Происхождение человека, положившего конец существованию Западной Римской империи, оказалось настолько загадочным, что породило различные мнения по этому поводу не только у современников данного события, но и у авторов, живших много веков спустя после эпохи Великого переселения народов. Утверждение польского историка о русском происхождении Одоакра, сделанное почти через тысячу лет после жизни этого варварского короля, можно было бы расценить как весьма позднее и поэтому недостоверное, однако мы видели еще два или, если изложенная выше версия о Скире как эпониме скиров соответствует действительности, три аналогичных утверждения, появившихся в различных местах Центральной Европы и Скандинавии независимо от сочинения Яна Длугоша. Пришли ли в трех или четырех регионах Европы различные авторы к мысли о русском происхождении Одоакра самостоятельно, путем независимых рассуждений, или же они опирались на какую-то более раннюю традицию, оставшуюся нам неизвестной?
В предыдущей главе было показано начавшееся достаточно рано в средневековых источниках отождествление ругов и русов. Исходя из ругской версии происхождения Одоакра, можно было бы понять, почему более поздние средневековые авторы и авторы Нового времени независимо друг от друга стали считать его русом. Однако, поскольку мекленбургская и скандинавская версии исходят из предположения о его вандальском или скирском происхождении, данное объяснение не подходит. Другим возможным объяснением могло бы быть то, что в империю Аттилы входило множество варварских народов, в том числе и славяне. Так, в своих путевых заметках Приск Панийский зафиксировал несколько славянских слов, а один из послов повелителя гуннов, направленный им впоследствии к константинопольскому двору, носил имя Эслав{391}, которое, вполне вероятно, указывало на его племенную принадлежность. Однако, если более поздние авторы посчитали Одоакра славянином, то совершенно непонятно, почему большинство из них называло его русом. Если идти по этому пути рассуждений, то логично предположить, что Ян Длугош должен был бы объявить его поляком, а отнюдь не русином. Эта же определенность встречается нам и у создателя Зальцбургской плиты. Как видим, имеющийся материал вновь ставит больше вопросов, чем дает основания для однозначных ответов. Понятно, что и вопрос об истоках и причинах появления русской версии происхождения Одоакра нуждается в дальнейшем изучении.
Глава 11.
НОРМАНИСТСКАЯ ВЕРСИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ НАЗВАНИЯ РУСИ
Материал, изложенный на страницах данной книги, говорит о том, что почти за девять столетий до Рюрика в нынешнем Польском Поморье на границе с прусскими племенами жило племя рутиклеев-русичей и, следовательно, уже существовало племенное самоназвание русов. Следует отметить, что подобное предположение идет вразрез с целым рядом других гипотез о происхождении названия нашего народа. Однако данная проблема чрезвычайно сложна и над ее разрешением уже давно бьются историки и филологи. Еще в XIX в. выдающийся отечественный ученый С.А. Геденов писал, что происхождение названия Руси есть «один из самых трудных и сложных вопросов всемирной истории»{392}.
По поводу возникновения названия Русь уже было высказано более двадцати гипотез. Однако большинство из них может быть отнесено к двум основным направлениям, прочно укоренившимся в отечественной науке. Норманисты считают, что термин «Русь» имеет скандинавское происхождение и тем или иным путем был принесен восточным славянам именно скандинавами-викингами. Их противники антинорманисты настаивают на том, что название это не было заимствовано извне, а имеет исконно славянское происхождение.
Спор этот начался еще во времена М.В. Ломоносова и продолжается до сих пор. Сама длительность этой дискуссии указывает на то, что у каждой из сторон есть свои сильные и слабые стороны, препятствующие окончательной победе той или иной точки зрения. Данные, рассмотренные нами в связи с римской генеалогией Рюриковичей, помимо освещения ранних контактов русов с германцами в эпоху Великого переселения народов, могут также оказать нам помощь и в разрешении загадки происхождения имени нашего народа. Однако, прежде чем перейти к их изложению, обратимся к противоположной точке зрения и постараемся оценить, насколько она обоснованна. Поскольку норманисты пытаются выдать свою точку зрения за единственно возможный научный подход к решению этой проблемы и всячески ее пропагандируют, рассмотрим сначала ее.
Для начала отметим, что, вопреки широко распространенному мнению, впервые сформулировали ее не немецкие ученые, приглашенные в Россию после преобразований Петра I, а примерно за столетие до них шведские авторы. Как убедительно показал В.В. Фомин, обусловлено это было великодержавными устремлениями Швеции XVII в., стремившейся поживиться за счет Руси, ослабшей в результате Смутного времени. Идеологическим обоснованием этого и стала норманская теория. Уже шведский писатель Юхан Буре, умерший в 1652 г., выводил финское слово ruotsolainen — «швед» (производное от Ruotsi — «Швеция») от древних названий Рослагена Rohden и Rodhzlagen. Следующий шаг сделал И.Л. Локцений (ум. 1677), «переименовавший» гребцов и корабельщиков Рослагена в роксолан, т.е. в русских{393}. С легкой руки их последователей идея о связи между собой шведской области Рослагена, финского названия шведов руотси и Руси приобрела широкое хождение и попала в массовое сознание. Последующие поколения норманистов на протяжении веков лишь старались придать всем этим догадкам наукообразный вид и внедрить их в качестве непреложной догмы в умы европейских и отечественных читателей.
Попутно отметим, что аналогичным образом обстоит дело и с названием летописных варягов. Точно так же не немецкие, а шведские ученые первыми отождествили их с вэрингами исландских саг и византийскими варангами. Первым западноевропейским автором, заявившим о скандинавском происхождении варягов, был шведский дипломат П. Петрей. В своей «Истории о великом княжестве Московском», изданной в 1614–1615 гг., он при пересказе римской легенды о происхождении трех варяжских князей из Пруссии впервые заявил, что «кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции», хоть в другом месте своего труда на основе своих личных наблюдений отмечал, что «русские называют варягами народы, соседние Балтийскому морю, например, шведов, финнов, ливонцев, куронов, пруссов, кашубов, поморян и венедов»{394}. С легкой руки Петрея высказанная им догадка пошла гулять по страницам сначала шведских, а затем и немецких исторических трудов, продолжая свое странствие по сию пору. Однако политический подтекст «догадки» Петрея очевиден: именно в это время Швеция стремилась максимально усилиться за счет предельно ослабленной в ходе Смутного времени Руси, вынашивая различные планы от избрания шведского королевича на русский престол до образования марионеточного Новгородского государства под шведским протекторатом. И в этом отношении «догадка» профессионального дипломата и специалиста по московским делам пришлась как нельзя более кстати, создавая исторический прецедент шведским притязаниям.
С тех далеких пор норманисты и утверждают, что происхождение имени Руси связано со скандинавами, но надежно обосновать свои заявления более чем за три столетия так и не смогли. Как мы помним, в ПВЛ сказано достаточно определенно: «и изъбращася 3 братья, с роды своими, [и] пояша по собе всю Русь»{395} — «и избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь». Хоть норманист А.А. Шахматов и утверждал, что слово русь это сравнительно поздняя вставка в «Сказание о призвании варягов», тем не менее скандинавское происхождение Руси, будь оно доказано, автоматически подтверждало бы скандинавское происхождение и трех братьев, и варягов. Соблазн был и продолжает оставаться очень большим, и, вопреки гипотезе А.А. Шахматова, норманисты до сих пор изо всех сил стараются обосновать именно скандинавскую этимологию происхождения названия нашего народа. Стараются они сделать это вопреки целому ряду очевидных фактов. Во-первых, автор ПВЛ уже во вступлении совершенно однозначно упоминает как отдельные народы варягов, шведов, норвежцев, готов и русь. Следовательно, русский летописец четко отличает варягов и русь от скандинавов — шведов и норвежцев. Во-вторых, никакого племени русь, рось или с каким-нибудь похожим названием в Скандинавии никогда не было, и напрямую обосновать переход названия «Русь» из Скандинавии к восточным славянам не представляется возможным. В-третьих, сами скандинавы нашу страну Русью ни во время призвания Рюрика, ни даже позже никогда не называли. Традиционно они использовали для этого понятия Гардарики или Гарды. Все специалисты отмечают, что понятия «Русия», «Русция», «Рюцаланд» и т.п. появляются в скандинавской литературе достаточно поздно и носят книжный характер. Самые первые примеры подобного названия мы видим в форме Русция латиноязычной «Истории Норвегии», написанной по различным оценкам в период между 1152 до 1264–1266 гг., и в форме Русия опять-таки в латиноязычной «Саге об Олаве Трюггвасоне», написанной около 1190 г.{396}
