства. Не сразу, как это бывает в обычной военной агрессии. А по частям. И не в плане поэтапного территориального захвата, а в плане функциональном. Сегодня — это одна уничтоженная функция, завтра — другая. Возникают зияющие черные бреши в системе управления государством. И так до полного исчезновения, или, вернее, до тех пор, пока не наступит тот порог, за которым уже можно атаковать систему без опасения, что она сможет отстоять свою независимость или не утратит способность к стойкому сопротивлению.
То есть в идеале должна быть полноценная структура. В ней не должно быть зияющих брешей или, наоборот, дублирования функций и др.
Такого рода явления, как перестройка, относятся к специальным действиям, таким как «Консциентальная операция — хорошо скоординированные, психологические по форме, цивилизованные по содержанию и информационные по средствам широкомасштабные действия по дезориентации противника, подмене его ценностных ориентиров» [27. Т. 1. С. 1004].
В изложении этого вопроса есть одна весьма значимая трудность — а именно восприятие самой сущности явления. У нас еще до сих пор толком не рассказана вся управленческая сторона истории СССР, — уверен, что тема эта не только поучительная, но и интересная и со временем могут появиться книги по этому вопросу. Увы, рамки настоящей главы не позволяют это сделать полностью. Причем здесь нужно сотрудничество как классического историка, так и специалиста в области менеджмента.
Перечисление фактов еще не даст всей картины тех глубоких антагонизмов, которые развернулись на этом «фронте». Нарушение правил науки управления еще не есть злой умысел, а может выглядеть и как дело совершенно случайное. Именно за это цепляются некоторые недобросовестные исследователи, уходящие в далекую от диалектики область, и их обычная формулировка «Советский Союз рухнул под воздействием внутренней несостоятельности» кочует из статей в книги, оттуда в учебники и в сознание людей. Возникает встречный вопрос: «Что это за несостоятельность?» В ответ говорят только как о более-менее крупных и не очень ошибках, повлиявших так или иначе на катастрофу страны. А злой умысел не признается ни в частностях, ни в целом…
Случаются близкие факты и в обычных войнах. Допустим, налетом авиации полностью уничтожен штаб вместе со всем персоналом! Конечно же, это неприятно, особенно когда это происходит в самый нужный момент (собственно говоря, штаб — самая необходимая единица в любой момент, даже при переформировании и в глубоком тылу), но это только неприятность, и не более. Людей, желающих служить в штабе, всегда найдется с избытком, из их числа найдут наиболее подходящих, и проблема на этом будет исчерпана. В нашем деле все не так просто. В нашем деле штаб надо так уничтожить, чтобы его уничтожение выглядело благом! И ни в коем случае не вызывало желания набрать новых людей.
При М. С. Горбачеве активно продолжалось не доделанное при Н. С. Хрущеве. Системе управления наносился один удар за другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды» в 1980-е? Да потому, что во времена Л. И. Брежнева не был проведен четкий анализ, не было изучено прошедшее во всей полноте и взаимосвязи, не даны оценки от самых мягких до «военной» терминологии, не были даны рекомендации, как этого избежать впредь.
Воспрепятствовать деятельности возможно необязательно по приказу начальника «сверху» или упустив нити управления. Можно добиться подобного через больший, чем это необходимо, диктат. Таковым, например, оказалась работа с депутатами-коммунистами из Верховного Совета РСФСР в 1990–1991 гг. Первое время они собирались в 206-й комнате ЦК КП РСФСР: «…стиль работы с депутатами был явно заимствован из прошлого. Собирали нас часто, обычно после заседаний съездов или сессий. Приходил И. К. Полозков, открывал собрания, садился и молчал. Говорил Соколов (секретарь ЦК. — А.Ш.). Он четко, самоуверенно давал нам инструкции, как себя вести, что говорить при решении того или иного вопроса.
Возражений не терпел, требовал неуклонного проведения линии, выработанной секретариатом.
Сначала мы нервничали, затем стали возмущаться, потом наиболее смелые ходить на эти собрания перестали. Через некоторое время перестали ходить все, кроме освобожденных партийных работников…» [3.43. С. 60–61].
Отсюда и делаются глубокие обобщения, что «одной из причин распада Советского Союза стала, по-видимому, чрезмерная устойчивость, окостенелость его отжившей политической системы» [36. С. 59].
Здесь произошло слияние стольких факторов, что их все и не перечислить. Хотя они довольно ограниченны и в конечном итоге имеют одну природу, но вычислить их все мы не стремимся. Здесь все слилось: и грустное, и смешное. Построили мост. Признали объектом военного назначения. Ввели должность (на языке бюрократов — строчку, имеется в виду в штатном расписании) сторожа. Потом смотрят, что ж такое? Он же стоит без присмотра. Поставили над ним директора. Потом ввели «строчку» бухгалтера, чтоб начислял им зарплату. Тут прошла кампания сокращения раздутых штатов. Сократили… сторожа. Было ли такое или случай придуман от начала и до конца? Не знаю. Но мораль здесь такая: в 1991 году сократили кого-то, кто был нужней всех. А директора остались…
Потенциальная возможность раскола кроется в самой сути любой целостности. В любом государстве есть подразделение всего госаппарата на части: «Вся огромная страна на глазах расщеплялась на удельные владения-ведомства, и они имели только свои местнические интересы. СССР становился чем-то вроде апельсина, который снаружи походил на красивый монолит, а сними кожуру — и представал перед глазами в виде долек, каждая из них была либо ведомством, либо союзной республикой» [18. С. 158].
Удивительно и то, что малейшее отклонение от обычного состояния системы приносило с собой прямо-таки резонансные явления. Ну, скажите, как могут отразиться на высшем руководстве в Москве события в далеком, полузарубежном Афганистане? Оказывается, могут, да еще как: «…В Москве так и не был решен вопрос, кто же будет главным представителем советского руководства в самом Афганистане, кто будет своего рода военно-политическим руководителем всей кампании. Вопрос не был решен потому, что и в самой Москве никто не знал, кто же несет основную ответственность за афганскую войну. Существовала Комиссия ЦК по Афганистану, в которую входили Громыко, Андропов, Устинов и др. Это был типичный по тем временам «коллективный орган безответственности», носивший, по сути дела, консультативный характер при генеральном секретаре. А практическое каждодневное руководство осуществляли министры по своим линиям, не спрашивая коллег и часто не советуясь с ними. Этим ловко пользовались афганцы, находившие себе покровителей среди ведомственных начальников. Скажем, в течение всех лет войны представители КГБ ориентировались преимущественно на группировку «Парчам» Народно-демократической партии Афганистана. Эту группировку возглавлял Бабрак Кармаль, стоявший во главе партии и государства. В то же время представители Министерства обороны неизменно симпатизировали «халькистам», потому что подавляющее большинство военного командования афганской армии принадлежало именно к этой группировке.
