Шарль Монтескье - Избранные произведения о духе законов

ГЛАВА IV

О положении республики в подобном случае

Республика, принудившая народ обрабатывать для нее землю, не должна допускать, чтобы гражданин мог увеличивать платежи раба. В Лакедемоне не дозволяли этого: там полагали, что илоты будут лучше обрабатывать землю, если они будут знать, что их рабство не станет более тяжелым; там полагали, что господа будут лучшими гражданами, если будут довольствоваться тем, что они привыкли иметь.

Когда в монархии дворянство заставляет покоренный народ возделывать землю в свою пользу, то и тут тоже не следует допускать увеличения податей. Более того, хорошо, если государь будет довольствоваться своим доменом и военной повинностью. Если же он хочет взимать денежные налоги с рабов своих дворян[83] , то надо, чтобы за правильное поступление налогов был ответствен господин этих рабов; чтобы он уплачивал за них, а они возмещали ему уплаченное. Если же это правило не будет соблюдаться, то господин и сборщики налогов государя будут поочередно угнетать раба, передавая его друг другу из рук в руки до тех пор, пока он не погибнет от нищеты или не убежит от них в леса.

Все сказанное мною еще более необходимо для деспотического государства. Господин, который ежеминутно может лишиться своих земель и своих рабов, не очень склонен заботиться о них.

Петр I, желая по примеру Германии собирать налоги в денежной форме, сделал очень благоразумное распоряжение, которому до сих пор следуют в России. Дворянин собирает установленные подати с крестьян — и уплачивает их царю. Если число крестьян уменьшается, он платит, как и прежде; если число их увеличивается, он не платит больше прежнего. Таким образом, дворянин сам заинтересован в том, чтобы не притеснять своих крестьян.

В государстве, где все люди — граждане, где каждый владеет своей собственностью, как государь — своим государством, можно взимать налоги с лиц, с земли или с товаров, с двух из этих категорий или со всех трех вместе.

В подушном налоге способ обложения, строго пропорциональный имуществам, несправедлив. В Афинах граждане были разделены на четыре класса. Те, которые извлекали из своих имуществ 500 мер продуктов жидких или сухих, платили обществу один талант; те, которые имели 300 мер, вносили половину таланта; те, которые получали 200 мер, уплачивали 10 мин, или шестую часть таланта; граждане четвертого класса не платили ничего. Налог был справедлив, хотя и непропорционален: если он не был пропорционален имуществам, то был пропорционален нуждам. Было принято во внимание, что все нуждаются в равном минимуме необходимого для жизни; что этот минимум не подлежит обложению; что за необходимым для жизни следует полезное, которое следует облагать, но менее, чем излишнее; что высокое обложение излишнего препятствует излишеству.

При обложении земель производятся росписи, в которые вносят различные классы поземельных имуществ. Но определить эти различия очень трудно, и еще труднее найти людей, которые не были бы заинтересованы в том, чтобы скрывать их. Отсюда — два рода несправедливостей: несправедливости, зависящие от людей, и несправедливости, связанные с самим существом дела. Но если обложение в общем не чрезмерно велико, если необходимое оставлено народу в изобилии, то эти частные несправедливости ничтожны. Если же, напротив, народу оставят лишь то, что ему нужно в обрез для поддержания жизни, то малейшая диспропорция поведет к самым пагубным последствиям.

Нет большой беды, если некоторые граждане платят меньше, чем следует: их благосостояние всегда обращается на пользу обществу; но если некоторые лица платят слишком много — их разорение обратится во вред обществу. Если государство соразмеряет свое богатство с богатством отдельных лиц, то с обогащением последних увеличится вскоре и его богатство. Здесь все сводится к вопросу времени: начнет ли государство обогащать себя посредством разорения своих подданных или оно подождет, пока достигшие материального благосостояния подданные обогатят его? Станет ли оно пользоваться выгодами первого или второго способа обогащения? Начнет ли оно с богатства или кончит богатством?

Налоги на товары менее всего ощутительны для народа, потому что они не связаны с формальным требованием уплаты. Они могут быть так благоразумно распределены, что народ почти и знать не будет, что уплачивает их— Для этого особенно важно, чтобы уплата налога была возложена на того, кто продает товары. Последний прекрасно знает, что он платит не из своих средств; а в представлении покупателя, который в сущности уплачивает этот налог, он сливается в одно целое с ценой товара. Некоторые авторы сообщают, что Нерон отменил налог в размере одной двадцать пятой части с цены продаваемых рабов. Однако он только распорядился, чтобы этот налог уплачивал не покупатель, а продавец. Это распоряжение, оставлявшее весь налог без изменения, показалось отменой налога.

В Европе есть два государства, где установлены очень высокие налоги на напитки: в одном[84] налог уплачивается только производителем, в другом — он безразлично взимается со всех потребителей[85]. В первом — никто не ощущает тяжести налога; во втором — он считается тяжелым. Там гражданин ощущает лишь свободу не платить; здесь он ощущает лишь необходимость платить.

Кроме того, чтобы гражданин платил постоянно, приходится производить в его доме розыски, что в высшей степени противно свободе; и те, которые установили такого рода налоги, не имели счастья найти для этого удачной администрации.

Чтобы цена товара и налог, которым он облагается, могли образовать одно целое в представлении налогоплательщика, надо, чтобы между товаром и налогом существовало некоторое соотношение и чтобы малоценные вещи не облагались высоким налогом. Есть страны, где налог на товар в 17 или 18 раз превышает цену товара[86]. В таком случае государь не оставляет у подданных никаких иллюзий; они видят, что ими управляют неблагоразумно, и потому особенно остро ощущают свою несвободу.

Кроме того, чтобы государь мог собирать налог, столь несообразный с ценностью товара, надо, чтобы он сам продавал этот товар и чтобы народ больше нигде не мог покупать его, а это сопряжено с массой неудобств.

В таком случае злоупотребления становятся очень выгодными, .причем естественное наказание за них, предписываемое разумом и состоящее в конфискации товара, не в состоянии остановить их, тем более, что стоимость этого товара обыкновенно ничтожна. Поэтому приходится прибегать к чрезвычайным наказаниям, подобным тем, которые назначаются за величайшие преступления. При этом уничтожается всякая пропорциональность между наказаниями. Люди, нисколько не злонамеренные, наказываются, как злодеи, что в высшей степени противно духу умеренного правления.

Прибавлю, что, чем больше создается поводов для того, чтобы народ обманывал откупщиков, тем более обогащаются откупщики и разоряется народ. Чтобы прекратить злоупотребления, надо предоставить откупщику чрезвычайную власть, а тогда все погибло[87].

Скажем мимоходом об установленном в некоторых государствах налоге на различные виды гражданских договоров. Чтобы защитить себя от Откупщика, необходимо большое знание дела, так как дела этого рода подлежат самому тонкому расследованию. Поэтому в качестве истолкователя уставов государя откупщик получает произвольную власть над чужим имуществом. Опыт показал, что было бы гораздо лучше заменить эти налоги обложением бумаги, на которой должен быть написан контракт.

В деспотическом государстве налоги должны быть очень низкими. Иначе, кто согласится заниматься там земледелием? Да и как платить большие подати при правлении, которое ничем не возмещает подданному то, что получает от него?

При страшной силе государя и крайнем бессилии народа необходимо, чтобы между ними не было ничего двусмысленного. Налоги должны быть так ясно установлены и способы взимания их так легки, чтобы сборщики не могли ни увеличивать, ни уменьшать их по собственному произволу. Некоторая часть натурой, подушная подать, налог на товары в размере определенного процента — вот что единственно приличествует такому правлению.

Хорошо, если в деспотическом государстве купцам дается личная охрана и к ним принято относиться с уважением; без этого они оказались бы бессильными при возможных столкновениях с чиновниками государя.