Даже незнакомцы притихли, когда они снова пересекали Евфрат на барже рядом со стеной. Они наблюдали, как орудовали длинными шестами рабы, погружая их против течения, смотрели, как серая река течет через арку в стене. Иаков объяснил, что протекающая через город река снабжала вавилонян водой в достаточном количестве, чтобы они могли выдержать длительную осаду врага; огромные, построенные Навуходоносором хранилища обеспечивали пищей каждого, кто в ней нуждался. Да, Навуходоносор объявил своему народу, что, пока Имгур-Бел и Нимитти-Бел стоят вместе, ни один вражеский воин не войдет в их город.
Слуга бросил в воду соломинку и проследил за ее путем в воде.
— И все-таки вы забыли о боге реки, — задумчиво проговорил он.
Вода, казалось, зачаровывала его. У канала, где выстроившиеся рядами рабы поднимали ведра к оросительному каналу, а надсмотрщик проверял количество зачерпнутой воды, слуга повернул лошадь, чтобы заглянуть в лицо одной из изможденных смуглых фигур, из последних сил тянувших подъемный ворот. Глаза раба были белыми и незрячими.
У ворот плантации лошади чужеземцев резко бросились в сторону, хотя всадники сидели в седлах расслабленно. К воротам была прибита содранная с человека кожа, еще не высохшая.
— Кто это — убитый враг, — спросил слуга, — или бунтовщик?
Иаков оглянулся и прочитал надпись под кожей.
— Он сказал, что баран потерялся, а на самом деле его украл.
После этого Иаков быстро провел гостей мимо бараков из сырцового кирпича, служивших загонами для вскармливания детей, проданных торговцами для ткацких фабрик.
— Как они согнулись под своими ношами, — заметил слуга. Перед ними караван нагруженных ослов и повозок, запряженных волами, сбился в сторону, подняв клубы пыли, чтобы уступить дорогу внушительной фигуре Иакова на муле. Между животными под грузом мешков с ячменем и ящиков из пальмового дерева жались ряды босоногих носильщиков. Найм носильщика, как хорошо знал Иаков, стоил дешевле, чем тягловый скот. — Когда вы их избавите от этих грузов? — с любопытством поинтересовался слуга.
Тут Иаков вспомнил слова, слышанные в переулках и уже почти забытые — о богах, не избавивших Вавилон от его ярма. Изменническую присказку иудеев-сепаратистов в квартале Кебар. Но Иаков не мог поверить, что арамейцы посещали это нездоровое место на берегу канала.
Казалось, им никогда не надоест осматривать пригороды, заглядывать на каждую улицу с тенистыми поместьями богачей и в каждый переулок, где жили низшие классы. Не привыкший к длительным поездкам верхом, Иаков уже начал испытывать физические страдания, когда арамейцы добрались до финиковой плантации и пустили лошадей галопом по вечерней прохладе. Они принялись говорить между собой на непонятном ему языке. Трясясь за ними на муле, Иаков напряг слух и с волнением понял, что это был их родной язык, хотя и по-арамейски они говорили так же бегло. И тогда он смог ответить на мучивший его вопрос: эти двое действительно были шпионами из далекой страны, но не из Египта. Он решил их проводить до места, где они остановились, а затем сообщить эту информацию на ближайшем посту полиции Римута. В первый раз он заметил, как легко они скакали, вдев ноги в мягкой обуви в кожаные стремена, свободно покачиваясь в такт бегу своих лошадей.
Они свернули в рощицу финиковых пальм, казалось ничем не отличавшуюся от тысяч других. В тени дожидались двенадцать взнузданных лошадей, таких же гладких и норовистых, как скакуны мнимых арамейцев. С постеленных на земле одеял поднялось четверо; у каждого был лук в чехле и колчан со стрелами, притороченные к поясу, лица скрывались под капюшонами. Пятый, седовласый мужчина, медленно выдвинулся вперед, чтобы схватить стремя у оруженосца, отдавшего резкую команду. Разом все лучники скатали одеяла и привязали к седлам. Оба экскурсанта спешились, и оруженосец передал свое оружие старому конюху.
— Видишь, у нас есть хорошие лошади, — заметил он Иакову, — но не думаю, чтобы ты смог их купить.
Внезапно Иаков Эгиби похолодел от страха. Он почувствовал себя одиноким и беспомощным, когда понял, что столкнулся с вооруженными врагами, должно быть мидянами или персами. Возможно, к стенами Вавилона они подъехали как торговцы лошадьми, но теперь им не нужно было его обманывать. В этих условиях Иаков посчитал, что у него есть лишь один шанс из десяти уйти живым из их убежища. Не сомневаясь в этом, он мужественно смотрел в лицо переодетому вождю, тяжело дыша от непривычной скачки.
— Действительно, у тебя замечательно красивые животные, — невозмутимо ответил он, — и есть запасная лошадь для каждого всадника.
Переодетый слуга весело рассмеялся. Несомненно, все остальные смотрели на него как на вождя и молчали в его присутствии. Иаков сделал вывод, что его ранг очень высок.
— Вавилонянин, твоя мать родила не глупца, — заметил мнимый слуга. — С сегодняшнего дня я у тебя в большом долгу, ведь ты показал мне путь, которым я могу войти в твой город. — Он вскинул руки, рассмеявшись, словно от шутки. — Когда я приду в Вавилон, ты сможешь попросить что угодно для своей семьи и племени. Я удовлетворю твою просьбу.
С этими словами он вскочил на спину свежей лошади, а все остальные пристроились за ним и выехали из рощи. Они быстро исчезли в сумерках, но Иаков какое-то время слышал стук копыт по дороге, удалявшийся в сторону востока.
Дав отдохнуть мулу и сам переведя дух, Иаков задумался о словах этого военачальника, наверняка из персов: «.., путь, которым я могу войти в твой город». Они всего лишь объехали вокруг большей части десятимильной стены, не имевшей другого входа, кроме бронзовых охраняемых ворот.
Наутро Иаков не стал искать в Эсагиле инспектора Римута. Появившись в своей конторе, он велел агентам найти блудницу Эалиль и кирпичника Нуску, желая узнать все, что с ними произошло накануне. Когда молодая пара была доставлена, Иаков сам допросил Эалиль. Ее история показалась ему правдивой — не упоминая о подаренных золотых монетах, она честно рассказала всю историю, повторив еще раз, как она читала табличку, высмеивающую Кира.
Немыслимое подозрение зародилось у Иакова Эгиби. Выставив всех помощников, он сел к столу и надолго задумался. Затем, потребовав к себе аморита с посохом и носильщика зонта, он вышел на солнце и не спеша направился пешком через улицу Забары и восточные ворота на многолюдный берег Кебара. Там он снял туфли и вошел в молельню, где, как всегда, ждали старики.
Это были сородичи матери Иакова, старейшины племен, которые, как велели им пророки, придерживались закона Моисея и не выполняли никаких других законов. Они поклонялись храму Яхве, хотя даже старейший из них никогда его не видел. Им-то Иаков и передал шепотом невероятную новость, рассказал, как собственными глазами видел на мосту улицы Адада царя мидян и персов Кира. Более того, нога Кира ступала по Вавилону, по Эсагиле, даже там, где стояла табличка с насмешливой записью Набонида.
— Перед отъездом Кир сказал мне: «Когда я приду в Вавилон, ты сможешь попросить что угодно для своей семьи и племени. Я удовлетворю твою просьбу».
В затемненной комнате у вод вавилонских шепот был еле слышен. Иаков поверил, что неизвестный Ахеменид, не умевший читать, — о чем свидетельствовала блудница Эалиль — держал данное слово. А из всех сокровищ, спросил он молчаливых старцев, какое было величайшее? Золотые сосуды из храма, вынесенные Навуходоносором, разрушителем Иерусалима.
Они долго размышляли вместе и принесли эту весть Исайе.
Шпион Римута из квартала Кебар, как положено, донес, что евреи опять устраивают заговор, распространяют слухи о пришествии перса Кира и снова говорят о возвращении золотой посуды из их храма, стоявшего когда-то в Иерусалиме.
Сам Римут оценил информацию таким образом: в этом не было ничего нового. Еврейские пророки и в прошлые годы распространяли дикие истории о пришествии мидян, и ничего подобного не произошло. Ничего подобного и не могло произойти. Хотя может случиться, что наиболее отчаянные иудеи, которые внушают другим мысли о возвращении в Иерусалим, могут попытаться украсть священную посуду из подвалов дворца. А значит, в назидание другим стоило бы публично содрать кожу с их предводителей, к которым теперь, видимо, нужно причислить двурушника Иакова Эгиби. Не преподал ли раньше сам Навуходоносор пример, наказав вождей бунта в самом Иерусалиме? Непобедимый Навуходоносор сжег храм царя-бунтовщика Седекии, убил его детей на глазах этого иудейского царя, а затем выжег глаза самому Седекии!
И тогда инспектор Римут проинформировал царя Набонида.
Тем летом Набонид прикладывал некоторые усилия, чтобы казаться сумасшедшим. После праздника Нового года и в это последнее лето своего правления он редко покидал покои дворца. Он старел; в те редкие случаи, когда нужно было посоветоваться с учеными или принять послов, ему прицепляли фальшивую, сильно завитую бороду и фальшивый узелок темных волос на затылок. По преданию, древние ассирийские монархи были черноволосы и имели зловещий вид, поэтому новая халдейская династия пыталась подражать им и внушать страх подданным. Страх перед богами, царями и слугами царей держал народ в повиновении, что было важно в тяжелые годы эпидемий и нехватки продовольствия. Это лето также выдалось тяжелым.
